ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ ВЛИЯНИЯ ПСИХОСОЦИАЛЬНЫХ ФАКТОРОВ НА ТРАНСФОРМАЦИЮ ИДЕНТИЧНОСТИ ЛИЧНОСТИ ВЗРОСЛОГО ЧЕЛОВЕКА В ПЕРИОД КРИЗИСА ИДЕНТИЧНОСТИ

Динамичный характер современных социальных систем, быстрое изменение окружающего мира порождают целый ряд внутриличностных проблем, связанных с трудностями в установлении тождественности и устойчивости индивидуального опыта личности. Невозможность индивида соотнести внутренний мир с внешним  в ситуации «множащегося многообразия» является базовой предпосылкой формирования кризисной идентичности. Это состояние характеризуется отсутствием или потерей внешних и внутренних ориентиров (ценностных, смысловых, мотивационных), что порождает ощущение растерянности, размытости личностных границ, повышенную тревожность и ощущение потери контроля над собственной жизнью. Кризисная идентичность, представляет собой психическое образование, которое актуализируясь в период кризиса идентичности, сопровождается неуверенностью в себе, депрессией, уходом от реального мира, в т. ч. посредством аддиктивного поведения, общей дезинтеграцией личности. 

Проведенный нами теоретический анализ показал, что факторами, обусловливающими особенности кризисной идентичности, могут выступать пол, гендер, возраст, семейное положение и образование. Вышеперечисленные факты  определили необходимость изучения влияния совокупности указанных факторов на субъективную составляющую кризисной идентичности в исследуемой выборке. В качестве испытуемых выступили лица, обратившиеся за психологической помощью, в количестве 174 человек в возрасте 24-49 лет. Нами был проведен однофакторный и двухфакторный дисперсионный анализ, применение которого допустимо, если статистически достоверных различий между дисперсиями не обнаружено. С этой целью применялся критерий Ливена для проверки однородности дисперсий, результаты которого демонстрируют гомогенность дисперсий  (р > 0,05).

 При этом были выделены:

• группирующие переменные – 

• пол, имеет две градации: 1) мужской, 2) женский;
• семья, имеет две градации; 1) есть, 2) нет
• гендер, имеет три градации: 1) феминность, 2) андрогинность, 3) маскулинность;
• возраст, имеет три градации: 1) 24-33 лет (ранняя взрослость или молодость), 2) 34-43 лет (средняя взрослость), 3) 43-54 лет (зрелость).
• образование, имеет три градации: 1) высшее, 2) среднее, 3) неполное высшее;

• для изучения субъективного уровня  отношения индивида к личностным изменениям, сопровождающим кризис идентичности, исследовался уровень самоотношения (методики «ОСО», «Самооценка» ДембоРубинштейн), уровень субъективного контроля (методика УСК) и  способы реагирования на конфликты (тест WIPPF).

Результаты дисперсионного анализа демонстрируют отдельное влияние пола (р ≤ 0,05), гендера (р ≤ 0,001) и возраста (р ≤ 0,001) на совокупность переменных, отражающих отношение индивида к личностным изменениям, сопровождающим кризисную идентичность. В то же время не обнаружено значимых различий в статусах идентичности между испытуемыми разного возраста, что подтверждает гипотезу автора о единообразном характере кризисной идентичности в период взрослости.  Кроме того, обнаружено совместное влияние факторов пол и гендер (р ≤ 0,02), пол и семья (р ≤ 0,04), пол и возраст (р ≤ 0,001), гендер и семья (р ≤ 0,05), гендер и образование (р ≤ 0,03). Это позволяет утверждать, что факторы наличие семьи и уровень образования не оказывают самостоятельного влияния на личностные особенности, актуализированные статусом «кризис идентичности». 

