КАТЕГОРИЯ «КОНКРЕТНОГО» Г.В.Ф. ГЕГЕЛЯ В ИНТЕРПРЕТАЦИИ И.А. ИЛЬИНА

THE CATEGORY OF "CONCRETE" G.V.F. HEGEL IN THE INTERPRETATION OF I.A. ILYIN

Kirill Shchepochkin

student, Department of Small Arms and Cannon Armament, Institute of High-Precision Systems name Gryazev, Tula State University,

Russia, Tula

Irina Petrakova

scientific supervisor, candidate of philosophical sciences, associate professor, Tula State University,

Russia, Tula

АННОТАЦИЯ

В статье приводится обзор интерпретации Иваном Ильиным категории «конкретного» в философии Георга Гегеля на основании работы «Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека». Помимо представлений Ильина о природе конкретности, в рамках обзора так же затронуты семантические аспекты употребления настоящего термина, и прослежена связь гегельянской идеи спекулятивного конкретного единства с телеологическими суждениями Канта.

ABSTRACT

The article provides an overview of Ivan Ilyin's interpretation of the category of "concrete" in Georg Hegel's philosophy based on the work "Hegel's Philosophy as the doctrine of the concreteness of God and man". In addition to Ilyin's ideas about the nature of concreteness, the review also touches on the semantic aspects of the use of this term, and traces the connection of the Hegelian idea of speculative concrete unity with Kant's teleological judgments.

Ключевые слова: Ильин; Гегель; конкретное; конкретное-эмпирическое; конкретное-спекулятивное; Кант.

Keywords: Ilyin; Hegel; concrete; concrete-empirical; concrete-speculative; Kant.

Георг Вильгельм Фридрих Гегель по праву может быть назван одним из величайших философов в мировой истории. Философская система Гегеля является высшей точкой развития классической немецкой философии (или же немецкого идеализма), обнаруживавшей своё начало в системе трансцендентального идеализма Иммануила Канта. Наряду с Кантом Гегель является одним из наиболее влиятельных философов Нового времени, чья философская система смогла надолго укрепиться и получить свое дальнейшее развитие в общемировой философской традиции.

Даже если мы не признаем истинность философских воззрений Гегеля, мы отнюдь не можем отрицать его влияние на историю развития философской мысли. Пожалуй, наиболее серьезными и влиятельными школами философской мысли, берущими свое начало в гегельянстве, в настоящее время являются философские направления марксизма и неомарксизма. В особенности справедливым данное наблюдение можно считать относительно положения философии в современной России, где до относительно недавнего времени марксистская школа мысли занимала абсолютно господствующее положение. В связи с этим интересным является обращение к интерпретации Гегеля философами, чьи труды буквально еще 30 лет назад были недоступны для широкого круга русскоязычных читателей. Именно таким философом является Иван Александрович Ильин, написавший в 1918 г. докторскую диссертацию «Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека». Настоящая работа, хотя и не получившая широкого признания в силу различных неблагоприятных исторических обстоятельств, сопутствующих его издания на русском (в 1918 г.) и немецком (в 1946 г.) языках, является, пожалуй, одним из лучших комментариев к философии Гегеля [4, 9].

Обращение Ильина к философии Гегеля состоялось на фоне развития неогегельянства в философской среде конца 19 – начала 20 в. Наблюдая возрождающийся и все более крепнущий интерес к философской системе Гегеля, Ильин, однако, замечал критические упущения в рассмотрении его философской системы в литературе своего времени. Этим упущением является ни что иное как рассмотрение категории «конкретного» и следующего из него различия между конкретно-эмпирической и конкретно-спекулятивной формами знания в рамках философской доктрины Гегеля. Подробнейшему рассмотрения именно этого вопроса и посвящена первая часть его диссертации – «Учение о сущности Божества» [4, 7], к которой мы и будем обращаться в настоящей статье.

Другим важным фактом, касающимся интерпретации философии Гегеля Ильиным, является близость последнего к герменевтической методологии Шлейермахера [5]. Ильин ставил целью своей работы определенного рода реконструкцию философского учения Гегеля. Он стремился к органически внутреннему описанию самого хода, самого процесса спекулятивной гегелевской мысли. По мнению Ильина, спекулятивная система Гегеля не может быть познана во всей своей полноте иначе как изнутри. Прежде всего в рассмотрении гегелевского подхода необходимо научиться обращать свой взор подобно ему и вместе с ним. Именно в своеобразии и необычайной сложности реализуемого Гегелем акта мышления Ильин видел главную причину критики в адрес этого величайшего философа. Система Гегеля не может быть полноценно критически рассмотрена извне, с позиций приверженности формальной логики, и целью Ильина было воспроизвести сам акт гегелевской мысли во всем его своеобразии и полноте [4, 7].

