МЕТАФИЗИКА И РАЦИОНАЛЬНОСТЬ: КЛАССИЧЕСКИЙ И ПОСТНЕКЛАССИЧЕСКИЙ ИДЕАЛЫ

Дмитриева Анастасия Валерьевна

аспирант НГГУ, г. Нижневартовск

E-mail: anastas84@mail.ru

В истории философии и науки под рациональностью понимается ориентация на разум (рассудок). Рациональное — это то, что проистекает из разума (рассудка), ориентируется на него, тем самым делая понятным, гносеологически «прозрачным», бытие и познающего его человека.

В постнеклассической философии рациональность трактуется иначе, чем в философии классической. В рамках классической традиции философия прежде всего понимается как метафизика — учение о сверхчувственных принципах и предельных основаниях бытия. Ее основными проблемами были проблемы существования всеобщего, сущности мира и человека, универсальных методов эволюции мироздания и человеческой истории. Постнеклассическая философия отказывается от традиционной метафизики, от поиска универсалий бытия и познания. Она проявляет интерес к единичному, к его своеобразию, подчеркивает несводимость этого единичного к общему, стремится воссоздать полноту, многогранность, уникальность отдельных сторон и видов бытия [1, с. 376].

Новоевропейские метафизические системы, как сенсуалистические, так и рационалистические, конструируют и развивают не только формальное понятие мира в целом, единство многообразия, но и его содержательную целостность. Критерием всеобщей связи мироздания служит ее рациональность, т. е. выводимость из априорных аксиом разума и дедуктивных положений. Таким путем «метафизика разума» в лице Френсиса Бэкона (1561—1626 гг.), Рене Декарта (1596—1650 гг.), Готфрида Вильгельма Лейбница (1646—1716 гг.) и др. набрасывает образ мира как интеграл всех возможных содержаний опыта и обосновывает их ценность в разумно-рассудочной основательности, устанавливая аналог с естествознанием [1, с. 11—12].

Метафизика разума Нового времени апеллирует к рационально-рассудочным методам познания мира и человека, пытаясь отразить в понятиях и смоделировать в теориях их трансцендентные основания. Это было вызвано попытками выявить и сформулировать некие универсальные правила, дающие возможность человеку эффективно взаимодействовать с окружающей действительностью.

Осмысление сущности рационального в классической философии шло по двум направлениям. В рамках первого направления «рациональными» считались те акты познания и действия человека, которые позволяют достигать желаемых целей с наименьшими затратами времени и усилий. Такое понимание рельефно выражено в концепции Макса Вебера (1864—1920 гг.), которая основывается на идее полезности и целесообразности хозяйственных усилий человека. Второе направление, сформировавшиеся в философии и науке Нового времени, было ориентировано на поиск регулятивных правил, обеспечивающих последовательность и связность человеческих рассуждений в устройстве самого человеческого интеллекта [3, с. 11]. Видными сторонниками этого подхода были Рене Декарт и Иммануил Кант (1724—1804 гг.).

Классическая философская парадигма ориентируется на построение объяснительных моделей объективной и субъективной реальности. Ее волнуют вопросы: «Что есть мир?», «Что есть человек?» Постнеклассическая парадигма, напротив, занята поиском путей преобразования мира и человека, созданием проективных моделей. Ее интересуют вопросы: «Что нужно предпринять, чтобы остаться человеком в этом несовершенном мире?», «Как сделать мир более человечным?» [1, с. 376—377].

В конце XIX в. утвердилось положение о том, что рациональное в полной мере проявляется в науке. В теоретическом познании на первый план выдвинулась прогностическая функция, согласно которой главная задача науки состоит в том, чтобы предсказывать возможные последствия воздействия человека на окружающий мир и контролировать его. При этом большие надежды возлагались на обнаружение универсальных схем рассуждения, которые были успешно применены на практике в прошлом и, следовательно, должны иметь положительный эффект в будущем.

Однако в истории философии и науки известно немало примеров, когда возникающая проблема понималась в соответствии с актуальными на тот момент времени нормами рациональности, которые отвергались научным сообществом, как иррациональные или абсурдные. Так, «метафизическая идея» Нильса Бора (1885—1962 гг.) о планетарной модели атома не сразу нашла признание среди ученых, однако впоследствии была освоена естествоиспытателями.

По-видимому, научное познание не может быть ограничено, а нормы рациональности имеют свою динамику развития. Деятельность человека вовсе не сводится к познанию мира: познавая, люди одновременно преобразуют мир, переживают свое бытие в нем, воспринимают влияние окружающей среды. Чем больше выдвигаемая человеком цель совпадает с нормами того общества, к которому он принадлежит, тем более рациональной она воспринимается этой культурой.

Это одна из причин, почему современная наука оказалась в кризисной ситуации. На рубеже тысячелетий стало ясно, что научные цели должны соотноситься не только с нормами рациональности, определяющими порядок отбора гипотез для их осуществления, но и с нравственными установками, влияющими на оценку социального и индивидуального поведения. В этом случае научно понимаемая «разумность» («рациональность») порой начинает расходиться с общепринятыми требованиями социума, например, в сфере морали [3, с. 15]. Следовательно, вопрос о рациональности того или иного поведения становится проблемой нравственности.