Анализ полученных значимых различий в исследуемой выборке демонстрирует, что женщины в отличие от мужчин в большей степени феминны (р ≤ 0,001),  откровенны, открыты (р ≤ 0,04), способны к установлению отношений при возникновении проблем (р ≤ 0,04), отличаются более высоким самоинтересом (р ≤ 0,03), самопринятием (р ≤ 0,01) и ожиданием положительного отношения от окружающих (р ≤ 0,001). Это свидетельствует о более высоком уровне самопринятия женщин, по сравнению с мужчинами, которое сопровождается интересом, одобрением и пониманием к собственным мыслям и чувствам, уверенностью в своей интересности для других и, как результат,  принятию окружающими и стремлению к взаимодействию с ними. Полученные результаты противоречат с данным Г. Крайга [4] и Н. Герасимовой [1], которые обнаружили, что мужчины и юноши возрастного диапазона 18-25 лет и раньше достоверно отличаются более высокой самооценкой, интегральным самоотношением, самоуважением и аутосимпатией, по сравнению с девушками того же возраста. Однако, Т.Н. Курбатовой и Я.В. Куус [5] выявлены совершенно противоположные результаты: женщины значимо выше считают себя самоуверенными, у них в большей степени выражено самопринятие и  самоценность. Таким образом, высокое самоотношение женщин может отражать, с одной стороны, большую зависимость женщин от оценок окружающих, а, с другой, может быть обусловлено влиянием других факторов. 

В  соответствии с вышеизложенным, включение фактора гендер внесло  значительные изменения в самооценку респондентов. Достоверно самые низкие показатели по самооценке, самоуверенности, самоуважению и самопринятию обнаружены у феминных мужчин (р ≤ 0,05). Это позволяет утверждать, что мужчины с феминной гендерной идентичностью характеризуются  низкой самооценкой, не способны противостоять влиянию внешних обстоятельств, находят в себе, в основном, одни лишь недостатки. Кроме того, феминные мужчины отличаются наиболее низким локусом контроля в области достижений (р ≤ 0,02).  Это свидетельствует о том,  что феминные мужчины  приписывают свои успехи, достижения и радости внешним обстоятельствам - везению, счастливой судьбе или помощи других людей, они не способны на успешное достижение своих целей в будущем. Указанные особенности демонстрируют наличие у опрошенных ощущения субъективного дискомфорта,   выступающего маркером кризисной идентичности.  Сравнение статусов эгоидентичности, показало, что достоверно выше представлен статус идентичности диффузия в группе феминных мужчин, в то время как достигнутая идентичность и идентичность  «внутренний мир» – меньше всех остальных групп (р ≤ 0,05). Эти данные указывают на то, что кризисная идентичность переживается феминными мужчинами гораздо интенсивнее, и имеет более выраженную негативную симптоматику, следовательно, феминные мужчины в большей степени подвержены кризису. Обращаясь к теоретическим положениям Е.Л. Солдатовой [7], подчеркивающей, что кризис обусловлен конфликтом между субъективным и объективным образом «Я», можно обосновать полученные результаты  наличием значительного расхождения между индивидуально-личностными особенностями феминного мужчины и социально одобряемым образом типичного мужчины. Показатель сексуальность находится на уровне очень высоких значений у мужчин с феминной идентичностью, которые значимо превышают аналогичные данные у андрогинных и маскулинных мужчин (р ≤ 0,05). Эти данные позволяют сделать вывод о том, что фиксация на своей сексуальности, физическом контакте, реализующиеся посредством идеализации сексуальности, эмоциональной зависимости, завышенных ожиданий и разочарования, используются феминными мужчинами как средство разрешения кризиса  идентичности. При этом можно отметить, что кризисная идентичность в социальной и профессиональной сферах (экстернальность в области достижений, низкая идентичность в области работы и материального обеспечения р ≤ 0,05) скорее всего, обусловливает возникновение личностного кризиса (низкая эгоидентичность, идентичность внутреннего мира и высокий статус диффузии).

Менее выраженно переживается кризисная идентичность маскулинными мужчинами, для которых характерны низкие значения статуса диффузия и высокие показатели достигнутой идентичности по сравнению со всеми остальными группами мужчин и женщин с различными гендерными особенностями (р ≤ 0,05). Они демонстрируют более высокую самоуверенность и самоуважение, в отличие от андрогинных и феминных мужчин (р ≤ 0,04).  Следовательно,  маскулинные мужчины в меньшей степени подвержены кризису идентичности, в отличие от остальных групп, что, скорее всего, обусловлено незначительным расхождением между индивидуальноличностными особенностями и транслируемым обществом социокультурным образом. Полученные нами результаты, совпадают с данными Н.А. Шуховой, которая показала, что «представления о качествах и поведении мужчин, входящие в содержание гендерной идентичности, незначительно отличаются от традиционных канонов маскулинности» [8, С. 5].  Кроме того, автором была выявлена прямая связь между психологическим содержанием гендерной идентичности, соответствующим традиционным представлениям о мужественности, и факторами социально-психологической адаптации.

