Статья опубликована в рамках: XIII Международной научно-практической конференции «В мире науки и искусства: вопросы филологии, искусствоведения и культурологии» (Россия, г. Новосибирск, 16 июля 2012 г.)
Наука: Филология
Секция: Теория языка
Скачать книгу(-и): Сборник статей конференции
- Условия публикаций
- Все статьи конференции
дипломов
«ДУХОВНОСТЬ» КАК ТЕКСТОВАЯ ЛЕКСИЧЕСКАЯ ТЕМА (НА МАТЕРИАЛЕ СОВРЕМЕННОГО РЕЖИССЕРСКОГО ДИСКУРСА)
Байбулатова Елена Николаевна
канд. филол. наук, доцент МаГУ, г. Магнитогорск
Е-mail: baybulatova_en@mail.ru
Предметом рассмотрения в статье является совокупность лексических экспликаторов темы «Духовность», выявляемая во фрагментах современного режиссерского дискурса, или лексическая тема. Лексическая тема представляет собой парадигматические и синтагматические объединения слов текста, служащие для ее реализации. Обращенность к словности текста актуальна в рамках функционального направления лексикологии (школа петербургского ученого В.В. Степановой), где основным предметом исследованиястала структура лексического уровня текста и «лексическая тема» как одна из составляющих этой структуры. В.В. Степанова отмечает значимость внутритекстовой мотивациитаких связей между словами, поскольку в тексте возникают сочетания слов, которые могут бытьневозможны в рамках языковой системы. Функциональные ориентиры устанавливаются «не только «системно» — правилами слов, но и «оттекстово» — своеобразными правилами текстообразования, внутритекстовой мотивированностью элементов его лексической структуры» [5, с. 8]. Такая постановка проблемы определила исследовательский интерес к дискурсу, понимаемому Ю.С. Степановым как «язык в языке», а его проявлениепрежде всего в текстах, за которыми встает особый лексикон, особые правила словоупотребления, особая семантика, «в конечном счете − особый мир» [4, с. 44].
Обращение к режиссерскому дискурсу определяетсяпрофессиональными особенностями личности режиссера:текст интервью с режиссером открывает доступ к визуальному образу, который, как предполагается, воздействует на сознание зрителя, в интервью этот образ кодируется вербально.
Материалом для исследования стали тексты интервью с режиссёрами Павлом Лунгиным (П.Л.), Александром Прошкиным (А.П.), Владимиром Хотиненко (В.Х.) и Никитой Михалковым (Н.М.) (тексты интервью размещены на сайтах www.pravoslavie.ruи www.radonezh.ru).
Очевидно, что режиссерский дискурс включает лексику, объективирующую профессиональную деятельность личности. Это лексемы, которые являются номинациями процессасоздания и презентации картины: сценарий, проба, съёмки, прокат; самого продукта, как целого: фильм, картина, кино, так и его части: сцена, кадр; участников процесса и их деятельности: роль, драматург, актер, зритель, в том числе и имена собственные — имена артистов, исполняющих роли: Сергей Маковецкий, Нина Усатова, Маша Бурова, Петя (Петр Мамонов), Владас Багдонас, Шварценеггер, Брандо; сценаристов: Александр Сегень, Юрий Николаевич Арабов; режиссеров: Феллини; ср.: «Феллини в «Репетиции оркестра» сделал из оркестра такого коллективного героя. И хотя наш фильм совсем не похож на его работу, это тоже кино про музыку, с музыкой, и музыканты становятся его главными героями» (П.Л.).«Кинозвезды — это люди, участие которых в картине приносит многомиллионные доходы. У нас есть хорошие актеры, но «звезд» в таком понимании нет. У нас нет таких людей, чью фамилию напишешь на афише, как, например, Шварценеггер или Брандо, — и выстроились гигантские очереди в кинотеатры. Нет этого. И бояться этого совершенно не нужно. Можно бояться зрительского недоверия к актеру, когда актер каждый день мелькает в сериалах и вдруг играет святого. Тогда возникает зона недоверия. Но тут многое зависит от таланта актера и умения режиссера с ним работать (А.П.). «У нас были долгие пробы. Сергей Маковецкий — мой любимый актер, но по сценарию священник был постарше, более пожилой.<…>уже была выбрана на главную женскую роль Нина Усатова. Она была сразу безусловным кандидатом и для меня, и для Сегеня. <…> Я опасался, что Нина Усатова с Сережей Маковецким, выражаясь киношным языком, “не смонтируются в кадре”» (В.Х.).
Профессиональные проблемы актуализированы прежде всего в текстовых фрагментах, в которых ставится вопрос о современном кино. Анализ лексической структуры текстов позволяет говорить о том, что одной из основных в современном режиссерском дискурсе становится тема «Духовность».
