ТРАНСГУМАНИЗМ В МЕЖДИСЦИПЛИНАРНОЙ ПЕРСПЕКТИВЕ

TRANSHUMANISM IN THE INTERDISCIPLINARY PERSPECTIVE

Vitaliy Karpenko

сandidate of Philosophical Sciences, associate professor, National Technical University “Kharkov Polytechnic Institute”,

Ukraine, Kharkov

Naziia Maiura

assistant of department of surgery and oncology, medical institute Sumy State University,

Ukraine, Sumy

АННОТАЦИЯ

В статье теоретический анализ трансгуманизма как междис­циплинарного направления и общественного движения потребовал единства двух ведущих в данном контексте подходов: философского, в том числе и философии сознания, философии техники (в статье пред­ставлен В.Е. Карпенко), и медицинского (соответственно, Н.А. Маюра). Обобщая, на материале статьи делается следующий вывод: транс­гуманисты исповедуют деструктивные ценности, провоцируют конфликт. Однако, это не получает адекватной оценки как в массовом сознании, так и в сознании элит, поскольку осмысление в большей или меньшей степени результатов самой по себе научно-технической революции не включает, как правило, критический анализ тех «постчеловеческих» надежд, которые возлагают на научно-техническое развитие транс­гуманисты. Скептики зачастую попросту не принимают трансгуманизм всерьез, классифицируют как фантастику и уклоняются от дискуссии. При этом отсутствие рефлексии ведет или может привести к некритическому принятию этих идей (прежде всего имеем ввиду вектор разрушения чувства общности у людей планеты), например, подрастающим поколением, их укоренению в культуре.

ABSTRACT

In the article, the theoretical analysis of transhumanism as an interdisciplinary direction and social movement required the unity of two leading approaches in this context: philosophical, including philosophy of consciousness, philosophy of technology (in the article represented by V.Ye. Karpenko), and medical (correspondingly by N.A. Maiura). Summarizing, on the material of the article there is made the following conclusion: transhumanists profess destructive values, provoke conflict. However, this does not receive an adequate assessment both in the mass consciousness and in the minds of elites, since comprehending, to a greater or lesser extent, the results of the scientific and technological revolution itself does not include, as a rule, a critical analysis of those “posthuman” hopes that transhumanists lay on scientific and technological development. Skeptics often simply do not accept transhumanism in earnest, classify as fiction and evade discussion. At the same time, the absence of reflection leads or can lead to uncritical acceptance of these ideas (first of all we mean the vector of destruction of the planetary sense of community among the people), for example, by the growing generation, to their rooting in culture.

Ключевые слова: постчеловек; трансгуманизм; гуманизм; человек; сущность человека.

Keywords: posthuman; transhumanism; humanism; human; the essence of man.

Техника позволяет проявить в полном объеме свободу воли человека как то, что выделяет последнего из природы. Однако на данном пути следует четко осознать, где мы еще имеем дело со свободой воли человека для человека, человечества, а где «отрываем» технику от человека, деантропологизируем технику, которая, в конце концов, всегда была социокультурным феноменом. Деантропологизиро­ванная техника – это техника, которая создается не для человека как представителя рода человеческого и даже не против человека и человечества, а техника безотносительно человека, техника, исторгаемая из сферы человеческой культуры. Как такое может быть? Ведь речь идет, понятно, не о луддизме (как отторжении техники путем унич­тожения), а о качественно новом феномене.

Начнем ответ на этот вопрос со следующей цитаты. Как отмечает А.А. Болонкин (США, доктор технических наук, старший научный сотрудник) в предисловии к книге А.В. Мищенко [8, с. 12], «автор подробно исследует... в том числе переход на альтернативные носители и превращение человечества в мыслящую материю, а затем и в Абсолютный Разум». Заметим, что мозг человека и так является материальным, но здесь речь идет о так называемой оцифровке сознания (его представлении в виде совокупности цифровых данных) и записи, хранении, функционировании сознания подобно компью­терной программе – с использованием того или иного вида компьютера как носителя. И в наше время такие идеи обсуждаются не только на уровне фантастической литературы, но и специалистами с научными степенями.

