ИНГУШЕТИЯ И БОЛЬШЕВИКИ НАКАНУНЕ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ НА ТЕРЕКЕ- ВЫНУЖДЕННЫЙ АЛЬЯНС ИЛИ ОСНОВА ПРОЧНОГО СОЮЗА

При рассмотрении событий русских революций и гражданской войны на Северном Кавказе для историков по сей день остается важным понимание того, насколько прочным был базис ингушско- большевистского союза, в котором некоторые авторы- как советские [7, с. 331], так и белогвардейские [3, с. 99],- видели чуть ли не корни победы Советской власти в регионе.

Накануне войны Ингушетия как регион, практически лишенный городского пролетариата и почти целиком агарный, слабо участвовал в партийно-политической жизни страны. Тем не менее, даже в дореволюционной Ингушетии социал-демократические идеи не были тайной за семью печатями поголовно для всего населения. Еще накануне Первой русской революции упоминается в литературе факт существования марксистского кружка (лидером которого называют Мухтара Ахриева) в Галашках. А в годы революции 1905-1907 гг. появляются и большевики–ингуши (старейшим из которых считается Ю. Албогачиев, вступивший в партию как раз в 1905 г., по другим данным- в 1908 г.) [8, с. 27].

Хотя говорить о широком распространении в Ингушетии в канун революционных событий 1917 г. социал-демократических идей (равно как и иных политических концепций) не приходится - хотя бы в силу неграмотности подавляющего большинства ингушей. В то же время, образованная элита не могла не знать и не интересоваться идейными установками и политическими программами ведущих политических партий страны. Немаловажное место в их ряду занимали и социал-демократические партии, в первую очередь - большевики. Хотя в стране они находились в подполье, на Северном Кавказе хорошо был известен один из виднейших лидеров партии – С.М. Киров, сотрудничавший с газетой «Казбек», придерживавшейся довольно передовых для своего времени взглядов, в том числе, и на положение горского населения. Часть будущих ингушских участников событий гражданской войны на Тереке имела, к тому же, опыт общения с Кировым не только по его работе во Владикавказе до войны, но и после событий Корниловского мятежа в августе 1917 г., когда Киров, вместе с «мусульманской делегацией» лично посещал подразделения Ингушского полка Туземной конной дивизии и агитировал его офицеров и рядовых за сохранение верности законным властям и невмешательство в противоборство с Корниловым Временного правительства, заключившего временный союз с ленинцами.

В первые недели и месяцы после победы Февральской революции в России в Терской области возникли национальные органы власти. Исключением не стала и Ингушетия. Вечером 6(19) марта 1917 г. во Владикавказе был избран ингушский исполнительный комитет (национальный комитет) из 9 человек, председателем которого стал отставной генерал Т.Укуров, его заместителем - М. Джабагиев [5, с. 67]. Вскоре был образован и Ингушский национальный совет во главе с В. Джабагиевым. Формирование властных органов было продолжено на состоявшемся 22-23 апреля 1917 г. съезде представителей ингушского народа. Перед новыми национальными органами власти встала во весь рост задача выработки стратегии действий как в области обустройства внутренней жизни в регионе в условиях российской смуты, так и отношений с внешними политическими силами, которых в тогдашней России было изобилие. Вполне логично было, чтобы новые ингушские власти, которые были заинтересованы, прежде всего, в стабильном развитии и страны, и всего края, ориентировались на связи с умеренными силами страны. Тем более, что сами лидеры тогдашней ингушской политической элиты были приверженцами именно умеренно-буржуазных и светско- националистических ценностей.