Анализ ассоциативного поля слова-стимула «духовный» в Русском ассоциативном словаре показал, что это понятие в сознании средней русской языковой личности связано с представлением о внутреннем мире человека: внутренний мир, душа. Внутренний мир характеризуется как нравственный идеал: вечный, высший, единственный, идеал, истинный, прекрасный, свет, таинственный, чистый. К этому ряду лексем можно отнести и предметные слова, синтагматически связанные со словом духовный, в значении которых актуализирована информация о наставничестве: наставник, помощник, старик, учитель. В словарную статью включены ассоциации, презентирующие сложное эмоциональное состояние субъекта и социума: кризис, надлом, могила. Ряд ассоциаций актуализируют информацию о системе религиозных представлений личности: сан, семинария, Бог, религия, обряд, пастырь, поп, святой отец, священник, служитель, церковь.
Выявленные нами лексические экспликаторы темы «Духовность» в режиссерском дискурсе объединяются в две парадигмы, логически противопоставленные друг другу. Первую составляют парадигматически и синтагматически связанные лексемы, приобретающие в тексте смысл «разрушающий духовность». В отношения «понятие и его дефиниция» вступают ставшее сегодня фразеологизированным сочетание массовая культура (ср.: Массовая культура — разновидность современной культуры, имеющая коммерческий характер, ориентированная на досуг, развлечения, характеризующаяся примитивизмом, серийностью, часто низким вкусом и получающая широкое распространение через телевидение <…> [6, с. 523]) и лексемы кровь, смерть, преступность, семантически связанные с признаковыми словами нормальный, киношный, клюквенный: «Беда нашей массовой культуры заключается в том, что человека приучают к тому, что кровь и смерть ничего не значат, что преступность — это явление нормальное. <…> Болевой порог снижается, и человек в жизни настоящую кровь воспринимает как киношную, клюквенную» (А.П.).
Лексемы напрягаться, задуматься, помыслить в сочетании либо с отрицательной частицей «не», либо с междометным фразеологизмом «не дай бог», логически противопоставлены синтагме «хотят веселиться»: «<…> в кинотеатры ходят тинэйджеры и молодые люди до 27 лет, которые приходят в кинотеатр, чтобы «не напрягаться». Не дай Бог им получить там какую-то сильную эмоцию или задуматься о чем-то, помыслить, от кого они произошли, какую жизнь прожили их отцы и деды, что их ждет в будущем. Они этого не хотят. Они хотят веселиться<…>» (А.П.).
Логически близкой представленной парадигме является и группа лексем сомнение, слабость (в тексте лексемы синтагматически связаны с отрицательной формой глагола «не иметь»), покупка, потребление, самоудовлетворение, комфортность (ср.: Комфорт — Совокупность бытовых удобств, уют [3, т. 2, с. 85]):«Нам все время навязывается образ человека, который не имеет ни сомнений, ни слабостей. Постоянно говорится, что нужно быть победителем, шагать от победе к победе, от покупки к покупке со счастливым лицом под девизом «Я этого достоин!» Этакое бесконечное потребление, которое должно давать чувство самоудовлетворения, повышенной комфортности» (П.Л.).
В тексте каждого из анализируемых интервью уже на уровне лексической организации обнаруживает себя значимая для режиссёра оппозиция «массовая культура» и «настоящее искусство»: «Понимаете, есть кино и кино. <…> Я говорю о том кино<…> что есть искусство» (Н.М.). Искусство появляется там, где есть духовность: «Сегодня нас ждет другой идеал, новая религия. Россия уже не знает, куда идет, ей необходима духовность» (П.Л.).
Проведенный анализ лексической структуры текстов интервью позволяет выделить вторую группу парадигматически и синтагматически связанных лексем — экспликаторов темы «Духовность». Её составляют лексемы, именующие интеллектуальные процессы, которые должны, по замыслу создателя, произойти в сознании личности после просмотра кинофильма: воздействие, воспринять, понять, размышлять, сомнение, делиться (в значении 2. //Поверять кому-л. (мысли, чувства) [3, т. 1, с. 382]), влиять (на умы), вывод; ср., например:« <…> вы должны уйти из кинотеатра, потом опрокинуться в собственную жизнь и сами сделать вывод» (А.П.); «Если она (картина — Е.Б.) его задевает, то он будет размышлять, делиться с кем-то.<…> Я сделал достаточно, чтобы человек сам начал размышлять» (А.П.).«Я понимал, что некоторым людям это все будет очень сложно воспринять. Например, история <…> о том, как немцы спасли Иверскую икону Божией Матери. А есть и хроника, и фотографии. Это сложно понять» (В.Х.); «Да, кино как было, так и остается серьезной возможностью влиять на умы» (Н.М.). Анализ лексического уровня приведенных фрагментов объективирует принципиальную двусубъектность интеллектуальных процессов: режиссер и зритель, воздействие — восприятие (я сделал — человек сам, я понимал — сложно понять, возможность влиять на). В состав группы войдёт и ряд лексем, которые актуализируют духовные проблемы личности.Одной из частотных в режиссерском дискурсе является лексема душа, а также её дериваты:душевный, духовный: «Хорошее кино − это штучная вещь. При этом высококлассные картины и там и здесь, вне зависимости от идеологии, все равно оставались высококлассными. Потому что были пронизаны интересом к духовной жизни человека» (Н.М.).
