«СУМАСШЕДШЕМУ ВСЕ МОЖНО»: О СПЕЦИФИКЕ ИНТЕПРЕТАЦИИ ТЕМЫ БЕЗУМИЯ В РОМАНЕ И. ИЛЬФА И Е. ПЕТРОВА «ЗОЛОТОЙ ТЕЛЕНОК»

“MADMAN MIGHT TO DO ANYTHING”: MOTIF OF MADNESS IN ILF’S AND E. PETROV’S NOVEL “THE LITTLE GOLDEN CALF”

Ivan Nazarov

ph. D. in Philology State Budgetary Institution of Culture “Mikhail Bulgakov Museum”,

Russia, Moscow

АННОТАЦИЯ

В статье рассматриваются особенности художественного воплощения феномена безумия в романе И. Ильфа и Е. Петрова «Золотой теленок». Уделяется внимание проблемам симуляции и диагностирования безумия, образу сумасшедшего дома.

ABSTRACT

The article discusses various interpretations of the motif of a madness in Russian literature by the example of Ilf‘s and E. Petrov‘s novel “The little golden calf”. Concept of asylum in the I. Ilf‘s and E. Petrov‘s novel is interpreted in socio-philosophical aspect of the topic of madness as a place of insight, model of society, illustration to the question of the borders between the norm and madness.

Ключевые слова: феномен безумия; симуляция безумия; И. Ильф; Е. Петров.

Keywords: motif of madness; concept of asylum; I. Ilf; E. Petrov.

Тема безумия приобретает особое значение в отечественной литературе 1920–1930–х годов: в творчестве различных писателей обнаруживается интерес к осмыслению проблемы сумасшествия, образа безумца и пространства лечебницы. Наряду с произведениями И.Э. Бабеля, М.А. Булгакова, К.К. Вагинова, С.С. Заяицкого и других авторов, указанная тема широко представлена в творческом наследии И. Ильфа и Е. Петрова: восприятие феномена безумия прослеживается в записных книжках 1925–1937–х годов и фельетонах («Отдайте ему курсив», «Новый дворец», «На волосок от смерти»), романе «12 стульев», новеллах «Вторая молодость» и «Золотой фарш», повести «Светлая личность». Данная статья посвящена особенностям указанной темы в романе Ильфа и Петрова «Золотой теленок» (1931).

В романе «Золотой теленок» феномен безумия представлен как на сюжетообразующем уровне, так и в рамках социально-философской проблематики. Роман изобилует различными отсылками к теме сумасшествия: в разное время Остап Бендер называет себя «депутатом сумасшедших аграриев» и «невропатологом, психиатром» (чья цель – «изучение душ своих пациентов» [1, с. 72]), Сахарков упоминает о своем сумасшедшем дяде, рассудка лишается Эрнестина Пуанкаре; возможной аллюзией на указанную тему является название учреждения Геркулес (сюжет о безумии древнегреческого героя был отражен в трагедиях Еврипида и Сенеки).

По сюжету романа, бухгалтер Берлага симулирует сумасшествие для того, чтобы переждать кадровую чистку в лечебнице. Мотив симуляции безумия достаточно распространен в мировой литературе – в творчестве современников Ильфа и Петрова данный аспект представлен в произведениях А.Т. Аверченко («Шутка мецената»), А.Г. Малышкина («Севастополь»), А.М. Соболя («Колесуха») и других авторов. Цель мнимого безумца заключается в достоверном воссоздании «тех особенностей поведения, которые, в его субъективном видении, находятся внутри аномального спектра – герой вживается в образ душевнобольного, сформированный в культурной традиции анекдотами, популярными поверьями, медицинскими фактами, наивными понятиями о психиатрии» [2, с. 290]. Берлаге помогает его шурин, достающий книгу о правах и привычках душевнобольных и рассуждающий «так веско, словно бы по меньшей мере состоял младшим ординатором психбольницы» – главный тезис соображений шурина («сумасшедшему все можно [1, с. 183]) становится символом массового представления о поведении безумцев. Ю.М. Лотман справедливо отмечает, что поведение героя-безумца в культурологическом аспекте отличает то, что он «получает дополнительную свободу в нарушении запретов, он может совершать поступки, запрещенные для «нормального» человека» [3, с. 41]. Массовое, дилетантское представление о душевнобольных становится определяющим для симуляции Берлаги: отталкивающий внешний вид (выливает на себя чернила, рвет на себе одежду), нарушение норм общественного поведения (крики, активная жестикуляция, подражание животным), проявление агрессии (нападает на доктора).

