ВИДЫ УМЫСЛА В УГОЛОВНО ПРАВЕ РОССИИ: НЕОБХОДИМОСТЬ ЗАКОНОДАТЕЛЬНОГО ЗАКРЕПЛЕНИЯ

Принцип вины, установленный отечественным уголовным законодательством, предопределяет, что ответственность наступает только в случае установления вины в отношении общественно опасных деяний и их последствий. Но объективные изъяны и пробелы в уголовном законодательстве, касающиеся сущности вины, нормативного закрепления ее форм и процесс их установления,  зачатую приводят к отступлению правоприменителем от указанного принципа и допущению объективного вменения. 

Вина, как и ее формы в уголовном законодательстве, не раз становилась предметом оживленной дискуссии, стороны которой до сих пор не склонны к компромиссу. Что собственно и позволяет, не смотря на большое количество научных исследований в данной области, сделать вывод о «не старении» данной темы. Не ставя цель найти оптимальное нормативное обозначение вины и ее форм, в данной статье, хотелось несколько слов сказать лишь об  одной из ее форм – умысле.

Нельзя не обратить внимания на  ныне существующее, законодательно закрепленное его деление на виды: прямой и косвенный. Их отличие законодатель проводит по волевому моменту - желание наступления последствий и безразличное отношение к ним. В научной литературе, при рассмотрении умысла, как правило, проводится детальный анализ его видов с акцентом на их различия, но вот почему-то практическая значимость этого деления остается за рамками научного рассмотрения.

В известных научных трудах указывается, что с косвенным умыслом совершается лишь около 10-12% всех умышленных преступлений. Объясняется эта ситуация, невозможностью применения косвенного умысла в преступлениях с формальным составом, а так же в преступлениях, состав которых включает указанную в законе цель, при покушении на преступление и приготовлении к преступлению, в деятельности организатора, подстрекателя и пособника[6, с.464].

В других источниках важность установления вида умысла связывают с правильной квалификацией преступления, определением степени вины, степени общественной опасности деяния и личности виновного, а также с индивидуализацией уголовной ответственности и наказания[8, с.95;5, с.24].

В этой связи неоспоримо утверждение о невозможности совершения приготовления или покушения преступления с косвенным умыслом, на что в своей работе обращали внимание Г.А. Злобин, Б.С. Никифоров[2,с.101]. И подтверждается оно невозможностью распределить  волю на неопределенный результат.  Воля, как говорит Л.С. Рубинштейн, не простая совокупность желаний, а известная организация их, поэтому она требует самоконтроля, умения управлять собой и господствовать над своими желаниями, а не только служения им[7, с.194].

Все приведенные доводы, так или иначе, относятся к научному комментированию положений уголовного законодательства, и, однозначно, не претендуют на законодательное закрепление их в уголовном кодексе.

Безусловно,  разделение умысла на виды имеет определенное значение в уголовном праве. Подобное разделение присутствовало и до введения в действие в 1996 году действующего УК РФ, но там имело место деление на уровне научного толкования, а не законодательного закрепления.

По этой причине, как представляется, нет необходимости в УК РФ делать акцент на разграничение умысла на виды, закрепляя их в разных нормах. Ведь нет прямого указания в уголовном кодексе на невозможность совершения покушения на преступления с косвенным умыслом или обязательного установления вида умысла для индивидуализации применяемого наказания, но отсутствие этого указания в законе не означает не применение этих положений. Думается, не целесообразно нагромождать уголовный закон толкованиями и разъяснениями закрепленных там положений, так как  для этих целей существуют иные формы.

Еще в середине прошлого столетия совершенно справедливо было высказано замечание о том, что закон — не учебник уголовного права, и поэтому нет необходимости включать в него при описании видов умысла все то, что может быть сообщено путем судебного толкования в рамках действующего закона. Но при этом сами рамки закона должны быть достаточно определенны[2, с.112].

В рамках правореализационного процесса квалификацию преступлений и решение вопроса, связанного с индивидуализацией наказания проводят компетентные в данной области лица, обладающие юридическими познаниями и, как представляется, способные надлежащим образом применить прописанные законодательные положения с учетом их научного толкования и разъяснения. 

Весьма интересные данные в своем исследовании приводит С.Ю. Кораблева. Только в отношении лишь менее чем десяти составов, а также соответствующих им квалифицирующих признаков иных составов существует возможность разграничения прямого и косвенного умысла. И далее, проводя анализ судебной практики по делам об убийстве и причинении вреда здоровью, автор делает заключение, что даже к ним не всегда применимы квалификационные правила об ответственности в зависимости от вида умысла и о невозможности покушения с косвенным умыслом [4, с.21].

