ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ  ТЕКСТ  КАК  СРЕДСТВО  ФОРМИРОВАНИЯ  ГЕРМЕНЕВТИЧЕСКОЙ  КУЛЬТУРЫ  ЛИЧНОСТИ.  НА  ПРИМЕРАХ  ТЕКСТОВ  ИЗ  ХУДОЖЕСТВЕННОЙ  ЛИТЕРАТУРЫ

Гришин  Сергей  Николаевич

соискатель  кафедры  философии  ЛГПУ,  настоятель  храма  прп.  Серафима  Саровского,  РФ.  г.  Липецк

E-mail: 

LITERARY  TEXT  AS  A  MEANS  OF  FORMATION  OF  HERMENEUTIC  CULTURE  OF  PERSONALITY.ON  THE  EXAMPLE  OF  TEXT  FROM  THE  LITERATURE

Sergey  Grishin

Competitor  of  the  Department  of  Philosophy  LGPU,

Rector  Venerable.  Seraphim  of  Sarov,  Russia,  Lipetsk

АННОТАЦИЯ

В  статье  вниманию  читателя  предлагаются  примеры  художественных  текстов,  где  герои  литературных  произведений  демонстрируют  герменевтические  способности  относительно  адекватного  взаимопонимания  в  процессе  своего  общения.  Автор  обращается  к  художественной  литературе,  как  одному  из  видов  искусства.  В  статье  анализируются  герменевтические  практики  как  способы  и  средства  достижения  взаимопонимания  между  действующими  лицами  литературных  произведений.

ABSTRACT

The  article  offers  the  reader  examples  of  literary  texts  where  the  characters  of  literary  works  demonstrate  the  ability  of  a  relatively  adequate  hermeneutical  understanding  in  the  process  of  communication.  The  author  turns  to  fiction,  as  one  of  the  art  forms.  The  article  analyzes  the  hermeneutical  practices  as  ways  and  means  of  achieving  mutual  understanding  between  the  actors  of  literary  works.

Ключевые  слова:  художественный  текст;  герменевтическая  практика;  взаимопонимание;  общение;  опыт;  глубина  понимания;  герменевтическая  культура  личности.

Keywords:  artistic  text;  hermeneutic  practice;  understanding;  communication;  experience;  depth  of  understanding;  hermeneutic  culture  of  personality.

В  данной  работе  термин  «герменевтическое  восприятие»  понимается  как  момент,  сторона,  структурный  элемент  эстетического  восприятия,  а  само  эстетическое  восприятие  как  целостное  чувственно-интеллектуальное  постижение  объекта,  сопровождающееся  и  завершающееся  интеллектуальной  обработкой  данных  восприятия  с  целью  выявления  смысловых  структур  воспринимаемого  объекта.

Рассмотрим,  в  каких  условиях,  при  помощи  каких  способов  и  средств  достигается  взаимопонимание  между  действующими  лицами  литературных  произведений.  Целью  нашего  рассмотрения  является  анализ  герменевтических  практик,  которые  литературные  герои  используют,  как  правило,  не  подозревая  о  их  существовании.  Они  –  часть  их  социального  опыта,  который  обычно  формируется  стихийно.  Но  осмысление  этих  практик  важно,  ибо  этот  опыт  затем  становится  достоянием  других  сфер  общественной  жизни. 

Герменевтическая  практика,  как  практика  понимания  (если  речь  идет  о  всем  предметном  мире)  и  как  практика  взаимопонимания  (если  речь  идет  о  взаимодействии  субъектов),  по  словам  В.  Дильтея,  сходна  с  интуицией,  с  «изменением  нашего  сознания  в  обретаемом  им  новом  чувстве»  [3,  с.  329],  и  характеризуется  непосредственным  постижением  некоторой  духовной  целостности.  Именно  это  и  происходит  между  действующими  лицами  в  диалогических  структурах  конкретных  художественных  текстов,  в  том  числе  и  тех,  которые  будут  приведены  ниже.  Однако  интуицией  не  исчерпывается  весь  арсенал  герменевтических  способностей  личности  и  их  развертывание  в  конкретных  герменевтических  технологиях  (методиках).  Э.  Гуссерель  в  этом  плане  дополняет  В.  Дильтея.  С  его  точки  зрения,  даже  в  процессе  познания  между  познающим  субъектом  и  познаваемым  объектом  помещаются  (имеют  место)  целые  «горизонты  неосознанных  интенциональных  актов»  [7,  с.  25—26].  То  же  происходит  и  в  процессе  понимания  и  взаимопонимания,  которые  менее  структурированы,  чем  процесс  познания.  Так,  здесь  имеют  место  и  оказывают  влияние  на  процесс  понимания  такие  феномены,  как  эмпатия,  сочувствие,  сопереживание  и  др.

