ОТНОШЕНИЕ ОРЕНБУРГСКИХ ВЛАСТЕЙ К ТРАДИЦИОННОМУ ХОЗЯЙСТВУ КАЗАХОВ 

(60—90-е гг. XIX в.)

Абенова Бибигуль Сеиловна

канд. ист. наук, доцент Актюбинского государственного педагогического института, г. Актобе, Республика Казахстан

E-mail: 

Объявление казахских земель государственной собственностью Российской империи согласно административно-территориальной ре­форме 1868 года, и последовавшее за этим переселение большого коли­чества русских крестьян с центральных районов России в казахс­кие степи, привело к сужению жизненного пространства казахов. Чем больше оренбургские власти из года в год раздавали земли переселен­цам, тем более уменьшалась площадь пастбищных и сенокосных зе­мель казахов.

Сокращение пастбищных площадей, ограничение свободного передвижения между зимовками и летними пастбищами, ухудшение обеспечения животных кормом и водой послужило препятствием для дальнейшего развития скотоводческого хозяйства. Суть колониальной политики царизма и заключалась в приведении традиционного коче­вого хозяйства казахов к кризису.   

Большая часть колониальных чиновников считала, что кочевой образ жизни является привычкой к «дикой жизни», либо развлечением казахов. Они не посчитались с традиционным ведением хозяйства, являвшимся единственным источником существования, растоптав тем самым национальные интересы казахского населения. Огромные степ­ные просторы и особенности природно-климатических условий обусловили кочевой образ жизни, но грабительская земельная полити­ка царских властей привела к ухудшению положения степных казахов.

В результате усиления колониальной политики, социального гнета, и, вместе с тем, опустошительных джутов 1879—1880-х, 
1891—1892-х годов, уничтоживших большое количество поголовья скота, привело к обеднению казахов, и большая их часть с целью выживания вынуждена была заниматься новыми промыслами и земле­делием. Таким образом, переход казахов Оренбургского края в послед­ней четверти XIX века к занятию земледелием и, как следствие, к оседлости, явилось требованием самой жизни. В трудах и научных статьях, написанных на основе партийно-классовых позиций, переход казахов к земледелию и оседлости рассматривался как положительное следствие переселенческой политики царизма [2, с. 86—87]. В дейст­вительности же, переселенческая политика царизма не принесла каза­хам положительных результатов, а наоборот, только вред и беду.

Однако, казахи Уральской и Тургайской областей и без помощи «культурного» влияния русских крестьян были знакомы с процессом обработки земли. Хлебопашество в этом регионе отмечалось и раньше, причем оно развивалось очень успешно не только в плодородных северных районах, но также и в засушливых южных районах Тургайс­кой области. Так, например, в 1886 году в Тургайском уезде был полу­чен хороший урожай. Обилие урожая этого года (с одной десятины земли — 178650 пудов проса и 90700 пудов пшеницы) позволило каза­хам выста­вить излишки пшеницы на продажу [11, с. 3]. В этом же году урожай и уральских казахов оказался неплохим — с каждой десятины было получено по 150 пудов пшеницы и 100 пудов проса, в результате чего прилавки базара г. Уральска были полны казахским зер­ном [1, с. 616].

Конечно, местные власти сдерживали переход казахов к земле­делию и строили различные препятствия этому новому для местных жителей виду деятельности. Так, например, о стремлении казахов оренбургского ведомства к обработке земли, Н. И. Веселовский, писал: «Наша администрация очень сильно испугалась стремления киргизов (казахов — Б. А.) заниматься земледелием и всячески старалась поме­шать им в этом. Они, не подпуская киргизов к земледелию, думали держать их в повиновении и зависимости от России». Оренбургский генерал-губернатор Перовский придерживался такой же позиции и «строго запретил строить в степи землянки, мазанки и, вообще, жили­ща для постоянного проживания» [3, с. 209-210].