В комплексе норм человеческого поведения подобные столкновения не так уж редки. Противоречие потребностей биологических и социальных — яркий тому пример. Так, жертвуя собственной жизнью ради других, человек подавляет в себе сильнейший инстинкт — инстинкт самосохранения.

В классической философии господствовала идея понимания рациональности как эффективности и конструктивности целенаправленной деятельности. Разумно то, что позволяет достичь цели оптимальными средствами. В результате путь познания сводится к осознанию некой схемы действий по осуществлению определенной цели. В рамках этой традиции сформировалась и преуспела западная техногенная цивилизация, породившая экологические проблемы, ядерное оружие, политическое насилие и т. д.

Однако традиционная «техничная» рациональность не вписывается в понятия гармонии и меры, напротив, природа и общество становятся жертвами принудительного внедрения абстрактных схем, требующих своей реализации. При этом с «исполнителей» снимается всякого рода ответственность, а оправданием таких действий является односторонне понятая рациональность, точнее, выражаясь словами Канта, — рассудочность — желание достичь цели с наименьшими затратами.

Наше время — время осознания предела традиционного «технологического» разума и классической рациональности, стремящейся конечными средствами понять и выразить бесконечное разнообразие мира [3, с. 47]. Современный мир представляется не миром гармонической мудрости, но миром конфликта мудрости и знания, «победы» знания над мудростью.

Человек ответственен за свой путь в этом мире, поэтому, постигая эту ответственность, он обретает свободу от мира. Свобода действовать и творить в мире предполагает ответственность за него [3, с. 52].

Именно поэтому в период постнеклассического миропонимания возникает потребность в новом осознании природы рационального, фундаментальными понятиями которого становятся целостность и ответственность. По своему содержанию постнеклассическая традиция понимания рационального основывается на восприятии человеческого бытия как реализации части конкретного единства, где вопрос об изначальной ответственности за гармонию целого подлежит теоретическому осмыслению. Не потому поступок ответственен, что он рационален, а потому он рационален, что ответственен [3, с. 51]. Сущность человека — в единстве и сопричастности целостной гармонии мира, в его взаимозависимости от других людей, в невозможности самореализации без социума, но не за счет других.

В глубине нового «космичного» понимания рациональности лежат фундаментальные метафизические категории целостности системы мироздания, всеобщей связи явлений, причинно-следственных отношений, а также «антропологические» категории нравственной гармонии, морального выбора, человеческой свободы и т. д.

Но там где начинается метафизика, заканчивается наука. Это две принципиально разные сферы человеческого мышления, в основе которых лежат фундаментально различные задачи. Наука стремится выработать теоретические модели, которые специально направлены на решение конкретных проблем, в то время как метафизика претендует на постижение мира в целом и выявление неких универсальных смыслов. Помимо теоретических оснований наука имеет безусловную связь с эмпирией, а ее критериями являются верифицируемость и возможность фальсификации. Метафизика же далека от эмпирии и, осмысляя трансцендентное, непосредственно не опирается на опыт.

Тем не менее их сотрудничество может быть плодотворным. Речь идет о признании в каждой конкретной науке скрытого, «неявного» знания (М. Полани) и причастности ее к метафизическим решениям. Но если наука и далее будет отрицать метафизику, воспринимая мир как машину, в ее содержании останется лишь ряд незыблемых и неприкосновенных утверждений, похожих на догматы религиозной веры. Техника, механизация, автоматизация и рационализация вырывают человека из «субстанционального содержания жизни» [2, с. 298]. Можно согласиться с выдающимся немецким философом Мартином Хайдеггером (1889 — 1976 гг.), который господству современной науки противопоставляет мышление как вопрошающее осмысление.

Таким образом, в условиях постнеклассического мышления, когда аксиологические факторы становятся частью экономических, политических и социальных программ, понятие рационального значительно расширило свои пределы и область применения. Обнаруживая некий метафизический смысл, рациональное проявляется в контексте индивидуальных ситуаций, лишаясь очерченных классическим мышлением четких границ. В отличие от новоевропейской традиции, где рациональное прежде всего выражало себя в науке, в постнеклассическом мышлении рациональное охватывает множество других сфер деятельности человека, включая искусство, быт, повседневность и др. С трансформацией смысла рационального расширились и задачи метафизики, стремящейся к объяснению таких жизненных ориентиров, как долг, мораль, ответственность, которые традиционно исследовались классическим рационализмом.

Список литературы:

1. История философии: Учебник / Под ред. Ч.С. Кирвеля. 2-е изд., испр. — Минск: Новое знание, 2001. — 728 с.
2. Пушкин В.Г. Сущность метафизики. — СПб.: Лань, 2003. — 480 с.
3. Тульчинский Г.Л., Уваров М.С. Перспективы метафизики. — СПб.: Алетейя, 2000. — 415 с.