ВОЗМОЖНОСТИ ИНСТИТУЦИОНАЛЬНОГО АНАЛИЗА ТЕНЕВОЙ ЭКОНОМИКИ

Стратулат Владлен Георгиевич

аспирант ВолГУ,

 г. Волгоград

E-mail: ecodev@mail.ru

Изучение теневой экономики как на Западе, так и в России началось относительно недавно. Экономическая наука в ХIХ столетии и, тем более, в ранний период своего развития преимущественно абстрагировалась от теневой составляющей хозяйственной жизни общества, считая ее долю незначительным. Вместе с тем, первая попытка экономико-математического моделирования преступности была осуществлена Ч. Беккариа в конце XVIII в., однако оказалась проигнорирована его современниками. В этом нет ничего удивительного, поскольку внимание экономистов на протяжении XIX—XX вв.было приковано главным образом к анализу равновесных процессов, особенно рыночного равновесия, с целью создания «чистой» экономической теории.

Такую теорию удалось создать неоклассическим экономистам к середине XX в., однако она оказалась настолько абстрактной, что продолжает и по сей день подвергаться разносторонней критике. Неоклассическая экономическая теория может применяться для анализа распределения ресурсов только в условиях рыночной экономики, действующей максимально приближенно к полной эффективности, т.е. при условии самой абстрактной постановки проблемы. Предметом классической и неоклассической экономической теории являются закономерности развития экономики, а закономерное развитие должно быть спроецировано на нормальное поведение людей, хотя, безусловно, определенная ненормальность имманентна экономике.

Исследования экономических преступлений в социологии берут начало в 1930-х гг. Именно тогда Э. Сатерлендом была предложена концепция «беловоротничковой преступности», согласно которой скрытая, теневая, противоправная деятельность является органическим компонентом каждодневной практики бизнеса, особенно деятельности крупных корпораций. И фактически именно эконом-социологи (а не экономисты) до конца 1960-х гг. занимались анализом проблем экономической преступности. Методологической основой их иссле­дований являлось представление о преступнике как личности с устойчивыми отклонениями от общественных норм, своего рода социальном девианте. Преступление, по мнению классика социологии Э. Дюркгейма, является ключевой патологической характеристикой общества. При этом роль наказаний подвергалась сомнению, поскольку считалось что преступность является формой иррационального поведения. Функция санкций, связанная со сдерживанием преступ­ников от совершения правонарушений, рассматривалась как второсте­пенная, а основной считалась функция реабилитации (перевоспитания).

Преступность впервые попала в фокус экономико-теоретического анализа в конце 1960-х гг. Этот «прорыв» был связан с именем Г. Беккера, получившего в 1992 г. Нобелевскую премию по экономике. Разработанная им методология изучения правонарушений представ­ляет собой своего рода квинтэссенцию неоклассической экономи­ческой теории. Оригинальность данного подхода заключается в применении к моделированию поведения преступников концепции совершенной (абсолютной) рациональности, которая предполагает, что индивиды становятся преступниками из-за выгодности преступ­ления в сравнении с легальными видами деятельности с учетом вероятности поимки и осуждения, а также суровости наказания. Таким образом, в основу экономической теории преступлений и наказаний заложены методологические принципы индивидуализма и максими­зации полезности. Тем самым институты выводятся за рамки анализа и фактически полагаются в качестве констант.

Развитие экономической теории преступности в рамках более общей теории теневой экономики на протяжении второй половины XX в. было связано преимущественно с разработкой неоклассической методологии. В ее основе лежит модель «рационального преступ­ника», который принимает своеобразные инвестиционные решения в условиях неопределенности посредством анализа соотношения затрат и выгод от правонарушений, учитывая тяжесть и вероятность санкций. Неоклассики традиционно выводили теневые компоненты и институты за рамки своих аналитических конструкций, а, начиная с работ Г. Беккера, пытались исследовать теневые феномены на основе аксиомы методологического индивидуализма (абсолютная рациональ­ность выбора и ориентация на максимизацию полезности), многократно критиковавшейся и ограниченной по своей сути. Напротив, институционалисты привлекают особое внимание к нефор­мальным нормам и устойчивым аномалиям в экономике, скрытым мотивам и переплетенным интересам агентов, легитимации и деформализации хозяйственного порядка, что особенно важно для анализа нестационарных хозяйственных систем. Ограниченность неоклассической методологии связана также с игнорированием социальных причин теневой экономики и абстрагированием от сращивания интересов преступников и правоохранительных структур в ходе их длительного взаимодействия [1].