Между тем на нерешенность самой проблемы сознания находим указания у таких авторитетных исследователей, как Р. Пенроуз, Т.В. Черниговская, П. Норвиг, С. Рассел, Д.Э. Гаспарян [см. напр.: 2, с. 92] и других, а пока она не будет решена, разговоры о представлении сознания в виде совокупности цифровых данных по большому счету лишены смысла. Более того, современный дискурс о сознании показывает, что такая трактовка перспектив в данной области является как минимум упрощением. Однако в контексте деантропологизации техники нас интересует даже не это, а сам факт усилий (теоретических и практических) апологетов идеи, которую пропагандирует А.В. Мищенко. То есть то, что планируется получить на выходе, не будет человеком (новое существо, по мнению А.А. Болонкина, вероятно, в перспективе окажется способно «...творить новые Вселенные, т. е. стать Богом, если под Богом понимать Всезнающее и Всесильное Существо, способное управлять Вселенной, а возможно и ее законами» [8, с. 12]), а соответ­ственно, все технико-технологические усилия, которые предпринимаются на данном пути и ставят своим существованием вопрос об «устарелости» человека, человеческого (а значит, и человечного, гуманного), «отрывают» технику от человека, умаляют позитивный социокультурный потенциал техники, выводят смысл и назначение техники за границы человеческого, деантропологизируют технику. Это, конечно, сказывается на человеке, происходит своеобразный процесс (анти)возвращения к человеку – в культуру и науку как одну из ее форм пытаются привнести и утвердить идею техники, созданной не для человека как представителя рода человеческого и даже не против человека и человечества, а техники безотносительно человека (того, что мы назвали деантропологизированной техникой), идею техники в контексте трансчеловека, постчеловека.

При этом трансгуманизм как междисциплинарное направление и общественное движение потребовал (для своего анализа) единства двух ведущих в данном контексте подходов: философского, в том числе и философии сознания, философии техники (в статье представлен В.Е. Карпенко), и медицинского (соответственно, Н.А. Маюра).

Как отмечает В.А. Кутырёв, говорят и о сверх-, и о транс-, и о постчеловеке, как правило, беспорядочно перемежая. В любом случае, тем не менее, это человек, модифицированный с помощью высоких технологий до такой степени, что с традиционной общепринятой точки зрения уже не является человеком [6, с. 4]. Если всё же провести различие между трансчеловеком и постчеловеком, то трансчеловеком (с латинского trans – «через, за») можно назвать переходную форму на пути к постчеловеку (с латинского post – «после»). Соответственно, трансгуманизм – это междисциплинарное направление и общественное движение, где обосновывается непрерывная трансформация человека разумного с целью «усовершенствования» вплоть до замены его другой формой бытия (постчеловеком), которая уже не является человеком в традиционном понимании, хотя и производной от него.

В первую очередь, речь идет о деантропологизации абстрактно-идеального бытия технического (сфера идей о будущем техники). Однако когда уже материальное бытие технического (результаты револю­ционного прогресса в создании артефактов) используется с целью становления (будущих) не-людей – сверхлюдей, постлюдей, – то можно ставить вопрос о деантропологизации технического в единстве его абстрактно-идеального бытия и бытия материального. Происходит провозглашение природного несовершенным, отдается предпочтение искусственному перед естественным, да и не всякому искусственному, а искусственному компьютеризированному, имплантация артефактов с микропроцессорами, когда электроды вживляют в нервы для принятия или передачи импульсов, поскольку импульсы нервной системы электрические.

Интеграция технических артефактов в живой организм начиналась с грубого протезирования. Задачей протеза на начальном этапе было замещение структурно-каркасной функции утраченного органа. По мере развития технологий улучшались характеристики имплантата, совмести­мость искусственных материалов с тканями живого организма, причем важным качеством считается не только «неинородность» материала, но и возможность живой ткани плотно срастаться с искусственной. Значительным прорывом в протезировании стала возможность заме­щения функции органа. На сегодняшний день успешно применяются и каждый день улучшаются такие функциональные протезы, как инсулиновая помпа, водители сердечного ритма и даже механическое сердце, позволяющее продлить жизнь человека на неограниченный срок, практически отменить «приговор» природы.

Однако постоянное развитие технологий поднимает ряд вопросов о возможности применения такого рода имплантатов у здоровых людей. Если артефакты настроены на восстановление функций органов человеческого тела – это одно, но их начинают настраивать на изменение функций, управление внешними компьютеризированными устройствами – «управление с помощью мысли» – опять-таки с целью приблизиться к состоянию постчеловека или/и киборга.

К примеру, речь идет об управлении функциями внешних компьютеров, которые в свою очередь могут отвечать за сигнализацию автомобиля, отопление, освещение, все электроприборы, присущие современному дому/квартире и т. д. К тому же электрические импульсы нервной системы могут не только «переводиться» в определенные команды по заранее заданной конвенции, но и компьютерное устройство может генерировать электрические импульсы, которые по форме будет не отличить от природных, направлять их от электродов по нервам к мышцам.

Широкое распространение бионических протезов рук и ног, то есть протезов, выполняющих не только структурно-каркасную функцию, но и полноценно управляемых с помощью нервно-мышечных импульсов, существенно расширяет возможности человеческого организма. Такие конструкции не только существенно улучшают качество повседневной жизни человека и способность его к самообслуживанию, но и даже дают определенные преимущества перед полностью здоровыми людьми. Например, протезы ног дают человеку не просто возможность бегать, но и соревноваться в беге со здоровым человеком. Такого рода технологии могут рассматриваться как своеобразный «технологический допинг».

