БОЛЬШОЙ БИЗНЕС КАК ФАКТОР ТРАНСФОРМАЦИИ СОЦИАЛЬНОЙ СТРУКТУРЫ И ОБЩЕСТВЕННОГО СОЗНАНИЯ АМЕРИКАНЦЕВ НА РУБЕЖЕ XIX – ХХ В.

BIG BUSINESS AS A FACTOR OF TRANSFORMATION OF THE SOCIAL STRUCTURE AND PUBLIC CONSCIOUSNESS OF AMERICANS AT THE TURN OF THE XIX – XX CENTURY

Svetlana Safanova

student, Department of Construction and Operation of Buildings and Structures Multidisciplinary College, Orel state agrarian University named after N. V. Parahina,

Russia, Orel

Mariia Bykova

teacher, Multidisciplinary College, Orel state agrarian University named after N. V. Parahina,

Russia, Orel

АННОТАЦИЯ

На рубеже XIX – XX веков США превращается в индустриальную державу. Научно-технические и промышленные достижения, взлет экономики – всё это было напрямую связано с развитием монополий. Успешные промышленники и финансисты, акулы бизнеса олицетворяли собой воплощение американской мечты. Американское общество противоречиво реагировало на «сильных мира сего». Эта статья анализирует разные взгляды американцев на большой бизнес на рубеже XIX – XX столетий.

ABSTRACT

At the turn of the XIX – XX centuries, the United States is turning into an industrial power. Scientific, technical and industrial achievements, the rise of the economy – all this was directly related to the development of monopolies. Successful industrialists and financiers, business sharks personified the embodiment of the American dream. American society reacted inconsistently to the "powerful of this world." This article analyzes the different views of Americans on big business at the turn of the XIX – XX centuries.

Ключевые слова: большой бизнес, США, монополии, фермеры, рабочий класс, экономика, протестантская церковь, католическая церковь.

Keywords: big business, USA, monopolies, farmers, working class, economy, Protestant Church, Catholic Church.

Деловые люди США внесли выдающийся вклад в создание материальных основ американской цивилизации, которые наряду с особенностями политического строя и нацио­нального характера всегда отмечались современниками. Соединенные Штаты стали родиной массового индустриального производства, менеджмента, маркетинга; там раньше, чем в других странах, началось применение наукоемких технологий, быстрее развивались новые отрасли промышленности и сфера услуг. Наконец, сама предпринима­тельская деятельность, воплощала такие черты национального характера, как трудолюбие, деловитость, энергичность.

Но социальные последствия монополизации рубежа XIX – XX вв. были противоречивы. В ходе ее сложилась новая экономическая элита, разрыв между нею и основной массой населения постоянно углублялся. Безусловно это привело к увеличению качества жизни. Ведь США превратились в ведущую промышленную страну, чье национальное богатство постоянно росло. Ярким доказательством успеха американской экономики было ежегодное увеличение дохода на душу населения на 2 % [1].

Но не всё было так однозначно. Власть и деньги по-прежнему были в руках узкой группы людей. Это при условии, что реальные доходы промышленных рабочих, руками которых создавались новые богатства, выросли за 30 лет в 1,4 раза [3; с. 90] — цифра несоизмеримая с тысячекратным ростом за тот же период состояний владельцев корпораций. В ходе монополизации были разорены десятки тысяч независимых предпринимателей, опустившихся в нижние слои общества.

Между тем экономику продолжали сотрясать периодические кризисы. Как и прежде, предприятия разорялись; во времена депрессий от 10 до 25 % трудящихся американцев [3] оказывались на улице. В периоды экономического подъема рабочие подвергались все большей эксплуатации, с каждым годом риск производственного травматизма увеличивался. Перед лицом экономических трудностей рабочие чувствовали себя незащищенными, поскольку в случае чего могли рассчитывать лишь на случайную помощь частных благотворительных обществ.