Специфика  художественного  текста,  в  отличие  от  обычного,  заключается  в  его  особенной  иносказательности,  метафоризации,  эмоциональности.  С  аксиологической  точки  зрения  в  художественном  тексте  выделяется  ценностная,  смысловая  ориентация  автора  и  литературных  героев.  Тем  самым  художественный  текст  помогает  читателю  видеть  мир  (природы  и  культуры)  более  объемно  и  адекватно  и  помогает  осмыслить  собственный  путь  к  истине. 

Перейдем  к  конкретным  текстам.

Вот  широко  известная  пьеса  М.А.  Булгакова  «Иван  Васильевич  меняет  профессию».  В  ней  контрастно  показываются  два  мира  г.  Москвы:  мир  советской  и  средневековой  России.  Автор,  пользуясь  методом  сравнения,  показывает  пороки  людей,  которые  они  научились  скрывать  в  современном  мире,  но  которые  отчетливо  видны  в  минуты  трудной  жизненной  ситуации.  Эпизод,  когда  изобретатель  Александр  Сергеевич  Тимофеев  выслушивает  Ивана  Грозного,  который  делится  своими  впечатлениями  от  неожиданного  знакомства  с  современным  миром,  показывает  то,  что  понимание  не  всегда  адекватно  соответствует  действительности,  даже  если  мы  уверены  в  том,  что  все  правильно  понимаем.  Тимофеев  выслушав,  Грозного,  «Увы  мне,  Ивану  Васильевичу,  увы,  увы»!,  и  желая  успокоить  его,  говорит: 

·     «Тимофеев:  Что  же  делать,  я  понимаю  ваше  отчаяние.  Действительно,происшествие  удручающее.  Но  кто  же  мог  ожидать  такой  катастрофы?  Ведь  ониключ  унесли  с  собой!  Я  не  могу  вас  отправить  обратно  сейчас...  И  выпонимаете,  что  они  оба  сейчас  там,  у  вас!  Что  с  ними  будет? 

·     Иоанн:  Пес  с  ними!  Им  головы  отрубят,  и  всего  делов!

·     Тимофеев:  Как  отрубят  головы?!  Боже,  я  погубил  двоих  людей!  Этонемыслимо!  Это  чудовищно»  [1,действ.  второе]! 

То  есть  он  меряет  по  себе  и  уверен  в  том,  что  Ж.  Милославскому  и  И.В.  Буншу  окажут  такую  же  помощь  и  заботу  в  другом  мире.  Однако,  считая,  что  он  все  прекрасно  понимает,  он  все  же  ошибается,  находится  в  иллюзии. 

Но  субъекты  взаимопонимания  способны  не  только  ошибаться,  но  и  вводить  в  заблуждение  своих  собеседников.  В  часто  возникающих  герменевтических  ситуациях  человек  склонен  не  только  искажать  истину  (преувеличивать  или  преуменьшать),  но  и  или  попросту  обманывать  другого  человека.  Это  может  происходить  сознательно  или  бессознательно.  Об  этом  следующий  пример  художественного  текста.  В  эпизоде  вышеуказанной  повести  зубной  врач  А.С.  Шпак,  считая,  что  люди  его  не  понимают,  говорит  собаке  о  своей  душевной  боли:  «Украли  три  магнитофона,  три  портсигара  отечественных,  три  видеокамеры,  куртки  три,  и  все  это  нажито  непосильным  трудом»  [1,действ.3].  Когда  же  он  обещает  Тимофееву  не  звонить  в  милицию  и  клянется,  что  он  его  прекрасно  понимает,  он  врет.  Однако  в  милиции  у  сотрудников,  которые  выслушали  правдивые  слова  о  том,  что  изобретатель  в  квартиру  живого  царя  привел,  нет  веры  А.С.  Шпаку.  Соответственно  и  у  милиционеров  нет  и  ясного  понимания,  что  происходит  в  квартире.  Данный  пример  отчетливо  показывает,  как  связано  взаимопонимание  людей  и  их  нравственное  развитие,  жизненный  опыт.