С другой стороны, время от времени появляются технологические новинки, расширяющие границы общения. За какой-то век обмен инфор­мацией на расстоянии эволюционировал от переписки до передачи звука, видеосвязи, интерактивных переводчиков и даже симуляторов тактильных ощущений. Эти технологии, с одной стороны, объединяют умы людей, с другой стороны, обесценивают личный контакт и трансформируют формы общения.

Приоритет отдается подмене техникой человеческих свойств в части выхода техники за пределы антропоподобного, а не антропному аспекту как неотъемлемой особенности техники. Всё это приводит даже к распространению в культуре постановки вопроса об исчезновении человеческого тела в традиционном понимании, которое лишилось сначала органов в постмодернистском понятии «тело без органов» (широко известно, что это понятие использовалось и в других контекстах, например тело капитала, но здесь оно употребляется именно с учетом тематики нашего исследования), а затем трансформировалось настолько, что возник эффект деантропологизации не техники, а человека. Ввел термин «тело без органов» А. Арто (по его мнению, если предоставить человеку тело без органов, ему будет возвращена истинная свобода [1, с. 318]). В философском дискурсе понятие «тело без органов» утвердили Ж. Делез и Ф.П. Гваттари (и значимость, которая придавалась этому понятию, иллюстрируется его сравнением с космическим яйцом в [5, с. 42]). Постмодернисты/трансгуманисты считают, что открылся простор для всевозможных экспериментов с телом, потеряв постоянство форм, оно стало восприниматься как изменчивое; тело – не судьба, а первичное сырье, требующее, нуждающееся в обработке [3, с. 220].

Современный трансгуманизм допускает и техническое вмеша­тельство в геном человека с целью передачи последующим поколениям неких новых (трансчеловеческих) признаков, что может привести к фатальным последствиям в конкретных случаях. Например, вследствие слабой изученности феномена сознания, нельзя отрицать вероятность неформирования/сущностного искажения сознания у ребенка как результат нарушения сложной системы нормальных внутренних взаимодействий в ходе реализации наследственной информации, содержащей в том числе и новые признаки, несогласованные или слабосогласованные с остальными.

Как технопессимистично отмечает П. С. Гуревич, мы продолжаем говорить о Человеке, но он прекращает «...восприниматься нами как некая знакомая человеческая сущность. ˂...˃ Он понемногу... Умирает как антропологическая данность. Все, о чем веками писали философы, обратившиеся к постижению природы человека, его целостности, самотождественности, историчности, постепенно теряет смысл». Речь идет, по сути, уже не о преображении человеческой природы, а об ее устранении, преодолении ее, превосходстве над ней [4, с. 19, 31]. Итак, очевидно, как выглядит суператтрактор концепции социально-технологи­ческого детерминизма, технооптимизма, если отбросить антропологи­ческий критерий, забыть о гуманизме.

Показательно, что философия, по нашему мнению, с учетом специфики своего основного вопроса, понимаемого как наиболее общее в соотношении «человек – мир» [см. напр.: 6, с. 13], призвана анализировать проблему с точки зрения именно человека, а не пост­человека. С данной точки зрения возникает вопрос о том, что так трудно и долго формировали чувство общности у людей планеты, преуспели недостаточно, а тут новое разграничение на людей и транс-, постлюдей (что касается каких-то новых возможностей, предлагаемых техникой, то почему бы не рассматривать их как потенциальное свойство обычного человека, без отграничения «потенциально богоподобных» – подобных в смысле «сверхспособностей» – искателей «пост»). Ведь даже без такого разграничения на сегодняшний день и еще на многие годы вперед материальный аспект доступности бионических протезов и имплантатов будет разделять общество на тех, кто может позволить себе продлить жизнь и улучшить ее качество, и тех, кто вынужден существовать в том несовершенном теле и тот ограниченный срок, который отведен природой. Этот факт будет раскалывать общество, усугубляя неравенство между социальными слоями.

Тем не менее, не следует сбрасывать со счетов нюансы «обслуживания» и «эксплуатации» протезов любого рода. Если техни­ческий аспект любой операции отрабатывается в течение непродолжи­тельного времени и далее зависит только от точности движений хирурга и качества инструментов, то куда более важным является вопрос ежедневного поддержания протеза в рабочем состоянии. Так, например, после имплантации протеза тазобедренного или коленного сустава, полноценно заменяющего функцию больного или разрушенного сустава, требуется четкое соблюдение пациентом определенных условий нового образа жизни. Сюда входит и медикаментозное сопро­вождение, и ограничение физических нагрузок, и даже соблюдение определенного положения тела в пространстве в течение длительного времени, необходимого для полноценного прорастания материала протеза тканями живого организма, и регулярный контроль плотности костей, несущих на себе компоненты протеза. На сегодняшний день такое количество дополнительных условий не дает возможности на 100 % восстановить организм до состояния, эквивалентного здоровью.