У женщин с феминной гендерной идентичностью (статус идентичности диффузия высокий; р ≤ 0,04) кризисная идентичность оказалась более выраженной, по сравнению с андрогинными женщинами. Обнаружены статистически значимые различия по признаку сексуальность между андрогинными, феминными и маскулинными женщинами (р ≤ 0,04). Это позволяет предполагать, что в качестве стратегии выхода из конфликта феминные и андрогинные женщины выбирают фиксацию на своей сексуальности, физическом контакте, реализующиеся посредством идеализации сексуальности, эмоциональной зависимости, завышенных ожиданий и разочарования. Тогда как маскулинные женщины уходят от проблем или решают их с помощью активной деятельности – по признаку деятельность они достоверно превышают  маскулинных мужчин, феминных и андрогинных женщин (р ≤ 0,04), что сопровождается стремлением к карьерному росту, стрессом, завышенными притязаниями.

В целом можно отметить, что феминные респонденты, независимо от пола более остро переживают кризисную идентичность, по сравнению с остальными респондентами. Объяснение данному факту можно найти в транслируемой обществом доминанте на маскулинность. Подтверждением данного факта служит, в частности, реклама, пропагандирующая маскулинный образ женщины [3], необходимость совмещения женской роли с профессиональной, в то же время мужская роль и профессиональная представлены как тождественные,  в результате чего образ женщины приобретает все большую маскулинизацию. Этот факт можно объяснить влиянием культурально навязываемых гендерных стереотипов. Согласно данным Г. Хофстеда [9]и других исследователей, маскулинную культуру определяют такие качества, как высокая оценка личных достижений, восхищение сильными личностями, избегание неудачников, рациональность , мышления. Отсюда можно сделать вывод, что в современное постмодернистское общество насаждает «маскулинную» культуру. Следовательно, переживание кризисной идентичности маскулинными субъектами, в силу незначительных расхождений с социокультурными образцами, отличается менее деструктивным характером.

Формируя свою мужскую идентичность, мужчина вынужден испытывать негативные эмоции, связанные с желанием не быть похожим на женщину. Это приводит к тяжести переживания кризисной идентичности. Полученные результаты подтверждают выдвинутую нами гипотезу об усилении выраженных параметров кризисной идентичности в случае расхождения индивидуально-личностных особенностей феминного мужчины и транслируемым обществом социальным образом типичного мужчины.

Обнаружены достоверные различия между испытуемыми с различными гендерными особенностями и наличием или отсутствием семьи (р ≤ 0,05). Было выявлено, что феминные респонденты, имеющие семью и андрогинные, не имеющие семьи демонстрируют наиболее низкие значения по принятию (р ≤ 0,02), фантазии (р ≤ 0,02) и высокие по параметрам «телесные ощущения» (р ≤ 0,03). Эту группу испытуемых отличают разочарование, пессимизм, фиксация на проблемах, психосоматические нарушения. Феминные субъекты, имеющие семью характеризуются  самой низкой самооценкой по сравнению со всеми остальными группами (р ≤ 0,001), характеризуясь неуверенностью в себе, склонностью к самообвинению. 

Полученные результаты отражают тот факт, что феминные респонденты имеющие семью, а также андрогинные без семьи наиболее остро переживают кризисную идентичность. В частности анализ значимых различий по социальной и личностной идентичности, а также по статусам эго-идентичности подтвердил достоверность нашего предположения. Наиболее низкий уровень параметров личностной идентичности связанных с планированием будущего, и  социальной идентичности, касающейся работы, материального обеспечения и отношений с обществом    (р ≤ 0,05)  обнаружен у феминных респондентов, имеющих семью и андрогинных без нее. Причем, психологические особенности первых значимо отличаются от особенностей всех остальных подгрупп (за исключением андрогинных испытуемых без семьи),  а последние чаще всего отличаются от маскулинных субъектов, имеющих семью. Также в этих двух подгруппах обнаружены наиболее низкие значения параметров достигнутой идентичности (р ≤ 0,03)  и в подгруппе феминных респондентов, имеющих семью, выявлены  высокие значения по статусу идентичности диффузия, что достоверно отличало их от всех остальных испытуемых (р ≤ 0,05). 