По  своим  отличительным  особенностям  примеры  художественных  текстов  воздействуют  на  читателя  наглядностью  и  узнаваемостью  герменевтических  практик.  Именно  жизненный  опыт,  как  многократно  повторяющаяся  практическая  деятельность  формирует  более  развитую  герменевтическую  культуру  личности.  Следующий  пример  художественного  текста,  очень  часто  повторяющийся  в  жизни,  показывает,  каким  образом  адекватное  взаимопонимание  достигается  людьми,  при  условии,  если  человек  встречает  перед  собой  превосходящую  его  авторитетную  силу.  В  той  же  повести  К.  Якин,  в  эпизоде,  когда  он  вернулся  забрать  свой  чемодан  и  вдруг  обнаружил  в  квартире  изобретателя  Тимофеева  И.  Грозного,  не  понял,  кто  перед  ним  стоит.  Уверенно  чувствуя  себя,  свое  превосходство  (позиция,  если  человек  необоснованно,  по  привычке  ставит  себя  выше  своего  собеседника),  кинорежиссер  Якин  заинтересовался  неожиданным  гостем,  восклицая:  «Браво,  какой  типаж»!  Однако,  когда  над  его  головой  показался  кинжал,  когда  жена  Тимофеева  попросила  его  словами:  «Выслушайте  меня,  —  это  настоящий  И.Грозный»,  его  настроение  быстро  поменялось,  и  он  адекватно  оценил  ситуацию,  в  которой  оказался.  Он  просит  о  помощи:  «Зинаида,  подскажи  мне  что-нибудь  по-славянски».  Пережив  испуг,  Якин  говорит:

·       «Якин:  Вы  меня  не  поняли!!!  Не  поняли!..

·       Иоанн:  Как  тебя  понять,  когда  ты  ничего  не  говоришь!

·       Якин:  Языками  не  владею,  ваше  величество»  [1,действ.второе]!

Столкнувшись  лицом  к  лицу  из  разных  социальных  миров,  герои  каждый  по-своему  поняли  друг  друга.  В  данной  ситуации  взаимопонимание  между  вышеназванными  литературными  героями  осуществилось  посредством  желания  Якина  сохранить  свою  жизнь  и  благополучие,  в  следствиеизменения  его  смысловой  позиции.  Другими  словами,  можно  иметь  свое  мнение,  называть  предмет  своим  именем,  например,  кого  мы  считаем  своим  ближним,  а  можно  измениться  самому,  стать  ближним  для  другого  человека,  вместо  поиска  правого  мнения.

А  вот  еще  один  пример  из  вышеупомянутой  пьесы  М.А.  Булгакова,  который  показывает,  при  каких  условиях  взаимопонимание  в  диалоге  между  собеседниками  затруднено  илиневозможно.  Находясь  в  средневековой  Москве,  во  время  буйного  веселья  за  столом,  И.В.  Бунша  говорит  царице:  «Марфа  Васильевна,  вы  одна  меня  понимаете».  На  что  она  ему  отвечает:  «И  все-то  ты  в  трудах,  все  в  трудах,  великий  государь,  акипчела»  [1,деств.3]!

Однако  тут  же  он  забывает,  как  ее  зовут.  Как  видим,  человек,  находящийся  под  воздействием  наркотических  и  психотропных  препаратов,  не  способен  ничего  адекватно  понимать,  он  должен  протрезветь,  чтобы  понимать.  Здесь  необходимо  подчеркнуть,  что  начало  взаимопонимания  возможно  при  соответствующих  условиях  и  уровне  развития  человека.

Следующий  пример  из  той  же  пьесы  показывает,  что  взаимопонимание  собеседников  может  улучшаться  при  условии,  когда  в  разговор  вступает  свидетель,  которому  можно  доверять  обоим  участникам  диалога.  В  конце  пьесы,  милиционеры,  пытаясь  дознаться,  кто  из  задержанных  есть  царь  И.  Грозный,  а  кто  общественный  деятель  И.  Бунша,  задают  вопрос:  «Кто  может  подтвердить,  что  вы  И.  Бунша?»,  —  на  что  герой  повести  отвечает:  «Да  вот  жену  мою  спросите,  Ульяну  Андреевну,  она  все  скажет»  [1,действ.3].

