Телефон: 8-800-350-22-65
WhatsApp: 8-800-350-22-65
Telegram: sibac
Прием заявок круглосуточно
График работы офиса: с 9.00 до 18.00 Нск (5.00 - 14.00 Мск)

Статья опубликована в рамках: XXIV Международной научно-практической конференции «Научное сообщество студентов: МЕЖДИСЦИПЛИНАРНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ» (Россия, г. Новосибирск, 03 июля 2017 г.)

Наука: Психология

Скачать книгу(-и): Сборник статей конференции

Библиографическое описание:
Прохорова Н.В. НАРРАТИВ КАК ТЕРАПИЯ // Научное сообщество студентов: МЕЖДИСЦИПЛИНАРНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ: сб. ст. по мат. XXIV междунар. студ. науч.-практ. конф. № 13(24). URL: https://sibac.info/archive/meghdis/13(24).pdf (дата обращения: 25.11.2024)
Проголосовать за статью
Конференция завершена
Эта статья набрала 2 голоса
Дипломы участников
У данной статьи нет
дипломов

НАРРАТИВ КАК ТЕРАПИЯ

Прохорова Наталия Владимировна

студент, факультет довузовской подготовки НИУ ВШЭ,

РФ, г. Москва

В последнее время нарративный подход вызывает значительный интерес. Его сторонники утверждают,  что люди прирожденные рассказчики, и обмен историями пронизывает все наше повседневное социальное  взаимодействие. Задача нарративной психологии – изучить  различные рассказы для понимания как они влияют на фактический опыт, описываемый рассказчиком.

Цель данного исследования – рассмотреть  предпосылки появления нарративного подхода, изучить его влияние на различные дисциплины и субдисциплины психологии, а также рассмотреть его потенциальный вклад в психологию здоровья.

Казалось бы, повествование всегда играло центральную роль в человеческой культуре. С самой ранней истории человечества, люди сами участвуют в разработке и обмене историями. С ранних лет детям рассказывают сказки, мы обмениваемся историями на протяжении всей нашей жизни, и даже после смерти люди говорят о нас. Несмотря на центральную роль повествования в повседневном социальном взаимодействии  психология до недавнего времени имела ограниченный интерес к этой теме. Разумеется, многие ранние психологи рассматривали, в различных формах, особенность повествования. Например, работы У. Томаса и Ф. Знанецкого в 1918-1920 годах включали изучение различных личных документов, таких как писем и автобиографий. Эта работа вызвала значительные дискуссии относительно их значения для понимания человеческого мышления и поведения. В результате американский Совет по исследованиям в области общественных наук заказал серию докладов о ценности таких документов. Несмотря на признание их ценности, исследование личных записей по-прежнему считались ненаучными. Однако значение изучения повествования недавно было переоценено как часть общего процесса возрождения в психологии. С момента своего основания психология имеет противоречивые эпистемологии и методологии. Доминирующим подходом был  позитивизм, который образовался из естественных наук [6]. Принцип этого метода в тщательном измерении и обработке, предположительно, поддающихся объективной проверке поведенческих и когнитивных данных. Конечной целью было развитие причинно-следственных законов, которые могли бы предсказывать и объяснять поведение человека.