Полученные данные позволяют сделать вывод о том, что феминные респонденты, имеющие семью, имеют более выраженные параметры кризисной идентичности. Обращаясь к полученным выше эмпирическим данным, демонстрирующим, что наиболее остро кризис протекает у феминных мужчин, можно утверждать, что наличие семьи только усугубляет кризис. Этот вывод подтверждают полученные нами значимые различия психологических особенностей мужчин, имеющих семью, в сравнении с остальными респондентами. Иначе говоря, представители этой группы отличаются предъявлением повышенных требований к себе и окружающим, психосоматическими нарушениями, ожиданием негативного отношения к себе, низким самопринятием, самоинтересом, достигнутой идентичностью в области отношений с окружающими, а также высоким статусом идентичности диффузия (р ≤ 0,05). Очевидно, что несовпадение транслируемого обществом социального образа и индивидуального образа подчеркивается семейным окружением таких индивидов, что утяжеляет переживание кризисной идентичности. Можно обосновать полученные результаты значительным расхождением между индивидуально-личностными особенностями феминного мужчины и социальным образом типичного мужчины. В то же время на выраженность кризисной идентичности андрогинных респондентов оказывает влияние отсутствие семьи. По всей видимости, непринятие своей гендерной идентичности,  является одной из причин неуспешной социальнопсихологической адаптации, отражается на умении респондентов справляться с семейными проблемами, что не может не утяжелять переживание кризисной идентичности. Маскулинные респонденты переживают кризисную идентичность менее остро и поэтому демонстрируют наиболее высокие значения по всем показателем, кроме диффузии и телесных ощущений (р ≤ 0,05), указывающих на активную позицию при решении проблем, позитивное самоотношение, принятие себя и окружающих. 

Более высокое ожидание позитивного отношения к себе со стороны окружающих  и самоинтерес, отражающий степень соответствия переживаний  собственным мыслям и чувствам, диагностированы у мужчин с неполным высшим образованием и  у женщин с высшим и неполным высшим образованием, что достоверно отличает их от мужчин с высшим и средним, и женщин со средним образованием (р ≤ 0,04). Полученные нами данные соотносятся с результатами исследования Н.Н. Гунгер [2], которая указывает, что лица со среднеспециальным образованием отличаются большей выраженностью кризиса идентичности. Получение высшего образования, по данным автора, зачастую связано с уменьшением негативных симптомов кризиса идентичности (Н.Н. Гунгер, 2007).

Анализ результатов совместного влияния гендерных особенностей и  условия образования на субъективные ощущения протекания кризиса показал, что уровень самооценки достоверно выше у представителей андрогинной и маскулинной подгрупп, имеющих среднее образование, по сравнению с феминными респондентами с высшим, неполным высшим и средним образованием, отличающимися наиболее низким  уровнем самооценки (р ≤ 0,04). В данном случае можно предположить, что феминные личности независимо от уровня образования, склонны сомневаться в себе, принимать на свой счет замечания, недовольство других людей, переживать и тревожиться по малозначительным поводам, часто не уверены в себе. Подобными особенностями обладают в некоторой степени и андрогинные, и маскулинные респонденты с неполным высшим образованием (нет значимых различий с феминными испытуемыми). Наши данные совпадают с мнением Н.Н. Гунгер [2] о желании нивелировать негативные симптомы кризиса посредством получения образования. Самоуверенность, отражающая веру в способности, реализацию своих мотивов, целей, доминантность, высокий уровень притязаний  оказались наиболее высокими у представителей маскулинной и феминной подгрупп с высшим образованием и у андрогинных респондентов всех уровней образования. Значимые различия выявлены у представителей феминной подгруппы, имеющих среднее и неполное высшее образование  (р ≤ 0,04). В то же время эмоционально позитивное, безусловное принятие себя демонстрируют андрогинные испытуемые с неполным высшим и маскулинные с высшим образованием, по сравнению  остальными респондентами (р ≤ 0,04). 