Приведем  еще  один  герменевтический  прием,  когда  понимание  достигается  значительно  быстрее  по  времени,  если  свое  мнение  человек  облекает  в  одежду  общего  мнения.  В  романе  вышеуказанного  советского  писателя  М.А.  Булгакова  «Белая  гвардия»,  известным  в  СССР  под  названием  «Дни  Турбиных»  (в  постановке  спектакля),  есть  эпизод,  когда  бывший  белый  офицер,  предатель  не  только  своей  Родины,  но  и  подчиненных  и  собственной  жены,  Сергей  Иванович  Тальберг  —  капитан  Генерального  штаба  гетмана  Скоропадского,  обманутый  немцами,  возвращается  из  Берлина  в  свой  дом  в  г.  Киеве.  Вернувшись,  он  застает  свою  супругу,  готовую  выйти  замуж  за  его  же  недавно  бывшего  подчиненного.  Чтобы  не  допустить  ссоры,  один  из  присутствующих  в  доме,  капитан  артиллерии  белой  гвардии,  Федор  Николаевич  Степанов  («Карась»)  —  подпоручик,  друг  семьи  Турбиных,  одноклассник  Алексея  по  Александровской  гимназии  берет  на  себя  обязанность  поговорить  с  конформистом  Тальбергом  и  одним  взглядом,  без  всяких  лишних  слов,  выпроваживает  его  из  собственного  дома  [2,  действ.4].  Понимание  со  стороны  предателя  наступает  мгновенно  потому,  что  молчаливый  взгляд  капитана  артиллерии  выразил  мнение,  одетое  в  одежду  общего  мнения  коллектива.

В  той  же  пьесе  супруга  штабного  капитана  Тальберга,  Елена  дает  согласие  на  то,  что  выйдет  замуж  за  страстно  любящего  ее  белого  офицера  Леонида  Юрьевича  Шервинского.  Он  —  бывший  лейб-гвардии  уланского  полка  поручик,  адъютант  в  штабе  генерала  Белорукова,  друг  семьи  Турбиных,  одноклассник  Алексея  по  Александровской  гимназии,  давний  поклонник  Елены.  Но  Елена  дает  согласие  только  при  одном  условии  —  если  поручик  перестанет  хвалиться  и  преувеличивать  свои  «положительные  качества».  В  эпизоде,  когда  офицер  Шервинский  подает  бутылку  шампанского  вина  к  столу  и  по  привычке  начинает  хвалить  себя  и  то  вино,  которое  он  наливает,  он  ловит  на  себе  осуждающий  взгляд  своей  будущей  жены  и  моментально  замолкает,  исправляет  свою  речь  и  скромно  садится  за  стол  [2,действ.4].  Здесь  следует  обратить  внимание  на  еще  один  герменевтический  прием,  который  работает  в  процессе  достижения  взаимопонимания.  Человек,  сам  того  не  замечая,  может  иметь  поверхностное,  понимание,  видение  проблемы  «со  своей  колокольни»,  но  если  ему  жизненно  необходимо  что-то  получить  он  может  «перелезть  на  другую  колокольню»,  чтобы  посмотреть  и  понять  ту  же  самую  проблему  по-новому.

В  повести  другого  советского  писателя  А.И.  Куприна  «Гранатовый  браслет»  описывается  трагическая  смерть  бедного  чиновника  Г.С.  Желткова,  который  влюбился  в  жену  богатого  и  влиятельного  князя  Василия  Львовича  Шеина,  проживающего  на  юге  царской  России.  Этот  чиновник  дарит  гранатовый  браслет  замужней  женщине  княгине  Вере  Николаевне  Шеиной  и  признается  в  любви  не  только  ей,  но  и  ее  могущественному  мужу.  Знакомый  князя  удивленно  задает  вопрос:  «Почему  вы  не  накажете  Желткова  за  такую  дерзость?»  На  что  князь  отвечает:  «Он  действительно  любит  мою  жену,  он  не  обманщик,  его  чувство  подлинное,  его  слова  искренни,  он  не  виноват,  я  прекрасно  его  понимаю».  Подожди,  —  сказал  князь  Василий  Львович,  —  сейчас  все  это  объяснится.  «Главное,  это  то,  что  я  вижу  его  лицо,  и  я  чувствую,  что  этот  человек  не  способен  обманывать  и  лгать  заведомо.  И  правда,  подумай,  Коля,  разве  он  виноват  в  любви  и  разве  можно  управлять  таким  чувством,  как  любовь,  —  чувством,  которое  до  сих  пор  еще  не  нашло  себе  истолкователя.  —  Подумав,  князь  сказал:  —  Мне  жалко  этого  человека.  И  мне  не  только  что  жалко,  но  вот  я  чувствую,  что  присутствую  при  какой-то  громадной  трагедии  души,  и  я  не  могу  здесь  паясничать  [4].  В  данном  случае  искренность  чувства  любви  Желткова  сработала  как  условие  взаимопонимания  у  князя  Василия  Львовича.  Вышеприведенный  литературный  пример  указывает  на  то,  что  одинаковый  жизненный  опыт,  пережитый  в  схожих  жизненных  условиях,  помогает  людям  понять  друг  друга. 