Однако наряду с этим подходом были и другие точки зрения, скажем так более «гуманистические». Их заботой было развитие и понимание человеческого опыта. Они делали больший акцент не на строгом измерении так называемых переменных, а на получении большего личного опыта особенных переживаний [6]. Конечной целью было не создание универсальных законов, а интерпретация особого значения этих переживаний для индивида или группы лиц. За последние десять-двадцать лет в разных школах психотерапии было разное отношение к использованию повествования. В психоанализе ведется дискуссия о роли повествования в объяснении развития психологических проблем и его роль в терапевтическом процессе. Хотя есть разные школы психоанализа, традиционная школа утверждает, что причиной многих взрослых неврозов являются отдельные воспоминания из детских негативных переживаний, которые были вытеснены в бессознательное. В плане повествования, эти воспоминания могут быть охарактеризованы как слабо организованные истории,  эмоциональные компоненты которых продолжают приводить к психическим страданиям. Задача аналитика состоит в том, чтобы выявить эти истории, вывести их на поверхность и придать им более конкретные формы. Надо признать, что аналитик играет важную роль в обсуждении, так как «истории не вышли бы дальше начальной и отрывочной стадии,  не были бы осознанны самостоятельно, без помощи аналитика» [8]. Часто бывает сильное психическое сопротивление для выявления этих историй, клиенты могут  испытывать эмоциональные потрясения и даже бросают лечение. Это тоже является причиной для обсуждения с аналитиком, поэтому  терапия занимает так много времени. Конструктивизм в рамках психоанализа и клиническая психология  приняли менее механистический подход к изучению нарратива. Конструктивисты толкуют психотерапию как динамическое взаимодействие между контрастными интерпретациями терапевта и клиента.[2] Например, Р. Нимейер определил психотерапию как «разнообразный и тонкий обмен и обсуждение личностных смыслов. Это делается для формулирования, пересмотра и реконструкции опыта клиента». Для конструктивного психотерапевта клиент испытывает трудности вследствие того, что его жизнеописание стало «ограниченным или несвязным». Задачей психотерапевта является изучение с клиентом характера этой истории,  для того чтобы затем рассмотреть другие, более освобождающие истории. Как говорит Роберт Нимейер: «В отличие от когнитивных терапевтов, которые стремятся разобрать разрушающие автоматические мысли, иррациональные убеждения и нелогичные умозаключения по частям, конструктивные терапевты пытаются сформулировать подтекст, который лежит в основе сюжета жизни клиента, и помочь ему экспериментировать с новыми участками, которые открывают возможности для новых глав в жизни» [7].

Однако идея по-прежнему остается в том, что история находится в голове отдельного человека, и что это его личная конструкция. Другие психотерапевты пытались принять  социальную направленность. Миллер Маир, британский психотерапевт, особенно красноречив в своем описании центрального места повествования. Он пишет: «Истории окружают нас повсюду. Мы живем в и через истории. Они создают миры. Мы не знаем иного мира, чем как историю нашего мира. Истории сообщают о жизни. Они держат нас вместе и отделяют нас. Мы живем в великой истории нашей культуры. Мы живем через рассказы. Мы живем в истории нашей расы и места.  Именно эту обволакивающую и составляющую функцию истории, особенно важно ощущать более полно. Мы, каждый из нас, по рассказам нашего места и времени становимся частью общего». В этом часто цитируемом определении, М. Маир явно выходит за рамки терапевтических встреч для рассмотрения истории как определяющей характеристики личности и общества. Мы не только рассказываем истории, но мы также живем через них. Далее, мы живем в истории нашей «расы и места», они все вокруг нас, и, казалось бы, что трудно отделиться от них. [6] Правда, есть способы, чтобы нарушить эти ограничительные истории. Примером является подход, предложенный Майклом Уайтом и Дэвидом Эпстоном. Они рассмотрели, как некоторые сдерживающие истории, которые люди рассказывают, отражают доминирующие дискурсы в обществе. Как они утверждают: «Люди испытывают трудности, с которыми  они часто приходят на терапию, когда возникает напряженность между их доминирующей жизненной историей и теми ценностями и смыслами, которые они хотели бы воплотить, реализовать [8].

Для теоретической поддержки своего подхода М. Уайт и Д. Эпстон обращаются к идеям Фуко (1980) о власти и знании. Фуко утверждает, что наши жизни структурированы через доминирующие истории принятые в нашем обществе. Есть другие формы знания, которые были порабощены, и посредством восстановления этого дисквалифицированного знания,  доминирующую историю можно подорвать.