Характерные черты каждой цивилизации в период ее расцвета проявляются в личностных особенностях определенного соци­ального типа, который рядовые члены данной цивилизации берут для себя за образец. В американской цивилизации таким социальным типом стал бизнесмен — «Титан», как называл его Теодор Драйзер. В жесткой конкурентной борьбе выживали те, кто наиболее четко воплощал в себе целеустремленность бизнесмена. Это были такие люди, как Дж. П. Морган, Вандербильт, Джей Гулд, Дэниэл Дрю, Джон Рокфеллер, Джей Кук, Гейтс, Эндрю Карнеги, Чарлз Т. Йеркс, Соломон Гуггенгейм, Генри Форд, Ирене Дюпон. Не­которые из них были честными по стандартам чести делового че­ловека, другие без колебаний прибегали к силе, вероломству и подкупу. Все они занимались бизнесом «без сентиментальности и жалости, даже если были набожными в церкви, преданными в семье и мягкосердечными с друзьями» [4; с. 335]. В результате их деятельности появились Большие Деньги и Большой Бизнес­мен. Было время, когда к Титану в обществе относились с елейным раболе­пием, но не все и не всегда. Положение представителей большого бизнеса отличается противоречивостью: каждая социальная группа в американском обществе имела своё мнение относительно бизнеса и тех, кто с ним связан. При этом не было единства и внутри какой-либо одной части общества.

Фермеры и рабочие оказались в числе первых, кто попытался оказать сопротивление негативным проявлениям монополизации Америки. Монополии были для них олицетворением крушения их надежд на стабильное и благополучное существование. Железнодорожные компании устанавливали грабительские тарифы на перевозку сельскохозяйственной продукции, что вводили фермеров в долги, что нередко заканчивалось разорением. Всё это вызывало у фермеров неприятие крупного бизнеса. Однако неспособность достойно ответить «баронам-разбойникам» привела к тому, что разорявшиеся фермеры стали больше критиковать буржуазные, меркантильные ценности, город, как олицетворение могущества капитанов индустрии, которому противопоставлялась жизнь старой, традиционной сельской Америки.

Жизнь рабочих, не занятых в сельском хозяйстве, была ничуть не легче, чем у фермеров. Им тоже приходилось вести беспрерывную борьбу с экономическими депрессиями, сокращением производства, снижением заработной платы и ухудшением условий труда. Безмерная интенсификация труда занятых в производстве рабочих приводила к росту несчастных случаев. Но даже из тех скудных данных, которые имеются, видно, что в 1914 г. при наличии промышленной армии в 14 млн. человек произошло 2 млн. несчастных случаев, из которых 1/2 млн. были тяжелыми. Помимо этого, вследствие скверных санитарных условий было зарегистрировано 3 млн. заболеваний [5; с. 284].

В целом социально-психологический менталитет низов существенно изменился на рубеже веков. Рабочему противостоял теперь не хозяин относительно небольшого промышленного предприятия, который был связан с ним личностными отношениями, а непонятная для него «безжалостная безлич­ная сила в лице крупной корпорации» [6; с. 55]. В начале XX в. большой бизнес продолжал занимать по отношению к профсоюзам непримиримо враждебную позицию, а против стачечников нередко применялись самые жестокие методы борьбы.

Профсоюзам заявляли, что их деятельность никому не нужна: рабочим надо лишь безропотно подчиняться судьбе, предопределенной им свыше, ибо они вряд ли могли в ней что-либо изменить. Нищета существовала потому, что одни люди слабы и глупы, а другие ленивы и бездарны. Если в результате конкуренции на свободном рынке каким-то образом возникла монополия, то и здесь действовал закон природы. Как отметил Джон Д. Рокфеллер, подобный ре­зультат свидетельствовал о том, что выживают самые приспособленные. Теория, согласно которой действительно выживают са­мые приспособленные, стала надежным источником самоутешения, опиравшимся на классическую экономическую доктрину и ханжество социал-дарвинизма.

В поддержку социал-дарвинистских теории выступала и протестантская церковь, которая с энтузиазмом ринулась на защиту «духа бизнеса». Священнослужители заявляли, что социальное и экономическое неравенство не только справедливо, но и неизбежно. Неудачи являются неминуемым следствием серьезных недостатков, присущих человеческой душе. Принцип невмешательства — это закон природы, санкционированный самим богом: он служит опорой индивидуальным усилиям, помогает добиться личных преимуществ, обеспечения собственных интересов и успехов в свободной конкуренции. В результате этого принцип невмешательства стал последовательной системой, чуть ли не слишком совершенной для целей, которые преследовали богатые представители средних классов.