Указанная  искренность  чувств,  таких  как  сострадание,  уважение  и  любовь  к  человеку,  возникающая  у  людей,  находящихся  в  схожих  жизненных  обстоятельствах  обязательно  способствует  достижению  адекватного  понимания.  А  путь  к  развитию  этой  искренности  лежит  через  художественные  тексты,  которые  способны  совершенствовать  герменевтическую  культуру  человека.  Чем  искреннее  написан  художественный  текст,  тем  больше  он  узнаваем  и  эффективен  с  точки  зрения  воспитательного  влияния  на  человека.

Как  заметил  еще  граф  Л.Н.  Толстой,  в  статье  «Что  такое  искусство»  [8,  с.  194—195],  произведение  искусства  является  подлинным  тогда,  когда  его  автор  сам  пережил  подлинное  чувство  и  сумел  искренне  и  ясно  передать  его  другому  человеку.  Эту  мысль  подтверждает  следующий  литературный  пример.

В  повести  писателя  А.И.  Куприна  «Поединок»  описывается  жизнь  военных  офицеров  г.  Севастополя,  где  поднимаются  глубокие  философские  вопросы  о  смысле  жизни  человека,  чести  и  долге  военного  офицера,  о  любви,  преданности  и  предательстве.  В  эпизоде,  находясь  около  железнодорожных  путей,  подпоручик  Ромашев,  в  состоянии  отчаяния  от  своей  бессмысленной  и  безнравственной  жизни  пытается  покончить  жизнь  самоубийством.  Однако  в  этот  же  момент  с  такой  же  целью,  но  с  другими  мотивами  на  то  же  место  приходит  рядовой  Хлебников.  В  итоге  они  признаются,  что  понимают  друг  друга  и  остаются  в  живых,  а  ночной  поезд  проходит  мимо.  Взаимопонимание  стало  возможным  потому,  что  офицер  увидел  тяжелую  жизнь  рядового  солдата,  которому  было  намного  тяжелее,  чем  ему,  а  солдат  увидел  то,  что  и  среди  офицеров  попадаются  хорошие  люди.  Посредством  общения  состоялось  взаимопонимание  литературных  героев.

«  —  Хлебников,  тебе  плохо?  И  мне  нехорошо,  голубчик,  мне  тоже  нехорошо,  поверь  мне.  Я  ничего  не  понимаю  из  того,  что  делается  на  свете.  Все  какая-то  дикая,  бессмысленная,  жестокая  чепуха!  Но  надо  терпеть,  мой  милый,  надо  терпеть...  Это  надо. 

Низко  склоненная  голова  Хлебникова  вдруг  упала  на  колени  Ромашову.  И  солдат,  цепко  обвив  руками  ноги  офицера,  прижавшись  к  ним  лицом,  затрясся  всем  телом,  задыхаясь  и  корчась  от  подавляемых  рыданий. 

—  Не  могу  больше...  —  лепетал  Хлебников  бессвязно,  —  не  могу  я,  барин,  больше...  Ох,  господи...  Бьют,  смеются...  взводный  денег  просит,  отделенный  кричит...  Где  взять?  Живот  у  меня  надорванный...  еще  мальчонком  надорвал...  Кила  у  меня,  барин...  Ох,  господи,  господи! 

Ромашов  близко  нагнулся  над  головой,  которая  исступленно  моталась  у  него  на  коленях.  Он  услышал  запах  грязного,  нездорового  тела  и  немытых  волос  и  прокислый  запах  шинели,  которой  покрывались  во  время  сна.  Бесконечная  скорбь,  ужас,  непонимание  и  глубокая,  виноватая  жалость  переполнили  сердце  офицера  и  до  боли  сжали  и  стеснили  его.  И,  тихо  склоняясь  к  стриженой,  колючей,  грязной  голове,  он  прошептал  чуть  слышно: 

—  Брат  мой!»  [5].