М. Уайт и Д. Эпстон предполагают, что терапия должна следовать подобной стратегии, чтобы подорвать доминирующие истории, которые делают определенные переживания проблематичными и начать строить новую альтернативную историю: «Поскольку желаемым результатом терапии является создание альтернативных историй, которые включают жизненно необходимые и ранее игнорируемые аспекты жизненного опыта, и поскольку эти истории включают  альтернативные знания, то можно утверждать, что выявление и предоставление пространства для исполнения этих историй является центральным направлением лечебной деятельности. [8]

Так как работы М. Уайта и Д. Эпстона по-прежнему находятся в основном в рамках традиционной психотерапевтической диады, то это также открывает возможность социальным изменениям через предложение, подорвать доминирующие в обществе истории. Как они признают: «в работе с людьми, оспаривающими эти практики, мы также понимаем, что все мы  неизбежно вовлечены в общественную деятельность»[8].

Предыдущее описание было предназначено для краткого обзора развития нарративной психологии. Этот обзор выявил несколько тем для рассмотрения, которые могут послужить основой для обсуждения все более  увеличивающихся дискуссий об историях здоровья и болезни. Во-первых, согласно нарративной психологии, человек начинает осознавать кризис, путем создания рассказа о нем. Опыт заболевания представляет кризис для пациента и его семьи. Рассмотрим случай с женщиной, которая пережила рак молочной железы. За последние десять лет было опубликовано много случаев выживших после рака молочной железы. В их обзоре становится очевидным, что в письменном виде женщины могли вполне самостоятельно и сознательно создавать рассказ о своем опыте. Их истории имели типичную структуру повествования с началом, серединой и концом. Оглядываясь на свою жизнь, до заболевания раком женщины представляют себя здоровыми и безупречными. Затем диагноз рак, последующая операция и восстановление. Эти истории имеют определенные общие черты. Во-первых, они дают возможность для женщины выразить в словах свой опыт болезни, которая вызывает страх, так как эта тема публично не обсуждается. Найдя слова для описания своего опыта, женщины  уменьшают этот страх перед неизвестным и вместо этого начинают говорить на языке надежды. Во-вторых, через процесс повествования женщины начинают наводить порядок в происходящем во время кризиса. Это дает им возможность получить повествовательную точку зрения автора, и таким образом дистанцироваться от проблемы рака. В-третьих, они используют прогрессивную структуру, чтобы организовать свои рассказы, которая дает им возможность переосмыслить кризис не как катастрофу, а как возможность для возрождения и роста. [6]

Таким образом, рассказы, которые представляют особый интерес для нарративного психолога – это  личные истории, которые выстраиваются у человека о его собственном опыте. Эти личные истории могут либо создать личностный дистресс и оказывать вредное влияние на здоровье, либо наоборот иметь потенциал, чтобы раскрепостить человека, вдохновить, вселить надежду и придать сил для дальнейшего преодоления болезни.

 

Список литературы:

  1. Брунер Дж. Жизнь как нарратив. Постнеклассическая психология. Социальный конструкционизм и нарративный подход, 2005.
  2. Келли Дж. Теория личности. Психология личных конструктов. СПб., Речь, 2000
  3. Уайт М. Карты нарративной практики. Введение в нарративну терапию. М.: Генезис, 2010.
  4. Фридман Дж., Комбс Дж. Конструирование иных реальностей. История и рассказы как терапия. М.: Класс, 2001.
  5. Murray M. A narrative approach to health psychology: background and potential. Journal of Health Psychology. – 1997 - № 2. – с. 9-21
  6. Murray M. Narratives, health and illness. – 2008 
  7. Neimeyer R, Mahoney M. Constructions of disorder: Meaning-making frameworks for psychotherapy. Washington, DC: American Psychology Association. – 2000
  8. White M, Epston D. Narrative Means to Therapeutic Ends. NY: W.W. Norton, 1990
Проголосовать за статью
Конференция завершена
Эта статья набрала 2 голоса
Дипломы участников
У данной статьи нет
дипломов

Оставить комментарий

Форма обратной связи о взаимодействии с сайтом
CAPTCHA
Этот вопрос задается для того, чтобы выяснить, являетесь ли Вы человеком или представляете из себя автоматическую спам-рассылку.