ПРИЗНАНИЕ ПРОЩЕНИЯ ДОЛГА ДАРЕНИЕМ В ВИДЕ ОСВОБОЖДЕНИЯ ОТ ИМУЩЕСТВЕННОЙ ОБЯЗАННОСТИ ПЕРЕД СОБОЙ: ОСНОВНЫЕ ВЫВОДЫ СУДЕБНОЙ ПРАКТИКИ

RECOGNITION OF DEBT FORGIVENESS AS A GIFT IN THE FORM OF EXEMPTION FROM PROPERTY OBLIGATIONS TO ONESELF: KEY FINDINGS OF JURISPRUDENCE

Aleksandr Kozhedub,

student, Faculty of law, National Research University “Higher School of Economics” (HSE),

Russia, Moscow

АННОТАЦИЯ

В статье рассматриваются два основных подхода к сопоставлению таких институтов гражданского права как дарение и прощение долга. Основываясь на правоприменительной практике российских судов, предлагается вывод о необходимости разграничения данных категорий, в связи с различной правовой природой. В качестве способа преодоления негативных последствий при сопоставлении институтов дарения и прощений долга предлагается обратиться к французскому опыту и ввести в гражданском законодательстве дополнительную категорию «косвенное дарение».

ABSTRACT

The article considers two main approaches to comparing such civil law institutions as deed of gift and debt forgiveness. Based on the law enforcement practice of Russian courts, the conclusion is made that it is necessary to distinguish these categories due to their different legal nature. As a way to overcome negative consequences when comparing the institutions of deed of gift and debt forgiveness, it is proposed to refer to the French experience and introduce an additional category of “indirect gift” in civil legislation.

Ключевые слова: гражданское право, дарение, косвенное дарение, прощение долга, возмездный характер, ничтожность сделки.

Keywords: civil law, deed of gift, indirect gift, forgiveness of debt, a billable transaction, nullity of transaction.

В российском гражданском праве существует ряд смежных правовых категорий, соотношение которых на практике представляется затруднительным. Одним из характерных примеров является договор дарения и прощение долга.

Согласно п. 1 ст. 572 ГК РФ по договору дарения одна сторона (даритель) освобождает или обязуется освободить ее от имущественной обязанности перед собой или перед третьим лицом [1]. В тоже время правовая конструкция в виде освобождения от имущественной обязанности предусмотрена прощением долга в соответствии со ст. 415 ГК РФ [1]. Анализ соотношения договоров представляется крайне важным в свете складывающейся судебной практики разрешения споров: в ряде дел (Постановления ФАС Северо-Западного округа от 09.10.2008 по делу N А21-3512/2007, ФАС Московского округа от 26.01.2009 N КГ-А40/11632-08 по делу N А40-24385/08-30-76) кредиторы обращаются в суд с целью квалификации прощения долга в качестве договора дарения и признании его, соответственно, ничтожным на основании пп. 4 п. 1 ст. 575 ГК РФ. Иным основанием квалификации соглашения сторон в качестве договора дарения является стремление избежать дополнительного налогового обременения. [2; 3].

В теории и практике вопрос соотношения указанных категорий рассматривался в основном с двух позиций: (1) прощение долга является разновидностью договора дарения [16; с. 65]; (2) прощение долга и дарение необходимо разграничивать как институты общей и особенной частей российского гражданского законодательства.

Сторонники первого подхода основывали позицию на следовании букве Гражданского кодекса РФ, который, исходя из формулировок положений ст. 415 и п. 1 ст. 572, фактически предусматривает включение прощения долга в более широкий институт договора дарения. Однако «позиция» законодателя подвергается критике. Изначально правовая природа договора дарения и прощения долга является различной: прощение долга предусматривает прекращение обязательства перед кредитором, в то время как по договору дарения может порождать обязательство подарить вещь в будущем (консенсуальный договор дарения). Кроме того, отличием прощения долга от договора дарения является возмездный характер, поскольку прощение осуществляется в интересах кредитора, который «уверен в получении выгоды за счет должника, потому что последний юридически обязан к ее предоставлению или осуществляет предоставление в момент прощения долга» [17; с. 208]. В качестве меры разрешения сложившейся проблемы разграничения, сторонники рассмотрения прощения долга как разновидности договора дарения по российскому праву указывают «сужение предмета договора дарения посредством исключение из него действий по освобождению одаряемого от обязанности перед дарителем» [16; с. 66].

