НОВЫЕ ПОДХОДЫ К ОПРЕДЕЛЕНИЮ ТЕРМИНА «КАВКАЗСКАЯ ВОЙНА» В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ИСТОРИОГРАФИИ

Понятие «Кавказская война» прочно утвердилось в отечественном кавказоведении, однако, следует отметить, что точной и четкой его трактовки в настоящее время нет. Собственно, его широко использовали уже представители отечественной дореволюционной историографии (В.А. Потто, Н.Ф. Дубровин, Д.И. Романовский, Р.А. Фадеев и др.), но, несмотря на достаточно ясное изложение ее исходных причин и предпосылок, объясненных с позиций «евроценризма», однако, не были определены ни хронологические рамки тех боевых действий, которые включались исследователями в эту войну, ни ее общей событийной канвы.

В советской историографии указанный термин получил более определенную трактовку и занял достаточно четкую «нишу» в анализе исторического развития Российской империи. Историки этого периода все исторические явления в силу политически-идеологических причин объясняли с упрощенной «марксистской» позиции, где все сводилось лишь к социально-экономическим факторам и борьбе общественных классов. Одновременно, из-за пропагандируемых лозунгов «дружбы народов» и «классовой солидарности бедняков и трудящихся всех наций», русский народ в целом никак не мог быть объявлен «завоевателем и колонизатором Кавказа». Агрессорские устремления приписывались неким условным явлениям, обозначаемым как «царизм» и «империализм». Горцы же в этом случае характеризовались как борцы одновременно с «колониальными» устремлениями царского правительства и «гнетом» местных феодалов. Таким образом, возникла концепция сопротивления горцев. К началу 1940-х гг. окончательно сложилась советская трактовка Кавказской войны: на этапе перехода к феодальному обществу, а также в его «недрах» обострились классовые противоречия, усугубленные российской колониальной экспансией, что породило масштабное антифеодальное и антиколониальное движение под религиозными лозунгами [2, с. 231]. Подобная концепция во многом определялась и позицией непререкаемых в советской исторической науке авторитетов – К. Маркса и Ф. Энгельса, которые «… в событиях на Кавказе… усматривали частный случай проявления международного революционного подъема против царской России, героический пример национально-освободительного движения, достойный всеобщего подражания» [2, с. 227] Некоторые историки смогли отойти в своих исследованиях от указанных стереотипов. Первую попытку этого предпринял Н.И. Покровский в 30-х гг. XX в. в своем труде «Кавказские войны и имамат Шамиля», где смог отойти от многих ставших традиционными к тому времени штампов и даже поставил некоторые из них под сомнение. К сожалению, опубликована она была лишь благодаря усилиям его сына через 60 лет после завершения [5]. В Советском Союзе первым отойти от традиционных взглядов смог М.М. Блиев, который в 1983 г. опубликовал в журнале «История СССР» статью «Кавказская война: социальные истоки, сущность». Так как в те времена действие идеологических догм было еще незыблемо, то автору пришлось излагать свои взгляды очень осторожно. Он рискнул высказать предположение, что для горцев боевые действия вовсе не носили характер антифеодальной и антиколониальной борьбы – для горцев окрестные племена и народы всегда были объектом военной экспансии, осуществлявшейся с целью захвата пленных и вымогательства дани [1, с. 54]. При этом «… уже в XVIII веке политика России, постепенно лишавшая горцев традиционных объектов экспансии, приходила в столкновение с интересами организаторов и участников набегов» [1, с. 57, 59]

Однако, и сегодня концепция «сопротивления горцев» широко распространена в отечественной историографии. Когда постсоветская Россия признала себя преемницей Российской империи, то завоевателем Кавказа стала считаться вся она в целом. К сожалению, сейчас некоторые отечественные историки, прежде всего, происходящие из кавказских народов, предпочитают трактовать некоторые аспекты Кавказской войны в слишком благоприятном для горцев свете, представляя их лишь невинными жертвами российской агрессии [9]. Одной из наиболее интересных работ в подобном ракурсе видения проблем Кавказской войны является книга Я.А. Гордина «Кавказ. Земля и кровь». Следует отметить, что, в отличие от многих других авторов с аналогичной точкой зрения, этот историк активно использовал документы и архивные сведения, благодаря чему он смог воссоздать вполне убедительную картину реализации на Кавказе определенного комплекса «имперский» идей и стремлений России, отмечая также, как менялся этот комплекс под воздействием различных политических и экономических факторов. При этом, из текста книги явно заметно отрицательное отношение автора к описываемым событиям. В одной же из своих статей, опубликованных в журнале «Звезда» Гордин выразил согласие с точкой зрения, что переселение значительной части черкесского народа в Турцию после завершения Кавказской войны является целенаправленным геноцидом черкесов (адыгов), устроенным Российской империей. Подобная трактовка истории дестабилизирует и без того напряженную обстановку на Северном Кавказе.