Частотными в режиссерском дискурсе оказываются сочетания лексемы душа и её дериватовс признаковыми словами, в структуре лексического значения которых актуализированы семы «боль», «мука», «неприятный»: волновать, болеть, мучать, мучительное, мучение, тяжелое, неприятное, депрессия: «Душа − это тот орган, который болит и не позволяет тебе делать то, что, может быть, хочется и что тебе выгодно. Это все единый комплекс того, что я для себя условно называю «человеческое» (П.Л.); «<…>мы живем ожиданием чуда и оживаем, когда оно происходит, притом что мы его боимся, отстраняемся, но все равно нас к нему тянет, и благодаря чуду в нас происходит некая душевная работа и переоценка ценностей» (А.П.); «Мне кажется, что люди, которые что-то сделали в этой жизни, написали, придумали, изобрели, были подвержены мучениям, депрессиям, сомнениям. В этом смысле фильм сделан для тех, кто не совсем вписывается в этот счастливый мир, под барабанную дробь шагающий к собственному комфорту. Я верю в тех, кому некомфортно» (П.Л.). Лексика, в которой актуализирована информация о «мятущейся» душе, дает возможность открыть «человеческое» в личности. Внутренние преображения человека возможны через преодоление душевного неравновесия, что объективируется лексемами: конвульсия, мука, а также синтагматически связанными боль — физическая: «Все мои работы о том, как просыпается душа в человеке. И таксист в «Такси-блюзе», и мальчик-антисемит в «Луна-парке» проходят через мучительное, тяжелое, часто неприятное для человека открытие, ощущение в себе духовной сущности. Это дается муками, конвульсиями, даже физической болью» (П.Л.).
Тематически близкой названному ряду экспликаторов «душевной сущности» является лексема совесть: «С одной стороны, мы живем ожиданием чуда и оживаем, когда оно происходит, притом что мы его боимся, отстраняемся, но все равно нас к нему тянет, и благодаря чуду в нас происходит некая душевная работа и переоценка ценностей. Это всегда катализирует в нас то, что принято называть совестью» (А.П.). Совесть в русской языковой картине мира мыслится «как некое существо внутри человека. Это строгий внутренний судья <…>, всегда нацеленный на добро, обладающий врожденным безошибочным чувством высшей справедливости и дающий человеку предписания <…>, непосредственно опирающиеся на представление о том, что в данной ситуации есть подлинное добро» [1, с. 40].
Таким образом, проведенный анализ позволил выявить некоторые специфические черты современного режиссерского дискурса. Одной из ключевых лексических тем во всех текстах становится тема «Духовность». Парадигматические и синтагматические связи слов говорят об особенностях понимания «духовности» в режиссерском дискурсе. Особую актуальность обретает мысль о необходимости гармоничного соотношения создающего и воспринимающего сознаний: только при наличии интеллектуального и эмоционального контакта возможно воздействие на зрителя. Духовность определяет обязательность диалога, именно диалог является условием существования современного кино как искусства.
Список литературы:
- Апресян Ю.Д. Образ человека по данным языка: попытка системного описания //Вопросы языкознания. 1995. № 1. С. 37-68.
- Русский ассоциативный словарь. В 2 т. Т. 2. От реакции к стимулу. — М.: ООО «Издательство Астрель»; ООО «Издательство АСТ», 2002.
- Словарь русского языка: в 4 т. / АН СССР, Ин-т рус.яз.; под ред. А.П. Евгеньевой. 3-е изд., стер. — М.: Рус. яз., 1985-1988.
- Степанов Ю.С. Альтернативный мир, Дискурс, Факт и принцип Причинности // Язык и наука конца XX века. Сб. статей. М.: РГГУ, 1995. — 432 с.
- Степанова В.В. Лексическая структура текста (парадигматика и синтагматика) // Проблемы лингвистической семантики. Череповец: Изд-во ЧГПИ им. А.В. Луначарского, 1996. С. 51-63.
- Толковый словарь русского языка начала ХХI века. Актуальная лексика / под ред. Г.Н. Скляревской. — М.:Эксмо, 2006. — 1136 с.
ИСТОЧНИКИ:
- Лунгин П. «Я верю в тех людей, которым некомфортно»; Интервью с создателем фильма “Остров”; «Моя страна сегодня напоминает Древний Рим»;
- Михалков Н. «Когда корни крепки — буря не страшна»;
- Прошкин А. «Чудо — очень мощный толчок для внутреннего пробуждения»;
- Хотиненко В. «Фильм «Поп» укрепил меня в православной вере».
дипломов
Оставить комментарий