В клинике Берлага некоторое время успешно играет сумасшествие, но впоследствии поведение героя вызывает низкую оценку со стороны мнимых больных: в отличие от бухгалтера остальные симулянты («Цезарь», «человек-собака» и другие), разрабатывая свою модель поведения безумцев, опираются на книги по психиатрии. Однако главврач Титанушкин выявляет симуляцию, что придает истории Берлаги характер кольцевой композиции: укрывшись от чистки в мире «нормы», герой подвергается чистке в мире «не-нормы».

В романе ярко представлены две взаимосвязанные проблемы: симуляция безумия и аттестация (диагностирование) душевной болезни. В художественной литературе аттестация сумасшествия происходит в соответствии с целым рядом атрибутов: внешний вид героев, их речь и умозаключения, смех, взгляд, поведенческие особенности и другие. В данном контексте чрезвычайно значимым становится образ стороннего наблюдателя, представляющего «норму» и от лица, которого происходит аттестация сумасшествия (и объявление безумцем). Симулянты в романе «Золотой теленок» пребывают в двойственном положении: с одной стороны – они разыгрывают сумасшествие перед врачами, с другой – сами пытаются определить, безумны ли те, кто их окружает. Более детально данный мотив представлен в рассказе Э. По “The System of Doctor Tarr and Professor Fether” (1845), где врачи и пациенты в психиатрической клинике меняются местами. Настоящие душевнобольные в романе Ильфа и Петрова изображены как несчастные люди, полностью погруженные в мыслительный процесс: «Им некогда разговаривать <…> Они думают все время. У них множество мыслей, надо что-то вспомнить, вспомнить самое главное, от чего зависит счастье. А мысли разваливаются, и самое главное <…> исчезают» [1, с. 184].

В романе «Золотой теленок» прослеживается развитие темы безумия в социально-философском аспекте и соответствующая интерпретация пространства сумасшедшего дома. Бывший присяжный поверенный Старохамский («Цезарь») оказался в лечебнице не из-за боязни чистки, а по идейным соображениям: герой убежден, что сумасшедший дом в СССР – «это единственное место, где может жить нормальный человек. Все остальное – это сверх-бедлам <…> Здесь у меня, наконец, есть личная свобода. Свобода совести! Свобода слова!» [1, с. 190]. В мировой литературе обнаруживается значительное количество сюжетов о безумии, среди которых мы выделим две зеркальные ситуации: побег безумца из сумасшедшего дома и побег в сумасшедший дом и рассмотрим вторую ситуацию более подробно.

Сюжет о побеге в сумасшедший дом связан с традицией наделения безумия положительной коннотацией – пространство лечебницы становится своеобразным приютом для отвергнутых в социуме героев. Примером данного сюжета является ситуация Мастера из романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита» – затравленный обществом герой добровольно уходит в клинику Стравинского. В философском контексте сумасшедший дом соотносится с традиционным для отечественной культуры феноменом Дома и включает в себя духовное, социальное, историческое пространство жизни. «Цезарь», утративший после революции свой Дом (страну, Отечество), не принявший нового порядка и «нормы» – из двух категорий безумцев (большевики и обитатели клиники) делает выбор в пользу вторых и сознательно уходит в психиатрическую лечебницу, обретает новый Дом.

История симулянта Берлаги стала основой для водевиля Ильфа и Петрова «Вице-король», содержание которого дополняет рассматриваемую нами тему. Некоторые детали облика клиники позволяют сделать заключение о ситуации безумия (точнее – ее симуляции) в городе. Так, доктор упоминает о внезапном нашествии буйных – по внутренней логике романа и водевиля, в городе постоянно идут чистки, что отражается на количестве пациентов психиатрической клиники. В водевиле Старохамский наделен функцией обличения, характерной для героев-безумцев: он открыто критикует работников клиники, а также систему советского образования и здравоохранения. Символичной кажется и выбранная им роль обреченного на предательство и гибель «Цезаря»: Берлага раскрывает секрет симулянтов перед психиатром, а последний диагностирует у Старохамского настоящую душевную болезнь.

Таким образом, художественное воплощение феномена безумия в романе Ильфа и Петрова «Золотой теленок» представлено в различных аспектах: соавторы уделяют внимание вопросам симуляции психической болезни и ее аттестации, массовому представлению о поведении душевнобольных, осмысляют пространство сумасшедшего дома как убежища.

Список литературы:

1. Ильф И.А., Петров Е.П. Собрание сочинений в 5 т. Т. 2. – М.: ГИХЛ, 1961. – 556 с.
2. Куперман В., Зислин И. Симуляция психоза. Семиотика поведения. / Русская литература и медицина: Тело, предписания, социальная практика: Сб. статей / Под ред. К. Богданова. – М.: Новое издательство, 2006. – С. 290–302.
3. Лотман Ю.М. Дурак и сумасшедший / Семиосфера. – СПб: «Искусство–СПБ», 2010. – С. 41–62.