Церковь и многие общественные деятели абсолютно не сочувствовали требованиям рабочих и бедняков, отлучая их от религиозных организаций. Следствием этого в конечном счете явился массовый переход бедняков в лоно католической церкви, которая достигла в профсоюзном движении влиятельного положения. Рост авторитета католической церкви связан с тем, что для католицизма, сформировавшегося в условиях иерархичного феодального общества, не характерен культ индивидуального социального успеха. Поэтому рабочий-католик в какой-то степени избавлен от «комплекса неполноценности», у него нет психологической необходимости во чтобы то ни стало изменить социальный статус. Вера в равные возможности у католиков слабее. Рабочему-католику не стыдно, что он – рабочий, он не рассматривает свою принадлежность к рабочему классу как досадное недоразумение, как то, от чего надо поскорее избавиться. Американский католицизм заинтересовался рабочим движением раньше, чем протестантизм – с 70-х гг. XIX в., устанавливая постепенно связь с рабочими организациями и профсоюзами. К тому же католическая церковь помогала иммигрантам из католических стран адаптироваться к американской действительности.

Против «естественного» характера, т.е. неизбежности и закономерности социально-экономических изменений конца XIX – начала XX вв. выступило протестантское движение социального христианства. Д.Е. Фурман отмечает, что для американской политической жизни характерна одна постоянно присущая ей и на первый взгляд странная черта: «во всех движениях, имеющих целью облегче­ние участи каких-либо угнетенных, неполноправных слоев населения, вообще в либеральных, прогрессивных движениях очень велик удельный вес духовенства ста­рейших протестантских деноминаций США, среди членов которых как раз меньше всего угнетенных и неполноправных, в отличие от католической церкви» [7; с. 142-143].

Эпоха «просперити» привела к крайностям в протестантской церкви, которая активно включилась в дело прославления бизнеса, выступив с проповедью «евангелия бизнеса», провозгласившего лозунг «Продажа религии главный бизнес церкви». О таком подходе к религии свидетельствует, например, огромная популярность книги «Человек, которого никто не знает. Исследование истинного Иисуса», опубликованной в 1925 г. одним из ведущих рекламных агентов того периода Б. Бартоном. Бартон рассматривал деньги как символ самого бога и пропагандировал «евангелие услуг», суть которого в зарабатывании и расходовании денег. Библия переводилась на терминологию бизнеса. Он, в частности, писал: «Будет достигнут большой прогресс, когда мы избавимся от идеи, которая проводит различие между трудом вообще и религиозным трудом. Нас учили, что повседневная деловая активность человека носит корыстный характер и что священно лишь время, которое он посвящает церковным собраниям и оказанию социальных услуг. Спроси любую десятку людей о том, что подразумевал Иисус под "бизнесом отца" и девять из них ответят: „проповедование". Интерпретировать Иисуса в таком узком смысле — значит упустить действительную значимость его жизни. Он пришел в этот мир не просто проповедовать, учить и исцелять. Все это части бизнеса его отца, но сам бизнес значительно шире... Ибо народ нужно было кормить и одеть, обеспечить кровом, транспортом... Любой труд — это богослужение, и любая полезная услуга — молитва» [8].

В рабочем вопросе бывали и проблески света. Так, во время волнений рабочих на каменноугольных шахтах, принадлежавших Моргану, президент Теодор Рузвельт смог заставить предпринимателей согласиться на арбитраж.

Но более частыми были проявления «крепостнических» отношений на предприятиях – безволие рабочих и абсолютная власть корпораций. Одним из многих предприятий концерна Рокфеллеров была компания «Колорадо фюэл энд айрон». Ее многочисленные рудники в штате Колорадо были окружены рабочими поселками, где практически отсутствовали условия для проживания. Профсоюз горнорабочих в течение ряда лет пытался организовать рабочих, и в 1913 г. разразилась забастов­ка. Изгнанные из поселков забастовщики установили палаточные городки. Один из таких городков разместился вблизи Ладлоу. Компания собрала более трехсот помощников шерифов в попытке подавить забастовку. Вмешательство полиции штата вызвало неизбежные столкновения, в результате чего палаточный городок был подожжен, а несколько рабочих и членов их семей погибли. В историю этот инцидент вошел как постыдная «Ладлоуская бойня». Данный случай в очередной раз продемонстрировал всю шаткость положения рабочих и вызвал недовольство общества по всей стране.

Аналогичная ситуация была на предприятиях большинства монополистов.

Весьма интересной была рабочая политика на заводах Генри Форда. Он ввел в 1914 г. ставку зарплаты 5 долларов в день, которую он разрекламировал в атмосфере большой шумихи как гуманную меру. Но на практике эта пятидолларовая ставка за рабочий день оказалась сплошным надувательством. Многие рабочие не могли сразу же удовлетворить требования, которыми была обус­ловлена минимальная ставка пять долларов в день; кроме того, эта ставка не распространялась на женщин-работниц, работников в возрасте до 22 лет, женатых мужчин, живущих отдельно от семьи, новых работников и любых рабочих, которые показали себя «недостойными» фордовских благодеяний. В июле 1916 г. около трети фордовских рабочих все еще получали заработную плату ниже минимальной пятидолларовой ставки.