Смысл этого заключался в следующем. В случае если казахам будет предоставлена возможность для занятия земледелием, то это повлекло бы к уменьшению объема площадей земель, необходимых для устройства переселенцев и пригодные земли оставило бы казахам. Понимавшие это царские власти, в первую очередь, естественно,  думали о своих интересах. Они отнимали самые плодородные и луч­шие земли у местного населения, вытесняя их, таким образом, в каме­нистые и солончаковые земли,

Один из идеологов колониальной политики А. Кауфман деклари­ровал, что «… для киргиза земледелие не благо, а горе. Необходимо препятствовать развитию земледелия, а не способствовать». Он, не скрывая колониальных намерений, отмечал, что развитие земледелия у казахов «приводит к упадку скотоводства, а сохранить скотоводческое хозяйство киргизов — общегосударственное дело». Однозначно, речь здесь шла не о поддержке казахов в их новом начинании, а высчи­тывалась выгода для Российского государства так, как казахская степь была источником дешевой скотоводческой продукции, а казахские ло­шади отвечали потребностям царской конницы. А между тем способ­ность казахов выплачивать различные государственные налоги и повинности напрямую была связана с развитием скотоводческого хозяйства.

Тем не менее, несмотря на препятствия, чинимые царскими властями, казахи продолжали заниматься земледелием. Так, например, из собранных в 1895 году в Уральской области 894975 пудов пшени­цы [8, с. 100] 59,5 % было собрано казахами [9, с. 38]. В этом же году местное население Тургайской области засеяло 104585 десятин земель, что составляло 76,8 % засеянных площадей земель в области [13, л. 2]. Такие факты свидетельствуют о большей доле казахов Уральской и Тургайской областей в засеивании земли и сборе урожая, и вместе с тем показывают безосновательность тезиса о «прогрессивных введе­ниях» русских переселенцев, провозглашенного в исследованиях со­ветского периода. 

Таким образом, широкое распространение земледелия в хозяйст­ве казахов в конце XIX века повлияло на появление и развитие различ­ных промыслов, связанных с сельским хозяйством и усилило значение казахской степи как сырьевой базы.

Наряду с этим данный период характеризуется отсутствием в Урало-Тургайском регионе мясной промышленности. Это объяснялось нежеланием русских предпринимателей вкладывать денежные средст­ва в установку холодильного и консервационного оборудования, как не выгодного обстоятельства, тогда как развитие данной отрасли без такого оборудования явно невозможно. Отправка живого веса скота и оптом на центральные рынки России предпринимателям было выгоднее. Таким образом, поголовье скота и мясная продукция (а также шкуры, шерсть, животный жир, пух и т. п.) потекли в Россию. Только в 1891 году в бойнях Оренбурга было забито и отправлено в Россию 140 тысяч голов КРС и 300 тысяч голов мелко рогатого скота [14, л. 23]. Как правило, живой скот и мясо отправлялись в Москву и Петербург; животный жир отправлялся на заводы Москвы и Казани по изготовлению свечей и производству мыла; шкуры — в Москву, Ревель и Владимирскую губернию; внутренности животных отправлялись в Берлин, Вену и Москву.

Российские предприниматели скупали у казахов скот и скотовод­ческую продукцию по заниженным ценам и продавали по высоким це­нам на рынках России вместо того, чтобы вкладывать денежные средства в развитие местной промышленности.

Исходя из того, что традиционным занятием казахов, сложив­шимся тысячелетиями, являлось ведение кочевого скотоводческого хо­зяйства, именно оно открывало возможность для развития в Казахс­тане отраслей промышленности, связанных с обработкой животновод­ческой продукции. Однако, на практике ситуация обстояла иначе. Это было связано, во-первых, с упадком скотоводческого хозяйства, кото­рое явилось следствием колониальной политики царизма. Во-вторых, это исходило из умысла царских властей о выгодности вывоза деше­вого необработанного сырья, нежели строительстве в казахской степи предприятий по обработке животноводческой продукции. Стержень колониальной политики крылся и в этом.

Под влиянием хозяйственной необходимости и увеличения спро­са промышленно развитых центров России на мясную продукцию, начала изменяться и видовая структура стада в хозяйстве казахов — увеличилась доля крупнорогатого скота и лошадей. Например, за бо­лее чем 30-летний период (1865—1898 гг.) в хозяйстве казахов Куста­найского уезда доля лошадей выросла на 4,6 %, КРС — на 13,5 %, тог­да как доля овец сократилась в 2 раза [12, с. 166—167].

Все эти изменения явились следствием перехода казахов к полук­очевому скотоводству, а иногда и к оседлости, что, в свою очередь, было связано с усилением колониального гнета царизма и массовых джутов. Для обеспечения спроса российского рынка в мясе и молоке, а также с целью использования в качестве транспортной силы при обра­ботке земель выращивание крупнорогатого скота стало необходимым.