Однако, как раз умеренные, которые номинально взяли власть в стране в лице Временного приятельства, были не готовы к налаживанию тесных контактов с национальными окраинами. Как всегда, проявилась болезнь недооценки работы на местах, общая для российских властей практически во все времена. Характерно, что это отмечали сами видные представители горского национального движения, в частности тот же В. Джабагиев, который в своем выступлении на заседании чрезвычайного соединенного совещания по вопросам организации областной власти на Тереке с участием горских и казачьих делегатов, а также представителей от рабочих, крестьянских солдатских комитетов и горожан 22 ноября 1917 г. заявил о том, что представители Центра «сколько не входили в соприкосновение с горцами – не вошли в их быт, их духовную жизнь» [6, с 254]. Однако, в этом отношении именно большевики выделялись в ряду иных партий, уделяя данной стороне вопроса самое пристальное внимание. Возможно, этому способствовало и то, что легитимизации большевиков в глазах наиболее образованной и умеренной части местной элиты мешали и методы прихода ленинцев к власти в центре, и стремление их эмиссаров на местах (включая того же Кирова) немедленно последовать примеру своего ЦК и взять бразды правления на Тереке в свои руки. Местные политические силы, по крайней мере, та их часть, к которой принадлежал и В. Джабагиев, и которые могли быть отнесены к умеренным, в целом, не отрицали возможность диалога и были готовы к разумным компромиссам. В то же время, хотя ряд исследователей считает, что большевики, «…в 1917 году, став настоящей партией войны, хотя и были озабочены преимущественно проблемами мировой революции» [4, с. 118], отвергали всякий компромисс, но представляется очевидным, что в ранний период борьбы за власть, все же, готовы были к определенному лавированию - лучшими свидетельствами того стали временный союз с левыми эсэрами и Брестский мир. Тем более, эта готовность проявлялась, когда речь шла о политике на национальных окраинах [1, с. 224].

В самой среде ингушской элиты не было единства. К лету 1917 г. одним из наиболее умеренных ее представителей - братьям Джабагиевым, занявшим к тому времени лидирующие позиции, удалось, заручившись поддержкой духовенства, обеспечить свободу маневра как в своей внутренней политике в Ингушетии, так и в отношении внешних контактов с ведущими политическими силами Кавказа и России. Но полностью консолидировать общество они не смогли. Часть интеллигенции отошла от поддержки национальных органов и на ее основе возникло социалистическое движение, которое позже стало основой революционно-демократических течений [5, с. 70].

Первым крупным политическим кризисом, сделавшим большевиков и ингушей попутчиками, стали события осени – зимы 1917 г. в Терской области, связанные с развязыванием местными правыми казачье-ингушского конфликта. Как известно, одновременно с «ингушским вопросом» ультраправые намеревались решить и вопрос устранения нарождающейся Советской власти в крае. Так, 30 декабря 1917 г. произошло нападение правых на Владикавказский Совет. Реакционно настроенные офицеры арестовали его руководителей С. Буачидзе и М. Орахелашвили [2, с. 89]

Реакция решила также выигрышно воспользоваться сложившейся ситуацией, чтобы закрепить свои успехи во Владикавказе легитимными решениями форума съезда народов Терека, созванного в январе 1918 г. в Моздоке по инициативе правых. Выступившие на съезде представители контрреволюции требовали санкции съезда для общего наступления на чеченцев и ингушей, на съезде, кстати, не представленных [8, с. 30]. Выдвигались даже предложения в обмен на санкцию на фактическое истребление горцев немедленно рассмотреть вопрос о признании власти Совета Народных Комиссаров [6, с. 259].

Однако, большевики проявили себя более дальновидными и искусными политиками, чем правые. Они фактически заблокировали принятие инициатив правых. Возможно, в этом случае сыграло свою роль осознание того факта, что правые, в любом случае, окажутся только временными попутчиками, и расправившись с ингушами и чеченцами, в силу логики политической борьбы следующими «главными врагами» неизбежно объявят самих большевиков. Так или иначе, именно благодаря позиции социалистического блока во главе с Кировым решение о санкционировании расправы над ингушами на съезде было остановлено в принятии, а на следующем, Пятигорском съезде в феврале 1918 г., куда прибыла уже и ингушско- чеченская делегация, окончательно снято с повестки дня.