То же касается и аспектов аллотрансплантологии, то есть пересадки органа от одного человека к другому. Если технически вопрос переноса органа из одного человеческого организма в другой не представляет особой сложности, то до сих пор до конца не решены вопросы совместимости и отторжения. Для предотвращения отторжения нового органа применяется большое количество лекарственных средств, которые в свою очередь имеют собственные побочные эффекты. Еще буквально пару десятилетий назад этой проблемы просто не сущест­вовало, однако с распространением и развитием трансплантологии появляется не только возможность продления и улучшения качества жизни, но и появляются новые болезни и болезненные состояния, незнакомые ранее и требующие поиска новых диагностических и лечебных подходов.

Не следует забывать также о несовершенности и относительной недолговечности современных искусственных эквивалентов человече­ских органов. Керамические компоненты суставных протезов ломаются при неадекватных физических нагрузках, протезы мигрируют в живых тканях, что требует повторных операций, отдельные типы медицинских приспособлений (например кава-фильтр – ловушка для венозных тромбов) по сути являются одноразовыми и требуют дополнительного вмешательства по удалению после выполнения своей задачи. Даже водители ритма, несмотря на всю прогрессивность, требуют замены элементов питания.

При этом развитие технологий протезирования может тормозиться самыми разнообразными факторами, среди которых и уровень экономического благосостояния слоя населения, который испытывает потребность в том или ином протезе, и коммерческие интересы производителей, которые могут лоббировать как активное продвижение разработок, так и их торможение, а также общий техногенный потенциал цивилизации, не позволяющий выйти на принципиально новый технологический уровень.

Обобщая, на материале статьи можно сделать следующий вывод: трансгуманисты (и постмодернисты там, где рассуждают в унисон с ними, – при этом мы понимаем, что постмодернизм является намного более сложным и богатым теоретическим явлением, чем трансгуманизм) исповедуют деструктивные ценности, провоцируют конфликт. Идеология трансгуманизма антигуманна [7, с. 76]. Однако, это не получает адекватной оценки как в массовом сознании, так и в сознании элит, поскольку осмысление в большей или меньшей степени результатов самой по себе научно-технической революции не включает, как правило, критический анализ тех «постчеловеческих» надежд, которые возлагают на научно-техническое развитие трансгуманисты. Апологии трансгуманизма текстуально преобладают в культуре над детально аргументированными критическими разборами несмотря на то, что его апологетов меньше, чем скептиков. Скептики зачастую попросту не принимают трансгуманизм всерьез, классифицируют как фантастику и уклоняются от дискуссии. При этом отсутствие рефлексии ведет или может привести к некритическому принятию этих идей (прежде всего имеем ввиду вектор разрушения чувства общности у людей планеты), например, подрастающим поколением, их укоренению в культуре. Неужели сущность и предназначение человека сводится к бытию провозвестником другого существа?

Список литературы:

1. Арто А. Театр и его двойник: Манифесты. Драматургия. Лекции. Философия театра / Антонен Арто; сост. и вст. ст. В.И. Максимова. – СПб., М.: Симпозиум, 2000. – 443 с.
2. Гаспарян Д.Э. Таинство естественной семантики: трансцендентальное измерение смысла и проблема искусственного интеллекта / Диана Эдиковна Гаспарян // Вопросы философии. – 2017. – № 4. – С. 81–94.
3. Генис А.А. Вавилонская башня: искусство настоящего времени / Александр Александрович Генис. – М.: Издательство «Независимая газета», 1997. – 256 с. – (Культурология.)
4. Гуревич П.С. Феномен деантропологизации человека / П.С. Гуревич // Вопросы философии. – 2009. – № 3. – С. 19–31.
5. Делез Ж. Анти-Эдип. Капитализм и шизофрения / Жиль Делез, Феликс Пьер Гваттари; пер. с фр. Д. Кралечкина. – Екатеринбург: У-Фактория, 2007. – 672 с.
6. Кутырёв В.А. Философия трансгуманизма / Владимир Александрович Кутырёв. – Нижний Новгород: Нижегородский университет, 2010. – 85 с.
7. Михайлов В.В. Человек или робот? / В.В. Михайлов // Вестник Российского философского общества. – 2017. – № 1. – С. 75–78.
8. Мищенко А.В. Апгрейд в сверхлюди: технологическая гиперэволюция человека в XXI веке / Алесь Викторович Мищенко; предисловие А.А. Болонкина. – М.: Книжный дом «Либроком», 2009. – 168 с.