Наименьший кризис профессиональной идентичности испытывают маскулинные испытуемые с высшим и средним образованием, феминные со средним образованием и андрогинные с высшим образованием, которые значимо отличаются от феминных респондентов с высшим и неполным высшим и андрогинных с неполным высшим образованием (р ≤ 0,04). Это свидетельствует, о том что получение образования вызвано переживанием острого кризиса в профессиональной сфере, которому в большей степени  подвержены феминные и андрогинные респонденты. У этих же респондентов более выражен статус идентичности диффузия, по сравнению с маскулиными и андрогинными респондентами с высшим образованием (р ≤ 0,02). Это позволяет сделать вывод о размытости гендерных ролей, ценностей, идеологии, профессиональной ориентации и т.д. у феминных и андрогинных респондентов с неполным высшим образованием, получение которого, по всей видимости, и предназначено для снижения остроты этих проявлений. Выявлено, что кризисная идентичность, связанная с целеполаганием и реализацией своих планов в будущем, оказалась более выраженной только у феминных испытуемых с неполным высшим образованием, достоверно различающихся от андрогинных, имеющих высшее и среднее образование и маскулинных всех уровней образования (р ≤ 0,04). Следовательно, низкая самооценка, непринятие себя и окружающих, неуверенность в себе, являющиеся маркерами кризисной идентичности, наиболее свойственны феминным и андрогинным респондентам с неполным высшим образованием. В этой связи мы делаем вывод о том, что получение высшего образования представляет собой один из способов снижения негативной симптоматики кризисной идентичности. 

 Значимые различия обнаружены между респондентами разного возрастного диапазона по признакам «ожидаемое отношение» (р ≤ 0,04), «самоинтерес» (р ≤ 0,04), «материальное обеспечение» (р ≤ 0,03) и «будущее» (р ≤ 0,02). В выборке испытуемых средней взрослости получены наиболее высокие значения по всем вышеперечисленным признакам. Это демонстрирует, что респондентам в период средней взрослости свойственен повышенный интерес к собственным мыслям и чувствам, они ожидают положительного отношения от других, одобрения и понимания. Они имеют высокий уровень социальной идентичности в области материального обеспечения, что выражается в четком представлении о своем нынешнем материальном положении, которое их либо вполне устраивает, либо они знают, какие меры необходимо предпринять для его улучшения. Кроме того у личности средней взрослости диагностирован  высокий уровень личностной идентичности в области будущего, что связано с наличием главных целей в жизни и последовательностью, настойчивостью и энергичностью в их достижении. Полученные результаты позволяют заключить, что период средней взрослости является наиболее благоприятным для достижения идентичности, при этом кризисная идентичность переживается менее остро. Полученные нами данные совпадаютс данными В.Р. Манукян [6], которая отмечает, что кризис 30-летних переживается менее остро по сравнению с 40-летними.

В то же время, нами установлено, что с большей интенсивностью кризисная идентичность переживается у лиц периода ранней взрослости – респонденты в этот период отличаются значимо более низкими значениями, по сравнению с испытуемыми средней взрослости, по показателям материальное обеспечение (р ≤ 0,01) и будущее (р ≤ 0,001). Это свидетельствует о том, что в период ранней взрослости  кризисная идентичность в социальном плане связана с материальной обеспеченностью, а в личностном – в большей степени с планами личностного развития, постановкой целей в жизни и способами их достижения. Полученные результаты подтверждаются данными исследователей, установивших, что кризис идентичности наиболее выражен в ранней взрослости и связан с профессиональной сферой. В частности Е.Л. Солдатова [79] называет период ранней взрослости центральным в  логике развития эго-идентичности, связанным с выбором личностью направлений саморазвития. 

Включение фактора пол вносит определенные коррективы в специфику индивидуальных различий испытуемых разного возрастного диапазона.  Наиболее высокое  ожидание негативного отношения к себе со стороны окружающих диагностировано у мужчин зрелого возраста, по сравнению со всеми остальными подгруппами испытуемых (р ≤ 0,02; табл. П. 3.9). Более  высокое ожидание позитивного отношения к себе окружающих обнаруживают женщины периода средней взрослости, что значимо отличается от мужчин возраста зрелости и ранней взрослости (р < 0,02). Женщины периода средней взрослости демонстрируют самые высокие показатели самопринятия, самоинтереса и самопонимания (р < 0,02), т.е. они испытывают интерес к собственным мыслям и чувствам, которые принимаются ими безусловно. Они уверены, в том что характеристики личности, характера и деятельности способны вызвать в других людях уважение, симпатию, одобрение и понимание. 