В  следующем  художественном  произведении  А.И.  Куприна  сказке  «Синяя  звезда»  [6]  принцесса  Эрна  не  удовлетворена  своей  уродливой  внешностью,  потому  что  люди  страны,  в  которой  она  выросла,  внушили  ей  это.  Однако  в  другой  местности  окружающий  ее  народ,  любимый  муж  и  ее  собственный  ребенок  оказались  полностью  похожи  на  нее  и  все  единогласно  дали  ей  понять,  что  она  красавица  и  внутренне  и  внешне,  и  что  нет  на  земле  нигде  более  совершенного  создания.  Разрешив  проблему  внутреннего  комплекса  неполноценности,  принцесса  Эрна  почувствовала  в  конце  сказки  себя  самым  счастливым  человеком.  Вопрос,  который  ставит  здесь  Куприн,  заключается  в  расшифровке  надписи  на  латинском  языке  в  охотничьем  доме  Эрна  Великого.  «Это  не  мы,  это  они  уродливы  и  не  красивы,  хотя  и  добрые  внутри».  Здесь  не  идет  речь  о  функциональных  характеристиках  эстетически  значимых  частей  человеческого  тела,  а  об  относительности  объективных  свойств  совершенного  человека.  Объективность,  общепринятость  устанавливает  одно  общество,  а  другое  общество  может  считать  объективными  свойствами  совершенства  иные  или  даже  противоположные  характеристики.  Кто  из  эстетиков  разных  стран  прав?  Тот,  кто  заставил  человека  жить  несчастным?  Данный  литературный  пример  показывает  воспитательное  значение  общественного  мнения  для  самопонимания  человеком  своей  полноценной  жизни  и  иллюстрирует  сложность  и  относительность  эстетических  установок  не  только  отдельно  взятых  людей,  но  и  целых  сообществ  и  даже  народов.

Проанализировав  несколько  примеров,  где  литературные  герои  достигают  взаимопонимания,  прежде  всего  благодаря  своему  жизненному  опыту,  не  зная  и  не  подозревая  о  существовании  каких-либо  герменевтических  приемов,  можно  сделать  следующий  вывод. 

Относительно  адекватное  понимание  взаимодействующих  субъектов  в  процессах  их  общения  зависит  не  только  от  широты  и  глубины  их  ментальности  и  их  жизненного  опыта,  но  и  от  внешних  условий,  в  которых  приходится  действовать  взаимодействующим  субъектам.  А  эти  условия  нередко  бывают  весьма  непростыми,  к  тому  же,  как  правило,  возникающими  непредсказуемо,  неожиданно.  Но  их  посильное  разрешение  есть  одно  из  существенных  условий  формирования  герменевтической  культуры  личности  (ее  герменевтических  способностей),  и  художественные  тексты  в  этом  плане  играют  весьма  важную  роль.

Список  литературы:

1. Булгаков  М.А.  Собрание  сочинений  в  десяти  томах.  Том  7.  /  Пьеса,  Иван    Васильевич.  М.:  Голос,  1999.//  [Электронный  ресурс]  —  Режим  доступа.  —  URL:  http://lib.ru/BULGAKOW/ivan_vas.txt  (дата  обращения  16.02.2015).
2. Булгаков  М.А.  Дни  Турбиных,1926./  Белая  Гвардия.  М.:  Правда.  1989.//  [Электронный  ресурс]  —  Режим  доступа.  —  URL:  http://lib.ru/BULGAKOW/whtguard.txt  //  http://briefly.ru/bulgakov/dni_turbinyx.  (дата  обращения  16.02.2015).
3. Дильтей  Вильгельм.  Собрание  сочинений.  Т.  4.  Герменевтика  и  теория  литературы.  М.:  Дом  интеллектуальной  книги.  2001.
4. Куприн  А.И.  Избранные  сочинения.  /Гранатовый  браслет.  М.:  Художественная  литература  1985.  //OCR&spellcheckbyHarryFan,  7  February  2001,  глава  10.  (дата  обращения  16.02.2015).
5. Куприн  А.И.  Собрание  сочинений  в  9  томах.  Том  4.  /Поединок.  М.:  Художественная  литература.1971.  //  OCR  &  spellcheck  by  HarryFan,  7  February  2001.  (дата  обращения  16.02.2015).
6. Куприн  А.И.  Собрание  сочинений.  /  Храбрые  беглецы./Синяя  звезда.  М.:  1958.  //  [Электронный  ресурс]  —  Режим  доступа.  —  URL:  http://lib.ru/LITRA/KUPRIN/bluestar.txt  (дата  обращения  16.02.2015).
7. Огородников  В.П.  Философия.  Учебник.  СПб.:  Питер,  2011.
8. Толстой  Л.Н.  Собр.  соч.  в  22  т.  Т.  15.  /  Что  такое  искусство.  Глава  18.  М.:  Художественная  литература.  1978.