Тем не менее, указанный подход не находит подтверждения в судебной практике подвергается резкой критике по следующим причинам: (1) возможен теоретический запрет коммерческим организациям на прощение долга свыше 3000 рублей; (2) применения ограничений заключения договора дарения к прощению долга; (3) обязательность применения письменной формы к прощению долга в будущем на основании п. 2 ст. 574 ГК РФ; (4) проблема оспаривания подозрительных сделок должника в соответствии со ст. 61.2 ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» [17; с. 204].

В.В. Витрянский был первым ученым, который предложил концепцию ограниченного смешения институтов прощение долга: при положительном решении вопроса о безвозмездности и при наличии намерения одарить прощение долга все же может быть квалифицировано как договор дарения [18; с. 347]. В дальнейшем предложенная идея получила отражение в Информационном письме ВАС РФ №104 «Обзор практики применения арбитражными судами норм Гражданского кодекса РФ о некоторых основаниях прекращения обязательств» [4]. В Постановлении Президиума ВАС РФ от 15.07.2010 N 2833/10 по делу N А82-7247/2008-99 суд повторил приведенный аргумент, выделив критерий намерения кредитора простить долг в качестве дара [5].

Тем не менее, в Информационном письме ВАС РФ от 30.10.2007 N 120 «О практике применения арбитражными судами положений главы 24 ГК РФ» в п. 9 указал следующее: «Соглашение об уступке права (требования), заключенное между коммерческими организациями, может быть квалифицировано как дарение только в том случае, если будет установлено намерение сторон на безвозмездную передачу права (требования)» [6], - не упоминая о критерии намерения одарить должника. Впоследствии суд признал сделку недействительной на основании положений ст. 168 и 575 ГК РФ [6].

Таким образом, возникает вопрос о характеристике элемента «animus donandi» (намерение одарить) и необходимости его наличия в действиях кредитора для квалификации прощения долга в качестве договора дарения [17; с. 205]. Высший Арбитражный Суд РФ в Постановлении Президиума от 04.12.2012 N 8989/12 указывает на обязательный характер намерения дарителя передать имущества как определяющего квалифицирующего признака договора доверия [7].

В качестве примера наличия намерения кредитора одарить должника может свидетельствовать отсутствие взаимосвязи между прощением долга и получением имущественной выгоды по какому-либо обязательству между сторонами (кредитором и должником) [4]. ВАС РФ в Информационном письме № 104 напрямую связывает критерий безвозмездности с намерением облагодетельствовать должнику. Соответственно, судам достаточно установить только критерий безвозмездности для возможности переквалифицировать прощение долга в договор дарения.

Данный вывод подвергается критике в ряде научной литературы как «непоследовательный» и «противоречивый» (суды делали поспешное обобщение: безвозмездно, то есть даром) [17; с. 207], с чем нельзя согласиться. Согласно п. 2 ст. 431 ГК РФ при толковании условий договора судом должна быть выяснена действительная общая воля сторон с учетом цели договора, принимая во внимание все соответствующие обстоятельства [1]. Именно в ходе судебного разбирательства, изучая положения договора между сторонами, суды оценивают намерение кредитора передать имущество в качестве дара. В Постановлении ФАС Московского округа от 30.06.2014 по делу N А41-33913/13 суд приходит к следующим выводам: «Согласно соглашению <…> частичное прощение долга в соответствии с условиями соглашения осуществляется безвозмездно, поскольку кредитор получает меньше, чем предусмотрено ко взысканию по решению суда, поэтому соглашение является ничтожным» [9]. Аналогичная позиция отражена в Постановлении АС Северо-Кавказского округа от 31 июля 2019 г. по делу N А32-14859/2016 [10].

Кроме того, кассационные инстанции указывают на неверный подход судей предшествующих инстанций при рассмотрении споров о квалификации заключенного между сторонами соглашения как договора дарения, отправляя дела на новые рассмотрения в связи с тем, что все условия соглашения подлежали оценке с учетом воли сторон при его заключении [11]. В связи с этим особую роль играет назначение договора. В случае, если доводы заявителя о признании соглашения договором дарения будут расценены как несостоятельные, тогда суд откажет в признании договора недействительным (или в иных последствиях, которые может повлечь противоположное решение) [12].

В судебной практике встречается ряд примеров, в которых в основе соглашения между сторонами о прощении долга являлось желание кредитора избежать дальнейших судебных разбирательств, включая расходы на судебные издержки., что свидетельствует об отсутствии намерения кредитора одарить должника. В качестве примера можно привести Постановление АС Северо-Кавказского округа от 05.07.2016 по делу N А32-5237/2015: «<…> целью совершения сделки прощения долга являлось обеспечение уплаты суммы задолженности в непрощенной части, то есть у кредитора отсутствовало намерение одарить должника. Взаимодействие сторон исключает квалификацию спорного прощения долга как дарения» [13].

