ПРЕДЕЛЫ  ВМЕШАТЕЛЬСТВА  ПРАВА  В  ЖИЗНЬ  ИНДИВИДА:  СОВРЕМЕННЫЙ  ФИЛОСОФСКИЙ  ВЗГЛЯД

Гаршин  Николай  Александрович

студент  3  курса,  кафедра  истории  философии,  Воронежский  Государственный  Университет,  г.  Воронеж

E-mail: 

Беляев  Максим  Александрович

научный  руководитель,  канд.  философ.  наук,  преподаватель  Воронежский  Государственный  Университет,  г.  Воронеж

На  протяжении  многих  веков  человека  манит  к  себе  свобода.  Однако  с  развитием  социальных  институтов:  государства,  политических  партий,  правовой  системы  с  одной  стороны,  и  возрастающих  темпов  интеграции,  глобализации  и  урбанизации  с  другой,  человек  практически  лишился  возможности  быть  вне  государства,  вне  права:  он  не  может  уйти  из  полиса,  как  в  античной  Греции  и  жить  вне  каких-либо  законов,  ограничений,  власти.  На  сегодняшний  день  практически  вся  территория  мира  принадлежит  какому-либо  государству:  от  карликовых,  вроде  Лихтенштейна  и  Люксембурга,  до  громадных  России,  США,  Китая.

В  сложившейся  культурно-исторической  ситуации  проблема  пределов  вмешательства  права  в  жизнь  человека  становится  все  более  актуальной,  именно  поэтому  я  начал  ее  исследование.

Целью  моей  работы  является  критический  анализ  существующих  или  существовавший  точек  зрения  на  соотношение  категорий  свободы  и  необходимости  подчинению  человека  законам,  и  как  следствие,  поиск  ответа  на  вопрос  сколь  глубоко  право  может  вторгаться  в  личное  пространство  человека. 

Задачи  данного  исследования  следующие:  рассмотреть  взаимодействие  государства  и  индивида  за  различных  этапах  исторического  развития;  провести  структурно-философский  анализ  этических  концепций,  в  том  числе  касающихся  темы  разумен  ли  человек  в  своей  предельной  сущности  или  нет.

Итак,  для  того  чтобы  мыслить  о  пределах  вмешательства  института  права  в  личную  жизнь  гражданина  необходимо  соотнести  две  полярные  точки  зрения  на  взаимодействие  индивида  и  государства,  выявить  что  ценнее:  личные  права  и  свободы  гражданина  или  же  общественный  порядок,  достигаемый  отказом  личности  от  части  своих  прав,  в  результате  чего  человек  становится  менее  свободным.  Очевидно,  что  ни  полицейское  государство  с  полным  растворением  человека  в  системе  социальных  институтов,  ни  анархические  (зачастую  утопичные)  проекты,  как  две  крайних  точки,  не  могут  являться  решением  поставленной  проблемы.  В  полицейском  государстве,  то  есть  при  императивном  верховенстве  государственной  системы  над  индивидом,  человек  становится  аморфным,  ни  к  чему  не  стремящимся  существом,  ибо  за  него  уже  все  решено,  или  же  всеми  силами  начинает  ненавидеть  подобную  тоталитарность,  что  видно  на  примере  СССР  и  стран  бывшего  соцлагеря.  Сегодня,  как  мы  видим,  нет  уже  ни  СССР,  а  страны  соцлагеря  вошли  в  Евросоюз  и  используют  либеральные  и  демократические  политические  режимы.  Анархия  же,  как  попытка  создания  общественного  устройство  без  государства,  утопична,  так  как  обществу,  так  или  иначе,  нужны  силовые  структуры,  для  защиты  общественного  порядка  и  обороны  границ;  финансовая  система,  и  иные  социальные  институты  и  учреждения.  Люди,  работающие  там,  получают  определенные  преференции,  что  вызывает  желание  занять  эти  места.  Таким  образом,  мы  получаем  вновь  институт  государства,  но  с  иным  названием,  что  совершенно  не  существенно,  и  круг  замыкается.

Исходя  из  вышесказанного,  можно  сделать  вывод,  что  необходимо  искать  некие  компромиссные  варианты,  и  мы  попытаемся,  проанализировав  работы  Милля  и  Ролза  найти  некий  консенсус  между  интересами  государства  и  личности.