Однако, имеются и перспективные направления изучения проблемы Кавказской войны, которые лишены одностороннего взгляда на этот вопрос. Ряд исследователей, прежде всего из историко-регионоведческой школы профессора В.Б. Виноградова, следующих разработанной им концепции «российскости», рассматривает данное явление как весьма сложный, многогранный и противоречивый процесс, где боевые действия являлись лишь одной из его сторон, сочетаясь с торговлей и добровольным переходом горцев под покровительство России. Некоторые из них, например, О.В. Ктиторова [4, с. 102], Ю.В. Приймак [6, с. 105-106], К.В. Скиба [7, с. 107] и А.А. Цыбульникова [8, с. 108-109] даже считают необходимым отказаться от использования данного термина вследствие того, что он, по их мнению, разрушает сложившееся единство кавказских народов и России, не имея при этом четкого теоретического определения и обоснования. Правда, альтернативных вариантов предложено не было.

Одной из перспективных концепций, характеризующих взаимодействие Кавказа и Российской империи в первой половине XIX в., является теория «контактных зон». Одним из ее главных понятий является «фронтир» («frontier») – граница особого рода, разделяющая представителей разных культур. Вдоль нее неизбежно происходит «культурный билингвизм» - взаимопроникновение характерных черт этих культур. Впервые этот термин в широком значении применил американский историк Ф. Тернер (Frederick Jackson Turner) в 1890-х гг., опубликовав статью «Значение фронтира для американской истории», где говорил о положительной роли фронтира, противопоставляя ее истории конфликтов. После Тернера этот термин применяли еще несколько западных специалистов, в том числе, и по отношению к европейской истории.

В отечественной науке аналогом понятия «фронтир» является определение «контактная зона», впервые введенное В.Д. Королюком в 1972 г. [3, с. 31-46] Достаточно активное использование концепции «контактных зон» и «фронтира» началось с 90-х гг. XX в., причем собственно к Кавказу ее применил американский историк Томас Барретт в своем труде о терских казаках [11, с. 1-38].

В отечественной историографии теорию «контактных зон» применительно к Кавказу разрабатывал ряд исследователей, включая Д.И. Олейникова, С.Г. Агаджанова, Д.Я. Резуна, В.В. Трепавлова. Их взгляды и разработки были обобщены в статье Т.П Хлыновой, которая в итоге пришла к выводу, что «процесс интегрирования в общеимперский организм содержит немало примеров бережного отношения так нелюбимого ныне «царского самодержавия» к культурному наследию своих подданных» [10, с. 68]

Таким образом, в отечественной современной исторической науке нет единого подхода к определению термина «Кавказская война». Позиция исследователя зависит, прежде всего, от его идеологических взглядов и политических пристрастий. Однако, в последние годы наметились интересные и перспективные направления изучения этого исторического явления и связанных с ним вопросов и проблем.

Список литературы:

1. Блиев М.М. Кавказская война: социальные истоки, сущность // История СССР. 1983. № 2.
2. Дегоев В.В. Проблема Кавказской войны XIX в.: историографические итоги // Сборник Русского Исторического общества. 2 (150). М., 2000.
3. Королюк В.Д. О так называемой контактной зоне в Юго-Восточной и Центральной Европы периода раннего средневековья // Юго-Восточная Европа в средние века. Кишинев, 1972.
4. Ктиторова О.В. К дискуссии о научной состоятельности понятия «Кавказская война» // Вопросы южнорусской истории. Выпуск 11. Москва-Армавир, 2006.
5. Покровский Н. И. Кавказские войны и имамат Шамиля. М., 2000.
6. Приймак Ю.В. «Кавказская война» - устоявшаяся эфемерность // Вопросы южнорусской истории. Выпуск 11. Москва-Армавир, 2006.
7. Скиба К В. Об уходе понятия «Кавказская война» // Вопросы южнорусской истории. Выпуск 11. Москва-Армавир, 2006.
8. Цыбульникова А.А. От «войны» до «интеграции»? //Вопросы южнорусской истории. Выпуск 11. Москва-Армавир, 2006.
9. Черкесия в XIX веке. Сб. статей. Майкоп, 1991; Кавказская война. Спорные вопросы и новые подходы. Тезисы докладов международной научной конференции. Махачкала, 1998; Панеш А.Д. Мюридизм и народно-освободительное движение адыгов Северо-Западного Кавказа (1829-1864). Дис. на соиск. Ученой степени канд. ист. наук. М., 1994.
10. Хлынова Т.П. Роль подвижной границы во взаимоотношениях народов России и Северного Кавказаво второй половине XIX в. // Историческое регионоведение Северного Кавказа – вузу и школе (9-я всероссийская конференция). Ч. 1. Армавир, 2005.
11. Thomas M. Barrett. At the Edge of Empire. The Terek Cossacks and the North Caucasus Frontier. 1700-1860. Westview Press, 1999.