Первое, на что стоит обратить внимание при рассмотрении интерпретации Ильиным термина «конкретный», это возведение его этимологическому происхождению от латинского «concrescere», обозначающего сращение (образованного совмещением префикса «con-», обозначающего совмещение, соединение, с корнем «cresco» – приплод потомство). Образуемое в латинском языке «concretus» таким образом будет обозначать «срастаться» [11]. Этот момент имеет принципиальное значение, что подтверждается следующими фактами. Во-первых, против такого рода понимая термина «конкретный» в философии Гегеля выступал философ и переводчик Густав Густавович Шпет, который в комментарии от переводчика к «Феноменологии духа» прямо называет подобный перевод некорректным. Во-вторых, сам Ильин на протяжении своей работы будет отмечать, что при рассмотрении философской системы Гегеля иными философами термин «конкретность» (являющийся фундаментальной категорией, согласно интерпретации Ильина) теряет свою значимость и вес. «Конкретное» тонет в обыденности и частоте использования, что и выдвигает на особое место интерпретацию его, как «сращённого» [4, 7]. И в-третьих, использование термина «конкретный» в данной семантической форме является отсылкой к подобному употреблению у Канта в его «Критике способности суждения» [7, 8, 10]. Последний момент, по-видимому, в особенности примечателен, потому что Шпет в своем комментарии так же упоминает терминологию немецких идеалистов, называя имена Канта и Фихте, но выражая при этом мнение, что Гегель в своем лингвистическом своеобразии намеренно стремился к отмежеванию, противопоставлению своего философского языка кантианской терминологической базе [3]. В то же время Ильин, судя по всему, видит «конкретное» Гегеля как отчасти проистекающее из принципа суждения о внутренней целесообразности в организмах (в контексте которого Кантом и употребляется сходное по смыслу «konkretionen») и дальнейшее его развития в категориях Духа. Безусловно, сведение основополагающего вопроса всей философской системы Гегеля к телеологической способности суждения Канта было бы крайне претенциозно и самонадеянно, однако мы все же можем проследить определенное сходство на уровне проведения аналогий, на что мы обратим свое внимание в ходе дальнейшего повествования. Учитывая особое отношение Ильина к интерпретации «конкретного» прежде всего как «сращённого», а также наше предположение о связи с кантианским употреблением «konkretionen» в подобном смысловом значении, в последствие мы будем исходить именно из этого перевода.

Если мы обратимся к работам самого Гегеля, то сможем проследить, что помимо употребления в качестве независимой смысловой единицы, термин «конкретность» также присутствует в смысловых связках «конкретное единство» и обозначается как «нечто содержащее в себе разные определения», как «единство различенных и различимых моментов», как «скопление», подвергающееся «разложению» [2, 3]. Все это согласуется с семантикой используемого Ильиным термина «срастись», т.е. соединиться, образуя единое целое, неразрывно соединиться [1]. В подобном ключе конкретное и мыслится Ильиным, как нечто составное, сочетающее в себе много сторон, вступающих друг с другом в различные отношения. Конкретное всегда стоит последней ступени диалектической триады, это синтез, возникающий в процессе снятия противоречий между противостоящими сторонами, их общее содержание. Конкретное, во всей полноте своего содержания, рождается при движении прочь от абстрактного описания Понятия, к все более полному и содержательному описанию, к «многообразию, сросшемуся в единство» [7, с. 188].