С другой стороны, поскольку у мужчин периода средней взрослости и зрелости выявлено ощущение собственной малоценности, готовность поставить себе в вину свои слабости, неудачи, промахи, недостатки, в результате чего они антипатично относятся к себе (р < 0,05). Такое самоотношение оказывает влияние на формирование идентичности касающаяся материальной обеспеченности и будущего. Женщины периода ранней взрослости демонстрирую высокую социальную (материальное обеспечение) и личностную (будущее) идентичность, по сравнению с мужчинами и женщинами ранней взрослости и женщинами периода зрелости (р < 0,02). Иначе говоря, они имеют четкое представление о своем нынешнем материальном положении, которое их либо вполне устраивает, либо они знают, какие меры необходимо предпринять для его улучшения. Кроме того, женщины средней взрослости демонстрируют  определенность главных целей в жизни в сочетании с последовательным, настойчивым и энергичным их достижением. При этом женщины средней взрослости, также как и мужчины и женщины зрелого периода, находятся в фазе стабилизации (высокое значение по статусу идентичности мораторий), для которой, по данным нашего исследования, характерен высокий уровень субъективного контроля (табл. П.6.1), что значимо отличает их от мужчин ранней и средней взрослости (р < 0,05). В то же время для мужчин и женщин ранней взрослости характерна острота переживания кризиса социальной идентичности (низкие значения параметра «материальное обеспечение»)  и личностной идентичности (низкие значения параметра «отношение к будущему»), по сравнению с женщинами средней взрослости и мужчинами периода зрелости (р < 0,05). 

Следовательно, можно утверждать, что для женщин периода средней взрослости характерна стабилизация как социальных, так и личностных ощущений, с высокой самооценкой, позитивным отношением к себе и окружающим. С другой стороны, мужчины периодов средней взрослости и зрелости отличаются сниженной самооценкой, ожиданием негативного отношения к себе. При этом только у мужчин периода средней взрослости отсутствует стабильный период в достижении идентичности личности, что свидетельствует о глубине переживаний ими кризиса идентичности. 

Таким образом, результаты проведенного нами исследования показали, что на характер переживания личностью кризиса идентичности оказывают значимое влияние такие факторы, как пол, гендер, возраст, семейное положение и уровень образования. 

Список литературы:

1. Герасимова, Н. Ценностные ориентации личности в период взрослости [Текст] / Н. Герасимова // Ананьевские чтения – 98 : Тезисы научнопрактической конференции. – СПб., 1998. – С. 90-91.
2. Гунгер, Н.Н. Психологические средства становления в период нормативного кризиса взрослости : автореф. дис. … канд. психол. наук : 19.00.07 [Текст] / Н.Н. Гунгер ; Новосибирский гос. пед. ун-т. – Новосибирск, 2007. - 24 с.
3. Грошев, И. В. Полоролевые стереотипы в рекламе [Текст] / И.В.Грошев // Психол. журнал. –1998. –Т. 19. – № 3. – С. 112-119.
4. Крайг, Г. Психология развития [Текст] / пер. с англ. – СПб.: Питер, 2000. – 988 с.
5. Курбатова, Т.Н. Когнитивная сложность и идентичность в кросскультурном гендерном исследовании [Текст] /  Т.Н. Курабтова, Я.В. Куус. // Психологические проблемы самореализации личности. – СПб. : СПбГУ, 2001. – Вып. 5. – С. 204-217.
6. Манукян, В.В. Субъективная картина жизненного пути и кризисы взрослого периода автореф. дис. … канд. психол. наук : 19.00.07 [Текст] / В.В. Манукян ; Санкт-Петербургский гос. ун-т. - СПб., 2003. - 23 с.
7. Солдатова, Е.Л. Нормативные кризисы развития личности взрослого человека : автореф. дис. ... докт. психол. наук : 19.00.01 [Текст] / Е.Л. Солдатова ; Уральский. гос. ун-т. им. А.М.Горького – Екатеринбург., 2007. – 43 с.
8. Шухова Н. А. Влияние гендерной идентичности на социальнопсихологическую адаптацию мужчин : автореф. дис. … канд. наук : [Текст] /  Н.А. Шухова ; Ярослав. гос. ун-т.– Ярославль, 2004. – 22 с.
9. Jung, C.G. Man and his symbols [Text]  /  C.G. Jung. – New York : A Windfall Book, 1983. – 320 p.