Итак,  Милль,  как  ярый  сторонник  либерализма,  и  предельной  свободы  личности,  порой  даже  в  ущерб  порядку  в  обществе  заявляет:  «Общество  изо  всех  сил  старается  заставить  людей  применяться  к  его  взглядам.  Прежние  социумы  считали  себя  вправе  регулировать  все  детали  частной  жизни,  утверждая,  что  в  крошечной  республике,  которой  постоянно  угрожают  вторжения  и  мятежи,  даже  в  краткие  промежутки  отдыха  нельзя  позволить  себе  целительный  эффект  свободы.  В  современном  мире  огромных  государств  невозможно  столь  глубокое  вмешательство  закона  в  частную  жизнь;  но  машина  моральных  репрессий  казнит  отклонения  от  господствующего  мнения  еще  сильнее»  [1,  с.  12]  здесь  Милль,  сравнивая  прежние  и  современные  общества,  на  мой  взгляд,  не  совсем  объективен  в  отношении  античных  государств,  в  которых  весьма  органично  сплетались  в  единый  политико-социальный  организм  такие  современные  общественные  институты  как  государство  и  гражданское  общество.  Этот  синтез,  по  моему  мнению,  и  обеспечивал  ту  самую  гармонию  во  взаимоотношениях  человека  и  государства,  которую  на  сегодняшний  день  пытаются  восстановить  политики  и  современные  философы  в  своих  проектах  и  трактатах.  Но  тот  ушедший  порядок  был  детерминирован  культурно-историческими  и  социально-географическими  условиями:  относительно  небольшие  по  современным  меркам  территории  и  население,  однородный  этнически-культурный  состав  полиса,  наличие  рабов,  как  дешевой  рабочей  силы  и  природных  условий,  позволяющий  собирать  несколько  урожаев  и  развивать  торговые  отношения,  непосредственное  управление  полисом  граждан,  а  значит  отношение  к  нему  как  к  «своему»,  что  делало  участие  в  его  делах  почетным.  Подобное  государственное  устройство  с  необходимостью  делало  правовую  сторону  жизни  довольно  ясной,  еще  не  было  громоздких  нормативно-правовых  актов.  Законы,  написанные  такими  же  горожанами,  как  и  все  население,  а  не  профессиональными  юристами,  которые  излагают  свои  мысли  в  специфической,  профессиональной  форме.  Это,  в  свою  очередь,  с  одной  стороны  создавало  синтез  морали  и  права  в  единую  систему,  а  также  делало  законы  простыми  для  понимания  населением.

В  современных  же  обществах  дихотомия  гражданского  общества  и  государства  приводит  к  тому,  что  абсолютное  большинство  населения  являются  фактически  отделены  от  реального  управления  делами  не  только  государства  в  целом,  но  и  даже  на  уровне  местного  самоуправления.  Самовыражение  в  политической  сфере  ограничено,  как  правило,  участием  в  выборах,  которые  проходят  (в  зависимости  от  конституции  конкретной  страны)  раз  в  несколько  лет,  а  сами  власть  имущие  хотят  все  больше  расширить  свои  права  и  полномочия,  утвердится  в  качестве  своеобразной  вечной  элиты,  сократив  свободу  конкретного  человека  в  частности,  и  гражданского  общества,  как  социального  института  в  целом:  «В  мире  вообще  растет  стремление  увеличить  власть  над  личностью,  поскольку  все  перемены  стремятся  усилить  общество  и  ослабить  личность.  Это  —  не  случайное  зло,  которое  само  собой  исчезает,  —  наоборот,  оно  будет  расти.  Желание  и  правителей,  и  граждан  навязать  свои  взгляды  и  пристрастия  так  энергично  поддерживается  свойствами  человеческой  натуры  (у  одних  лучшими,  у  других  худшими),  что  его  вряд  ли  сдерживает  что-либо,  кроме  недостатка  власти»  [1,  с.  13].  Таким  образом,  личность  чувствует,  что  государство  есть  нечто  чуждое  ему,  и,  как  следствие  пытается  либо  через  протестные  действия  разной  степени  радикальности  изменить  существующий  порядок,  либо  уйти  в  сферу  неполитической  самореализации  —  то  есть  гражданское  общество,  либо  пытается  минимизировать  свои  контакты  со  всяческими  органами  как  государства,  так  и  гражданского  общества,  что  приводит  к  формированию  так  называемого  патриархального  типа  политической  культуры,  что  ведет  к  еще  большей  роли  государства  в  жизни  человека,  которое  постоянно  стремится  контролировать  всю  жизнь  индивида:  его  высказывания,  влечения,  личную  сторону  жизни,  и  с  течением  времени  меняется  лишь  внешняя  составляющая,  методы,  способы  принуждения,  а  суть  остается  прежней,  желание  заставить  человека  думать  что  самое  лучшее  это,  как  сказал  бы  Бродский  «не  выходить  из  комнаты».  А  ведь  именно  важность  свободы  самовыражения  и  личного  пространства  подчеркивает  Милль,  посвящая  этому  главу  в  эссе  «О  свободе»:  «Современная  общественная  нетерпимость  не  казнит,  не  выкорчевывает  идеи,  но  понуждает  людей  либо  маскировать  мысли,  либо  воздерживаться  от  их  распространения.  И  такое  положение  кое-кого  удовлетворяет.  Ибо  господствующее  мнение  защищено  от  внешних  помех  без  неприятного  процесса  наказаний  и  арестов,  без  абсолютного  запрета  мыслить.  Удобный  вариант  —  обеспечить  покой  в  интеллектуальной  области,  чтобы  все  шло,  как  заведено.  Но  ради  этого  покоя  в  жертву  приносится  отвага  человеческого  разума»  [1,  с.  14].  Такое  «жертвоприношение»,  на  мой  взгляд,  негативно  скажется  на  развитии  как  общества,  так  и  государства,  как  социального  института,  поскольку  именно  творческая  составляющая  человеческого  бытия  есть  путь  к  развитию  и  прогрессу,  причем  это  относится  ко  всем  слоям  общества,  от  элиты,  до  «социального  дна»,  ибо  место  творчеству  и  новациям  есть  в  любой  сфере  жизни  человека.  «Но  свобода  мысли  нужна  не  только  великим.  Средним  людям  она  еще  нужнее,  чтобы  они  могли  достичь  того  уровня,  на  который  способны.  В  атмосфере  умственного  рабства  было  много  и  много  еще  будет  великих  философов-одиночек,  но  никогда  не  было  и  не  будет  в  этой  атмосфере  интеллектуально  активных  людей»  [1,  с.  15].