Именно в начале 1918 г. можно говорить о налаживании первого серьезного и долговременного контакта между ингушами и большевиками. В дальнейшем, события, связанные с началом решения Советами земельного вопроса и подавлением бичераховского мятежа, подвели под этот, в то время еще относительно шаткий союз, более основательную базу. Кроме того, в этот период подобный подход вызвал определенную консолидацию различных сфер ингушского общества - от светских умеренных деятелей до духовенства. Иными словами, ответ на вопрос, поставленный в заголовке статьи, может формулироваться так - союз вынужденный, обусловленный объективными условиями существовавшей на тот момент общественно-политической ситуации в регионе, но уже в самом начале имевший все основания для того, чтобы стать не временным, а достаточно долгосрочным (по крайней мере, до окончания внтурироссийского противостояния), каковым он позднее и стал.

Таким образом, можно сделать ряд выводов. Взаимоотношения большевиков и большевистской партии с ингушами во время русских революций 1917 г. и гражданской войны 1917-1921 гг. прошли ряд последовательных этапов. Период с марта 1917 по февраль 1918 г. был лишь первым из этих этапов. На данном этапе эти взаимоотношения находятся в зачаточном состоянии и носят, в целом, бессистемный и спорадический характер. Они, в основном, ограничиваются теми ситуациями, в которые вовлекались в послефевральский период обе стороны логикой внутрироссийской политической драмы (вроде Корниловского мятежа или Первого съезда народов Терека). Тем не менее, уже в период этих первых контактов, которые становились чем дальше, тем более частыми и продолжительными, позиция большевиков по основным вопросам представлялась, по сравнению с другими политическими силами тогдашней России, наиболее принципиальной и, во всяком случае, наиболее отвечающей интересам народов окраин. Разумеется, при этом большевики преследовали, прежде всего, свои политические цели, более или менее сиюминутные, и подобная позиция, ими занимаемая, была, как правило, не более чем элементом общей борьбы за власть. Но горским народам, решение проблем которых (пусть и частичное), притом самых насущных проблем, подразумевала реализация популистских лозунгов большевиков, были, в общем, безразличны побудительные мотивы красных, благодаря которым те же ингуши могли получить землю или восстановить иные свои попранные права. Противники большевиков, (во всяком случае, те из них, кто обладал реальной военной и политической силой) не были готовы дать ингушам такие гарантии даже на словах, причем, из каких бы то ни было побуждений - бескорыстных или сугубо прагматичных. Таким образом, первоначально обусловленное обстоятельствами развития внутрироссийской драмы на Кавказе объединение лишь впоследствии обретает более или менее артикулированные формы тесного политического союза. Но эти формы относятся уже к более позднему времени-1919-1920 гг., разгару гражданской войны на Северном Кавказе.

Список литературы:

1. Булдаков В. Красная смута. Природа и последствия революционного насилия. М.: РОССПЭН, 1997.- 375 с.
2. Гойгова З.А.-Г. Народы Чечено-Ингушетии в борьбе против Деникина. Грозный: Чечено-Ингушское кн. изд-во, 1963.-223 с.
3. Деникин А. И. Очерки русской смуты// Вопросы истории. 1993, № 11.- 190 с.
4. Магомедов Ш.М. Северный Кавказ в трех революциях. М.: Наука, 1986.- 208 с.
5. Музаев Т.М. Национально-освободительное движение чеченцев и ингушей в послефевральский период (март-ноябрь 1917 г) // Ойла (журнал социальных наук и публицистики), №1, 1998. С. 61-79.
6. Музаев Т. М. Союз горцев. Русская революция и народы Северного Кавказа. М.: Партия, 2007.- 520 с.
7. Орджоникидзе С. Статьи и речи. Т.1. М.: Госполитиздат,1956.- 516 с.
8. Очерки истории Чечено-Ингушской АССР, т.2. Грозный: Чечено-Ингушское кн. изд-во, 1972.- 360 с.