В сути этого определения Ильин и видит ключевую разницу между конкретно-эмпирическим и конкретно-спекулятивным знанием, как низшей и высшей ступенями знания соответственно. Ильин замечает презрение Гегеля к эмпирическому опыту, который, по мнению самого Гегеля, ни коим образом не может лежать в основе науки и философии. Основанием для такого рода утверждения является наблюдение, что конкретность эмпирической реальности является лишь конкретностью кажущейся. Конкретность эмпирического является отнюдь не «единством во множестве», но «множеством, лишённым единства». «Конкретные» вещи в эмпирической реальности являются оторванными от связи с другими, все это многообразное сочетание единичных вещей имеет хаотичное случайное устройство. Каждая часть этого «целого» утверждает свое бытие независимо от других. Конкретно-эмпирическая реальность является по природе своей дискретной, разделенной, прерывистой, как во времени, так и в пространстве, что делает невозможным её восприятие человеческой мыслью. В противопоставление чувственному восприятию, мысль не может оперировать единичным, в своей творческой деятельности она стремится к всеобщему, к объятию Понятия во всей его полноте и содержании. Это вступает в противоречие с самой сутью эмпирического. Мысленно выхватывая Понятие из мира, мы выделяем его из текучего и сменяющегося потока жизни, укрепляя его в бытие, таким образом фиксируя его [7].

Такая работа проходит уже на первом абстрактно-формальном уровне познавательной деятельности, подготавливающем разум человека к мышлению. Стремясь подвергнуть вещь мышлению, мы подвергаем ее анализу, разлагаем ее на различные части, удерживая интересующую нас сторону. Таким образом, мы мысленно извлекаем ее из конкретной связи с остальными элементами целого, чтобы подвергнуть изучению в ее неполноте и несовершенстве. Этот первый шаг уже является уходом от конкретно-эмпирического, являющегося по природе своей не познаваемым. Рассуждая о формально-абстрактном, Ильин, по сути, говорит об индуктивных заключениях в формальной логике. О движении в ходе познавательного процесса от видовых к родовым понятиям. Однако несмотря на то, что этот процесс и является подготавливающим для ума, он не является полноценным в силу своей абстрактности. Ильин справедливо замечает, что тех отвлеченных, удерживаемых сторон, изолируемых от связей, от содержания целого не существует в познаваемой реальности. Это и отличает формально-абстрактное знание от полноты системы мышления Гегеля. Спекулятивное мышление Гегеля направлено на познание предмета или Понятия во всей полноте его содержания. Сутью этого процесса является уход от внешнего рассмотрения, подверженного субъективности человеческого восприятия, но срастание субъекта с самим объектом. В этом уже кроется диалектическое противоречие, решающееся в конкретном тождестве субъекта и объекта. Субъект сливается с предикатом посредством общего содержания, теряя двойственность своей природы, но приобретая единое содержание: сознанной предметности и предметного сознания [7].

Спекулятивное мышление представляет из себя процесс диалектического исследования всеобщей конкретности. Спекулятивная конкретность, как высшая форма тотального единства, в рамках диалектического процесса сама разлагает себя на внутренние противоречия, которые, решаясь посредством цепи диалектических триад, формируют все полноту своего содержания. Конкретность являет собой две каузы, она является как конечной целью всего диалектического движения, так и началом этого движения. В этой фундаментальной идее конкретности Ильин видит обоснование сущности Бога. «Я есмь Альфа и Омега, начало и конец» (Откр. 1:8) – согласно Ильину, Бог представляет собой живую конкретность, тотальное единство всех спекулятивных определений, постигаемых в процессе непосредственного бытия [7].

Здесь мы вернемся к телеологической способности суждения Канта, поскольку именно в рассуждениях Ильина об абсолютной природе спекулятивной конкретности Гегеля мы можем проследить связь с кантианским принципом суждения о внутренней целесообразности в организмах. Этот принцип сформулирован Кантом так: «органический продукт природы – это продукт, в котором все есть взаимно цель и средство». Этот принцип весьма хорошо созвучен с интерпретацией Ильиным идеи органической природы конкретного единства. Конкретное в полноте своего содержания, в полноте слияния своих частей с собой и самим целым представляет собой органическую тотальность спекулятивного, триединого слияния. Конкретное являет собой живое единство, каузальный закон для которого распространён на все его части. В этом мы можем уследить определенную генеалогическую связь между кантианской телеологией и спекулятивной конкретностью Гегеля, расширившего кантианские суждения в онтологических и эпистемологических категориях Абсолютного Духа [7, 8]. Интересным является и факт прослеживания этой связи в рассуждениях о гегелевском понимании конкретного Эдвальда Васильевича Ильенкова. Ильенков указывает на видение Гегелем органической жизни как несовершенной формы метафизической конкретности. Животный организм обнаруживается Гегелем в виде взаимодействия частей в единой системе. Это взаимодействие есть по сути своей несовершенная форма конкретности духовного мира. Все части организма существуют в живой взаимосвязи, они составляют тождество в рамках единого целого. Только эта конкретность способна быть целью и средством движения, развития единого в совокупности своих частей. Ильенков противопоставляет этой живой конкретности мертвую абстрактность отрубленной руки, не способной к существованию во внешней независимой форме [6, с. 129]. Подобного рода интерпретация Гегеля так же роднит его идею конкретности с телеологическими суждениями Канта, что, по-видимому, было усмотрено еще Ильиным.