Вместе  с  тем,  Милль  отчетливо  понимает,  что  абсолюция  свободы,  невозможна  ввиду  возможности  причинения  вреда  третьим  лицам:  «Никто  не  требует,  чтобы  поступки  были  столь  же  свободны,  как  мысли.  Наоборот,  даже  мысль  теряет  свою  неприкосновенность,  если  при  некоторых  обстоятельствах  может  побудить  к  дурному  поступку.  Заявления,  что  из-за  торговцев  хлебом  бедняки  голодают  или  что  собственность  —  это  кража,  могут  быть  напечатаны,  но  справедливо  подлежат  наказанию,  если  высказаны  перед  возбужденной  толпой  у  дома  торговца.  Любой  акт,  причиняющий  без  должного  основания  вред  другим,  может,  а  иногда  и  должен  сдерживаться  словом  и,  если  нужно,  активным  вмешательством»  [1,  с.  24].  Однако,  выдвигая  в  качестве  критерия  ограничения  свободы  принцип  отсутствия  вреда,  Милль,  с  моей  точки  зрения  не  учитывает  косвенный  вред  тех  или  иных  действий(например,  разложение  моральных  устоев  и  неумышленная  пропаганда  тех  или  иных  вредных  для  себя  (а  значит  и  потомства,  то  есть  будущего  общества)  деяний)  а  также  возможный  вред  в  будущем.  Явный  тому  пример  —  наркомания  была  бы  не  наказуема  с  позиций  Милля,  однако  дети  наркомана  с  большой  долей  вероятности  будут  или  больны  или  опасны  для  общества,  а  сам  он  в  будущем  может  убить  или  сжечь  квартиру  в  неадекватном  состоянии.  Таким  образом,  рамки  правоприменимости  и  вмешательства  государства  в  жизнь  человека  становятся  размытыми,  ибо  предсказать  будущие  последствия  от  тех,  или  иных  деяний  по  критериям  Милля  не  представляется,  хватает  и  всегда  хватало  людей  с  вредными  привычками,  или  суицидальными  склонностями.  За  такого  рода  людьми  совершенно  необходим  контроль  со  стороны  государства,  а  поскольку  вычленить  их  весьма  затруднительно,  до  определенных  стадий  или  деяний,  государство  вынужденно  вести  мониторинг  всех  граждан,  поскольку  нельзя  с  рождения  сказать,  что  он  будет  наркоман  или  асоциальная  личность  итп.  Таким  образом,  подход  Милля,  как,  пожалуй,  и  большинство  ему  подобных,  имеет  ряд  внутренних  проблем,  которые,  на  мой  взгляд,  решаются  путем  эклектики  с  иными  учениями.