Иным основанием в отказе признания соглашения сторон о прощении долга в качестве договора дарения является частичное прощение долга с целью в дальнейшем обеспечить платежеспособность должника. В Информационном письме от 20.12.2005 N 97 ВАС РФ указал: «<…> частичное прощение долга имело целью восстановление платежеспособности должника и никаких доказательств, свидетельствующих о намерении кредиторов одарить должника, не было представлено» [14].

В последние годы можно встретить практику, согласно которой стороны используют в качестве доказывания встречного предоставления по соглашению о прощении долга (т.е. об отсутствии у кредитора стремления одарить должника) посредством положения о признании должником суммы долга. Тем не менее, суды считают указанный аргумент релевантным и рассматривают его в качестве выходящего за пределы толкования заключенного соглашения [15], чему выражается несогласие в научной литературе, поскольку «факт признания долга значительно облегчит для кредитора доказывание в суде наличия спорной задолженности» [17; с. 203].

Подводя итог вышесказанному, следует сделать вывод о наличии прогресса в применении норм материального права при разрешении судебных споров о признании соглашения сторон о прощении (частичном прощении) долга договором дарения в виде освобождения от имущественной обязанности перед собой. Первоначально смешанные правовые институты получили более детальное разграничение как в позиции высших судов, так и, в последствии, иных судебных инстанций. В судебной практике сложился подход о необходимости наличия двух основных элементов в соглашении с целью признания его договором дарения: безвозмездность и стремление кредитора одарить должника. Наличие или отсутствие данных элементов должно исходить из толкования положений соглашения, а также целей и мотивов его заключения.

Тем не менее, существующее гражданское законодательство в части регулирования прощения долга и договора дарения должно быть реформировано. Представляется возможным введение дополнительной категории «косвенного дарения» по аналогии с французским правом [19; с. 98] с целью избежания возможности злоупотребления кредиторами своими правами, к примеру, намеренное признание сделки ничтожной с целью возврата прощенной задолженности.

Список литературы:

1. Гражданский Кодекс Российской Федерации // Правовая система "КонсультантПлюс";
2. Письмо ФНС России от 22 ноября 2004 г. № 02-5-11/173 "О порядке учета в целях налогообложения прибыли операции прощения учредителем долга дочерней организации" // Правовая система "Кодекс";
3. Письмо ФНС России от 22 мая 2009 г. № 3-2-13/76 "О порядке учета в целях налогообложения прибыли операций по прощению долга" // Главбух;
4. Информационное письмо Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 21.12.2005 N 104 «Обзор практики применения арбитражными судами норм Гражданского кодекса РФ о некоторых основаниях прекращения обязательств»;
5. Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 15.07.2010 N 2833/10 по делу N А82-7247/2008-99;
6. Информационное письмо Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 30 октября 2007 г. N 120 О практике применения арбитражными судами положений главы 24 ГК РФ;
7. Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 04.12.2012 N 8989/12;
8. Информационное письмо Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 21.12.2005 N 104 «Обзор практики применения арбитражными судами норм Гражданского кодекса РФ о некоторых основаниях прекращения обязательств»;
9. Постановление ФАС Московского округа от 30.06.2014 по делу N А41-33913/13;
10. Постановление АС Северо-Кавказского округа от 31 июля 2019 г. по делу N А32-14859/2016;
11. Постановление АС Восточно-Сибирского округа от 14 февраля 2017 г. по делу N А58-3294/2015;
12. Определение Верховного Суда РФ от 20.12.2016 по делу N 302-ЭС16-1402
13. Постановление АС Северо-Кавказского округа от 05.07.2016 по делу N А32-5237/2015;
14. Информационное письмо Президиума ВАС РФ от 20.12.2005 N 97 «Обзор практики рассмотрения арбитражными судами споров, связанных с заключением, утверждением и расторжением мировых соглашений в делах о несостоятельности (банкротстве)»;
15. Постановление АС Западно-Сибирского округа от 18.04.2017 по делу N А81-3271/2015.
16. Елисеев И.В., Кротов М.В. Проблемы прощения долга как основания прекращения обязательств // Очерки по торговому праву. Ярославль, 2001. №. 8. С. 66-68;
17. Ноздрачева А.Ю. Обзор судебной практики по вопросу соотношения института прощения долга со смежными правовыми конструкциями // Вестник экономического правосудия Российской Федерации. 2019. N 7. С. 202-223;
18. Брагинский М. И., Витрянский В. В. Договорное право. Книга вторая: Договоры о передаче имущества. М., 2000. 786 с.;
19. Серветник А.А. Прощение долга в гражданском праве иностранных государств // Вестник СГЮА. 2012. №6. С. 94-99.