 В этом же направлении Д.А. Чанышев делает вывод, что содержащиеся в уголовном кодексе понятия приготовления и покушения на преступление не связаны непосредственно с понятием прямого умысла, как не связан с ним и институт соучастия.  Придя к таким выводам, автор говорит  об отсутствии уголовно-правового значения классификации умысла, закрепленного в российском уголовном праве, поскольку не влияет ни на квалификацию содеянного, ни на назначаемое виновному наказание. Единственное значение деления умысла на прямой и косвенный, Д.А. Чанышев видит в  необходимости проведения четкой грани между умышленной и неосторожной формами вины[10, с.9-18].

В противовес приведенной точке зрения можно сослаться на имеющееся в науке уголовного права предложение, об отнесении  легкомыслия к форме умысла. Обоснованием данному предложению служит то, что реальное и достаточно четкое разграничение между косвенным умыслом и легкомыслием можно провести лишь по волевому содержанию, включающего либо желание причинения какого-либо вреда, либо нежелание, но сознательное допущение этого вреда или безразличное к нему отношение, либо желание предотвратить наступление возможного вреда[1, с.223] .

Не ставя цели обсуждения целесообразности и практичности данного предложения, хотелось обратить внимание только на то, что оно не способствует подтверждению мысли о разграничения умысла на прямой и косвенный, исключительно для целей установления четкой грани между формами вины.

Стремясь к унификации понятия умысел, используемого в российском законодательстве, Г.Ф. Цельникер предлагает уйти от редакционно закрепленного деления на виды. Обоснование тому с точки зрения диалектической последовательности, является необходимость рассмотрения умысла  в качестве единой юридико-практической конструкции, где уголовно-правовую оценку следует начинать с характеристики психического отношения к действию (бездействию), а затем к общественно опасным последствиям[9, с.14-21].

Подобное предложение не единственное, и в своих работах авторы указывают на необходимость закрепления в отечественном уголовном законодательстве единого определения умысла. При этом делается акцент на  исключение несоответствующего психическому отношению лица признака нежелания  наступления общественно опасных последствий вследствие сознательно совершенного умышленного деяния и объединение сознательного допущения последствий с безразличным к ним отношением[3, с.187].

В завершении, можно сказать, что формула умышленной вины, прописанная в ранее действовавших уголовных кодексах, представляется более удачной с точки зрения унификации уголовного законодательства. Учитывая приведенные доводы, редакцию статьи 25 УК РФ представляется правильным изменить, убрав прямо закрепленное деление умысла на виды, в результате чего конструкция данной номы, как представляется, должна выглядеть следующим образом: «Преступление признается совершенным умышленно, если лицо его совершившее осознавало ….. своих действий (бездействий), предвидело возможность или неизбежность наступления …… последствий и желало или сознательно допускало их наступления либо относилось к ним безразлично».

Не случайно в предлагаемом варианте упущены элементы, связанные с общественной опасностью, так как данный термин не совсем точно отражает психическое отношение лица, нарушившего уголовно-правовой запрет, и, соответственно, требует замены. Но предложение по изменению терминологии в законодательной конструкции умысла требует детальной аргументации, не способной уместится в рамки дозволенного объема настоящей публикации.

Список литературы:

1. Векленко С.В. Виновное вменение в уголовном праве: дис. …докт. юрид. наук. - Омск., 2003 – 354с.
2. Злобин Г.А., Никифоров Б.С. Умысел и его формы. - М., 1972. – 264с.
3. Коваленко Т.С. Принцип субъективного вменения и проблемы его реализации в преступлениях с двумя формами вины: дис. …канд. юрид. наук. – Владивосток, 2016. – 212с.
4. Кораблева С.Ю. Вина как уголовно-правовая категория и ее влияние на квалификацию преступления: дис. ..канд. юрид. наук. - М., 2013.- 31с.
5. Паньков И.В. Умышленная  вина по российскому уголовному прав: теоретический и нормативный аспект: Автореф. дис. канд. юрид наук. - СПб., 2011. -25с.
6. Полный курс уголовного права Т.1 Преступления и наказания /под ред. проф. А.И. Коробеева. - СПб.: Юридический центр-Пресс, 2008., -  1133с.
7. Рубинштейн С.Л. Основы общей психологии : В 2 т. Т.II. -  М.,1989. - 713с.
8. Уголовное право России. Часть Общая и Особенная: учеб. / М.П. Журавлев, А.В. Наумов, С.И. Никулин и др. – 5-е изд., перераб. и доп. - М.: Проспект, 2004.- 696с.
9. Цельникер Г.Ф. Вина в российском праве (общетеоретический и исторический аспекты): Автореф. дис.  канд. юрид. наук. - М., 2005. -  28с.
10. Чанышев Д.А. Вопросы дифференциации вины в российском уголовном праве: Автореф. дис. канд. юрид. наук. - Владивосток, 2009. – 24с.