Рабочие, понукаемые обещанием более высокой зарплаты, давали больше продукции, чем когда-либо в прошлом, причем производственные издержки неуклонно снижались. Кроме того, при таких высоких ставках зарплаты компания могла «снимать сливки» с рынка рабочей силы.

Как следствие подобного отношения к наемному труду стало то, что американское рабочее движение стало одной из главных опор антимонополизма.

Неоднозначным было отношение к монополистам в высшем обществе. Старая элита нехотя принимала в свои ряды молодое поколение. Было время, когда Морганов, Рокфеллеров и Меллонов, людей, которые на начало ХХ в. станут обладать властью значительно большей, нежели временные обитатели Белого дома, не принимали в аристократических салонах Бостона и Филадельфии. Несмотря на их миллионы, они считались выскочками. Избранными считали себя потомки первых переселенцев из Старого Света.

Стремительное выдвижение «капитанов индустрии» на лидирующие позиции породило легенду о человеке, который всего в жизни добился сам. Гордостью Амери­ки был бедный фермерский подросток, отправившийся в город, чтобы пробить себе там путь к славе и богатству. В дальнейшем исследования ученых доказали, что история перехода от лохмотьев к богатству была действительно легендой. Человек, который добивался успеха, как правило, не был ни иммигрантом, ни сыном бедных родителей, ни выходцем из фермер­ской семьи; он не начинал свою карьеру подростком и не проходил «школу пинков». У иммигранта было очень мало шансов добиться успеха: он обыч­но попадал в самую гущу зарождавшегося рабочего класса, и жизнь, полная лишений, могла лишь сделать его абсолютно безразличным к официальным россказням об успехе. В большинстве случаев отцы руководителей корпораций сами также были бизнесменами. Рокфеллер был сыном мелкого предпринима­теля, отец Гарримана — священником, а сам Гарриман женился на дочери банкира. В основном эти бизнесмены были англосаксами по происхождению, и почти две трети из них принадлежали к англиканской, пресвитерианской или конгрегационалистской церкви (процент католиков и евреев среди бизнесменов был всегда невысоким). Чтобы стать процветающим бизнесменом, надо было вы­расти в городских условиях; неплохо было также иметь отца-бизнесмена; полезно было иметь образование (75% представителей этой группы имели по меньшей мере диплом об окончании средней школы); большинство из них начали работать в возрасте не менее 16 лет; кроме того, сделать себе карьеру можно было, скорее занимаясь торговлей, счетоводством или канцелярской работой, чем работая на заводе.

Таким образом, в начале XX в. со вступлением Соединенных Штатов в эпоху корпоративного капитализма со всей остротой проявились характерное для традиционного капитализма противоречие между его экономической эффективностью и отсутствием социальной защищенности членов общества.

Список литературы:

1. Макинерни Д. США: история страны. М.: Эксмо, 2009. [электронный ресурс] — Режим доступа. — URL : https://bookscafe.net/read/makinerni_deniel-ssha_istoriya_strany-167727.html#p1 (дата обращения 12.05.2022)
2. Согрин В.В. История США. СПб.: ИД "Питер", 2003. — 192 с.
3. Макинерни Д. США: история страны. М.: Эксмо, 2009. [электронный ресурс] — Режим доступа. — URL : https://bookscafe.net/read/makinerni_deniel-ssha_istoriya_strany-167727.html#p1 (дата обращения 12.05.2022)
4. Лернер М. Развитие цивилизации в Америке. М.: Радуга, 1992. — 671 с.
5. Зубок Л.И. Очерки истории рабочего движения в США. 1865 – 1918. М.: Соцэклит, 1962. – 632 с.
6. Сивачев Н.В., Язьков Е.Ф. Новейшая история США. 1917 – 1972 гг. М.: Изд-во МГУ, 1972. – 332 с.
7. Фурман Д.Е. Религия и социальные конфликты в США. М.: Наука, 1981. – 255 с.
8. Гаджиев К.С. Американская нация: национальное самосознание и культура. М.: Наука, 1990. — 240 с. [электронный ресурс] — Режим доступа. — URL : https://knigogid.ru/books/1792742-amerikanskaya-naciya-nacionalnoe-samosoznanie-i-kultura/toread  (дата обращения 12.05.2012).