Интерпретация Ильиным философии Гегеля, представленная в работе «Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека» представляет собой интерес, в силу озвучиваемых в ней концепций. Пожалуй, главным вопросом, которому и посвящено исследование Ильина, является раскрытие сущности «конкретного» в философской системе Гегеля. «Конкретное» по Ильину является фундаментальной категорией гегелевской системой мысли, которая, однако, не удостаивалась рассмотрения предшествующими ему комментаторами творчества Гегеля. Согласно Ильину, вся система логики Гегеля изначально организована в своей направленности на достижения полноты конкретно-спекулятивного знания, как высшей формы познания реальности во всей полноте бытия. Конкретное единство обнаруживается как первопричина и цель подлинного диалектического бытия, становящегося через разрешение внутренних противоречий в единстве их тождества. Конкретно-спекулятивное знания Гегеля противостоит предшествующим ему формам конкретно-эмпирического и абстрактно-формального знания, формируя качественно новый уровень философского познания. Именно с конкретностью Ильин ассоциирует бытие Бога в философии Гегеля, трактуя его в пантеистическом ключе. Таким образом Бог есть высшая форма конкретного бытия, самопостигаемая им в форме человеческого познания.

Список литературы:

1. Большой толковый словарь русского языка [Текст]: А-Я / РАН. Ин-т лингв. исслед.; Сост., гл. ред. канд. филол. наук С. А. Кузнецов. - Санкт-Петербург: Норинт, 1998. - 1534 с.
2. Гегель, Георг Вильгельм Фридрих. Наука логики [Текст] / [Отв. ред. и авт. вступ. статьи, с. 5-74, М. М. Розенталь]. - Москва: Мысль, 1970-1972. - 3 т.
3. Гегель, Георг Вильгельм Фридрих. Феноменология духа / Георг Вильгельм Фридрих Гегель. - М.: Наука, 2000. - 495 с.
4. Гриер Ф.Т. Спекулятивно-конкретное: интерпретация Гегеля И.А. Ильиным / пер. с англ. З. Г. Антипенко // Ильин И.А. Собрание сочинений: Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека / И.А. Ильин. – Москва: Русская книга, 2002. – Т. 2. – С. 520–548.
5. Изергина Н.И., Логинова Н.Н. Герменевтика в творчестве И.А. Ильина // Контентус. 2019. № 3 (80). С. 12-21.
6. Ильенков, Эвальд Васильевич. Диалектика абстрактного и конкретного в "Капитале" Маркса [Текст] / Акад. наук СССР. Ин-т философии. - Москва: Изд-во Акад. наук СССР, 1960. - 285 с.
7. Ильин, И.А. Собрание сочинений: философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека Т. 1. Учение о Боге / Сост. и коммент. Ю.Т. Лисицы; Худож. Л.Ф. Шканов. - М.: Русская книга, 2002. – 448 с., 1 л. портр.
8. Кант, Иммануил (1724-1804.). Критика способности суждения: [Пер. с нем.] / И. Кант; [Вступ. ст. А. Гулыги, с. 9-35]. - М.: Искусство, 1994. – 365 с.
9. Новая философская энциклопедия [Текст]: в 4 т. / Ин-т философии Рос. акад. наук, Нац. обществ.-науч. фонд; Науч.-ред. совет.: В. С. Степин [и др.]. - Москва: Мысль, 2000-2001.
10.   Kant, Immanuel (1724-1804). Die drei Kritiken / Immanuel Kant Kritik der Urteilskraft. - Hamburg: Meiner, cop. 2003. - - XCVII, 535 c.
11.  Walde Alois. Lateinisches etymologisches Wörterbuch / Dritte neubearbeitete Auflage von J.B. Hofmann. - Carl Winter Universitätsverlag, 1938. – 2053 S.