В 60-е годы XIX века у европейских крестьян России вырос спрос на казахских лошадей, вместе с этим, русскую конную армию заин­тересовал вопрос о пригодности и выносливости казахских лошадей к военным действиям. В это же время, Государственное ведомство по выращиванию лошадей  с целью улучшения пород казахских лошадей открыло пункты по их скрещиванию вблизи города Жаманкала Илец­кого уезда и города Костанай Николаевского уезда. Табуны лошадей отправлялись в Россию и из дальних уездов. Из одной только Тургайс­кой области в центральные губернии Российской империи вывозилось 40 тыс. лошадей, 100 тыс. шкур лошадей, 3 тыс. пудов конского волоса [4, с. 47].

Большая часть чиновников местной колониальной админист­рации считала, что в интересах Российского государства необходимо оставить кочевое скотоводческое хозяйство в прежнем состоянии. Так, например, известный своими трудами по истории Тургайской области и традиционному хозяйству казахов, врач-ветеринар А. Добросмыслов в 1895 году писал следующее: «Мы должны, таким образом, забо­титься не о насаждении земледельческой культуры в киргизских сте­пях, а принимать все меры и напрягать все усилия, чтобы киргизская степь осталась по-старому скотоводческой страной и, чтобы ското­водство не только не падало, а напротив, развивалось, как количест­венно, так и качественно» [5, с. 287—288]. Следовательно, для коло­ниальных чиновников России казахи «были полезны империи только своим скотом», а кочевое скотоводческое хозяйство казахов являлось лишь источником животноводческой продукции.

Царские власти считали, что «киргизы навсегда должны оста­ваться кочевниками во благо метрополии, чтобы снабдить государство скотом, кошмой, животным жиром, шерстью и другими продук­тами» [10, с. 91].

Как отмечал Л. Карвин, «царизм, заинтересованный в скорейшей гибели своих кочевников и полукочевников об улучшении быта их, конечно, не думал; это противоречило его «принципам»; он, наоборот, больше заботился … о судьбе скотоводческого хозяйства кочевников; он на эти окраины смотрел, как на свой скотный двор, дававший ему возможность спекуляции на внешнем рынке» [6, с. 3].

Таким образом, казахская степь вынуждена была специализиро­ваться на производстве продукции животноводства в интересах про­мышленно развитых центров Российской империи, а отсюда стано­вится понятным, почему развитие промышленности в этом крае не предусматривалось колониальной администрацией.

Список литературы:

1.        Алекторов А. Е. Указатель книг, журнальных статей о киргизах. — Казань, 1900.  — 813 с. 

2.        Ваганов О. О. Земельная политика царского правительства в Казахстане // Исторические записки. — 1950. — № 31. — С. 61—87; Сундетов С. К вопросу об оседании казахов в начале ХХ века // Известия АН КазССР. — 1961. — Вып. 3 /17/. —С. 68—77.        

3.        Веселовский Н. И.  Василий Васильевич Григорьев по его письмам и трудам. 1816—1881. — Спб., 1897. —235 с.

4.        Добросмыслов А. И. Коневодство и его значение для киргизского населения в Тургайской области. — Оренбург, 1894. — 62 с.

5.        Добросмыслов А. И. Скотоводство в Тургайской области. — Оренбург, 1895. — 360 с.

6.        Карвин Л. О быте киргиз //Красный Урал. —1924. —№ 99.

7.        Кауфман А. В среднеазиатских степях (из летних воспоминаний) // Мир божий. — 1904. — № 9. — С. 36—58.

8.        Памятная книжка и адрес-календарь Уральской области на 1897 год. — 192 с.

9.        Памятная книжка Уральской … на 1900 год. — 178 с.

10.     Терентьев Л. История завоевания Средней Азии. — СПб., 1906. — 122 с.

11.     Тургайская газета. — 1894. — № 58.

12.     Федоров Е. Г. Казахстан — колония царизма в ХІХ-ХХ вв. //Ученые записки Алма-Атинского государственного педагогического института им. Абая. — Т. 2. — Алма-ата, 1941. — С. 160—258.

13.     ЦГА РК. Ф. 25. Оп. 1. Д. 511/а. Л. 2.

14.     ЦГА РК. Ф. 25. Оп. 1. Д. 4201. Л. 23.