Неоклассический подход эффективен для анализа теневой экономики в развитых странах со стабильной правовой средой, а институционализм — для изучения теневых процессов в переходных экономиках [2].

Теневая экономика представляет собой сложный и непрерывно развивающийся субститут легальной хозяйственной деятельности. Потенциал институциональной теории в ее анализе определяется смещением акцентов на инновационные и компенсаторные функции неформальных институтов в отношении законодательных норм и процедур, наличие многообразных моделей ограниченной рацио­нальности поведения агентов, возможность трансформации теневых институтов в институциональные «ловушки». Представляется перспек­тивной концепция вмененной рациональности как модели осознанного оппортунистического поведения правонарушителя, навязанной ему несовершенной институциональной средой. Объектом государст­венного регулирования теневых процессов является рациональность коллективного выбора в пользу оппортунистических стратегий, а критерием его эффективности — уровень трансакционных издержек хозяйствующих субъектов.

Государство — конституционный агент общества, выполняющий функцию расширенного воспроизводства благоприятных условий жизнедеятельности его агентов. В этой связи нелогичным выглядит стремление неоклассиков ограничить сферу компетенций государства лишь установлением и осуществлением санкций в отношении преступников. Ведь при этом игнорируются профилактические и реабилитационные функции, связанные, соответственно, со «входом» в преступную среду и «выходом» из нее.

Согласно предложенному Г. Беккером подходу, «равновесный объем преступности» формируется в процессе своеобразной конку­ренции правонарушителей и защитников правопорядка. Однако переплетение официальной и теневой экономики выражается в сращивании интересов преступников и правоохранительных органов, что отражается в массиве исследований полицейской коррупции. Распространяя на анализ преступности философский принцип взаимоперехода субъекта и объекта, можно прийти к выводу, что длительное взаимодействие правоохранительных и криминальных институтов эволюционно ведет к пересечению и постепенному сращиванию их интересов. Не случайно именно правоохранительная сфера является в России наиболее коррумпированной.

Этим обусловлена целесообразность расширения «игровой» модели институциональной системы Д. Норта путем введения в нее «арбитров» наряду с «игроками» и «правилами игры» [3]. В качестве экономических «арбитров» в нашей стране выступают многочисленные контролирующие институты и их территориальные органы — Генеральная прокуратура РФ, МВД, Федеральная служба безопасности, Федеральное казначейство, Роспотребнадзор, Государственная противопожарная служба, Федеральная налоговая служба, Росприроднадзор, Федеральная антимонопольная служба и др. Все они в различной степени охвачены теневыми отношениями и коррумпированы.

Следовало бы отказаться от неоклассического представления коррупции как совокупного результата индивидуальных действий государственных служащих, связанных с поиском ренты в области своих компетенций. Коррупция — это институциональный процесс, который нельзя рассматривать вне сложившейся и развивающейся системы социально-экономических институтов. Именно институцио­нальная система общества создает возможности и формирует мотивацию коррупционных действий. Агенты таковы, каковы институты, в которые они входят. Поэтому важно не столько ужесточать санкции и выявлять отдельных коррупционеров, сколько реформировать систему институтов в направлении сокращения «взяткоемкости» законов, снижения тран­сакционных издержек административных процедур, четкого опреде­ления полномочий и функций контролирующих и силовых структур.

Список литературы:

1. Стратулат В.Г. Институционализм и регулирование теневой экономики // Российское предпринимательство. 2010. № 7. — С. 14—18.
2. Фролов Д. Анализ теневой экономики: институциональный подход // Экономист. 2008. № 9. — С. 65—71.
3. Фролов Д.П., Стратулат В.Г. Институциональная парадигма анализа экономической преступности и теневой экономики // Современная экономика: проблемы и решения. 2010. № 8. — С. 21—29.