Джон  Ролз,  возможным.  Кроме  того,  Милль  говорит,  что  человек  должен  быть  признан  разумным,  а  это  очень  спорный  вопрос,  ибо  разумный  человек,  не  будет  вредить  себе,  заведомо  зная  что,  то  или  иное  деяние  принесет  ему  вред.  Вместе  с  тем,  всем  известно,  что  в  обществе  отвечая  на  вопрос  о  соотношении  личного  пространства,  и  пространства  регулируемого  правовыми  институтами,  основывается  на  принципах  справедливости.  Собственно,  на  основании  их  он  строит  свою  социальную  концепцию  в  целом.  Принципы  справедливости  он  формирует,  выдвигая  определение  справедливости:  «С  самого  начала  своего  труда  Джон  Ролз  обращает  внимание  на  важность  справедливости  для  социальных  институтов,  возводя  ее  фактически  в  ранг  основного  критерия  эффективности  и  необходимости  существования  какого  бы  то  ни  было  общественного  или  даже  государственного  института:  «Справедливость  —  это  первая  добродетель  общественных  институтов,  точно  так  же  как  истина  —  первая  добродетель  систем  мысли.  Теория,  как  бы  она  ни  была  элегантна  и  экономна,  должна  быть  отвергнута  или  подвергнута  ревизии,  если  она  не  истинна.  Подобным  же  образом  законы  и  институты,  как  бы  они  ни  были  эффективны  и  успешно  устроены,  должны  быть  реформированы  или  ликвидированы,  если  они  несправедливы»  [2,  с.  19].  Ролз  тем  самым  уходит  от  категорий  полезности,  вреда,  и  прочих  субъективных  категорий,  которые  зачастую  выражают  интерес  конкретного  класса  или  иной  социальной  группы.  Возвращаясь  к  дефинициям  и  проблематике  понимания  свободы  в  различных  концепциях,  Ролз  проводит  операцию  определения  данной  категории  через  3  вещи:  «Таким  образом,  я  просто  буду  предполагать,  что  любую  свободу  всегда  можно  объяснить  с  помощью  указания  на  три  вещи:  свободные  действующие  субъекты,  ограничения,  от  которых  они  свободны,  и  то,  что  они  свободны,  делать  или  не  делать»  [2,  с.  182]  причем  ценность  разных  форм  свобод  напрямую  зависит  от  проявления  других,  поскольку  основные  свободы  рассматриваются  Ролзом  с  позиций  холизма:  «Ценность  одной  такой  свободы  обычно  зависит  от  спецификации  других  свобод.  Далее,  я  предполагаю,  что  при  разумно  благоприятных  Обстоятельствах  всегда  есть  способ  определения  этих  свобод,  так  что  наиважнейшие  применения  каждой  из  них  могут  быть  гарантированы  одновременно,  а  фундаментальные  интересы  —  защищены.  Или  же  это  возможно  при  том  условии,  что  два  принципа  и  ассоциированные  с  ними  приоритеты  направлены  на  реализацию  свобод  и  интересов.  Наконец,  при  такой  спецификации  основных  свобод  должно  быть  ясно,  действительно  ли  институты  или  законы  ограничивают  основные  свободы,  или  же  они  просто  регулируют  их»  [2,  с.  183]  таким  образом,  Ролз  выводит  законы,  как  регуляторы  общественных  отношений,  из  принципов  справедливости,  на  которых  также  строится  общество,  благодаря  чему  добивается  внутренней  идентичности,  и  как  следствие  гармонии  государства,  права  и  свободы  как  минимум  на  уровне  теории  и  это  его  явная  заслуга,  ибо  при  всей  изменчивости  и  плюралистичности  современного  мира  Ролз  создал  теорию,  которая  позволяет  выстроить  общества  на  принципах  свободы,  с  одной  стороны,  и  необходимым  контролем  со  стороны  государством  за  справедливостью,  с  другой.  Из  недостатков  же  данной  теории  можно  выделить,  пожалуй,  слишком  большое  число  допущений,  на  которых  она  строится,  главное  из  которых  —  разумность  человека,  и  теория  игр,  которая  основана  на  допущении  выбора  не  максимально  возможной  выгоды,  а  наименьшего  риска,  что  в  жизни  далеко  не  всегда  соответствует  действительности.

Таким  образом,  можно  сделать  вывод  о  том,  что  основная  проблема  пределов  вмешательства  права  в  жизнь  человека  —  границы  этого  самого  вмешательства.  Как  слишком  большая  доля  автономии  индивида  от  государства,  так  и  чрезмерное  вмешательство  государства  в  личную  жизнь,  как  мы  выяснили,  неблагоприятно.  На  мой  взгляд,  решением  данной  проблемы  является  передача  неуголовных  ситуаций  в  руки  гражданского  обществ,  дабы  люди  строили  линию  поведений  исходя  из  морали,  при  этом  за  государством  должны  остаться  рычаги  контроля,  а  также  уголовное  производство,  поскольку  именно  уголовные  дела  являются  наиболее  опасными  для  общества.  Такой  подход,  с  одной  стороны  позволит  избежать  чрезмерного  проникновения  в  личную  жизнь  посторонних  лиц,  а  с  другой  не  будет  снижать  безопасность  жизни  граждан.

Список  литературы:

1.Милль  Дж.  О  свободе  /  Пер.  с  англ.  А.  Фридмана  //  Наука  и  жизнь.  —  1993.  —  №  11.  —  С.  10—15;  —  №  12.  —  С.  21—26.

2.Ролз  Дж  Теория  справедливости  /  Дж  Ролз  —  2е  издание  —  ЛКИ  2009  —  533  с.