ФИЛОСОФСКАЯ  ЛИРИКА  ФРАНЦУЗСКОГО  СИМВОЛИЗМА

Петрык  Янина  Юрьевна

канд.  филос.  наук,  доцент  КубГУ,  г.  Краснодар

E-mail: 

Сегодня  в  поле  исследования  «феномена»  французского  символизма  остается  еще  много  «белых  пятен».  Огорчает  почти  полное  отсутствие,  действительно  глубоких,  теоретически  обоснованных,  построенных  на  единой  философской  «платформе»,  исследований  в  этой  области.  Счастливым  исключением  является  работа  Косикова  Г.К.  повествующая  о  культуре  XIX  века  и  специфических  чертах  французского  постромантизма  [2,  c.  20].  Философский  (теоретический)  анализ  в  истории  искусств  особенно  ценен  тем,  что  предполагает  изучение  последовательно  разворачивающихся,  сменяющих  друг  друга  во  временной  перспективе,  стадий  развития  художественного  творчества.  Именно  подобный  подход  указывает  на  преемственность  в  развитии  идей,  выявляя  «генетический  код»  исследуемого  феномена,  помогая  обнаружить  тенденции  в  развитии. 

Французские  символисты  абсолютизировали  искусство,  выводя  его  за  пределы  рационального,  за  рамки  детерминированной  реальности.  Истина,  полагали  они,  должна  быть  усвоена  непосредственно  и  интуитивно,  как  в  актах  мистического  созерцания,  в  ходе  художественного  преображения  привычного,  обыденного  мира.  Значимым  в  культуре  XIX  века  является  то,  что  художественная  практика  французского  символизма  входила  в  общий  поток  антипозитивистского  движения  в  искусстве.  Французские  символисты  намеренно  преодолевали  односторонность  натурализма,  приковывавшего  внимание  к  материальной  поверхности  бытия,  которая  скована  причинно-следственными  связями,  исходя  из  понятия  художественной  эластичности  материи.  Отсюда  происходило  сращение  символизма  с  импрессионизмом,  где  утверждалось  эмоциональное,  интуитивное  и  бессознательное  и  где  присутствовало  «короткое  замыкание»  (Эко  У.)  между  чужеродными  вещами  и  не  сопряженными  друг  с  другом  явлениями.  Французский  символизм,  без  сомнения,  утверждал  феномен  эвокации  —  возможность  заражать  реципиента  определенным  переживанием,  на  котором  и  зиждился  эпатаж  французских  поэтов.  Необходимость  представить  истину,  как  нечто  художественно-незавершенное,  стихийное,  не  выразимое  в  жесткой  схеме,  плюрально  неопределенное  и  вместе  с  тем  психологически  насыщенное  и  несущее  чистую  красоту  становилось  главной  задачей  французских  символистов.  «Сухое»  теоретизирование,  как  полагал  Бодлер  Ш.  —  основатель  французского  символизма,  приводит  к  упадку  и  деградации  искусства,  оно  «убийственно  и  самоубийственно»  для  него,  ввиду  принципиальной  динамичности  «живого»  творческого  процесса,  не  терпящего  жесткой  рационалистической  системности  [1,  c.  153].

Вместе  с  тем,  с  полной  уверенностью  можно  свидетельствовать  о  том,  что  и  русский  и  французский  символизм  при  всем  своем  своеобразии  и  самобытности,  в  основе  своей  имели  общий  теоретический  фундамент,  единую  «парадигму»,  как  основание  и  манифест  собственной  деятельности  и  которое  можно  обозначить  термином  очень  популярным  в  постмодернистской  культуре  —  «поэтическое  мышление».  Будучи  «образно-концептуальной»  моделью  постижения  действительности,  «поэтическое  мышление»  символизма  можно  представить  как  своего  рода  протест  против  абсолютизации  роли  разума  в  жизни  человека,  затрагивающий  не  только  познавательную  сферу,  но  и  сферу  бытия  и  ценностей.  Подобный  иррационалистический  подход,  не  отрицая,  собственно,  практическую  значимость  теоретического  знания,  открывал  новые  пласты  человеческого  сознания.

В  «поэтическом  мышлении»  французского  символизма  в  органическом  единстве  прибывает  смысловой  (идейный)  и  выразительный  компоненты,  именно  поэтому  уместно  само  исследование  вести  по  двум  направлениям,  выявлять  две  субстанциональные  линии  французского  символизма.  Первая  —  содержательная,  воплотившаяся  в  поиске  соответствующего  способа  постижения  «невыразимого»,  истинно-сущего,  так  как  идеальный  мир  изначально  представлялся  французским  символистам,  как  не  дешифрируемый  посредством  рассудка,  но  только  благодаря  «ясновидческому  прозрению»  (Бодлер  Ш.),  программе  «расстройства  всех  чувств»  (Верлен  П.).  Вторая  —  формальная,  воплотившаяся  в  поиске  нового  суггестивного  языка  способного  адекватно  выразить  опыт  «прозрения»,  опыт  фиксации  первоначальных  эмоций,  чувств  и  переживаний. 

Суггестивный  язык  французского  символизма  —  это  особое  внимание  к  «алхимии  слова»,  где  становится  возможной  «поэзия  доступная  для  всех  пяти  органов  чувств»  (Рэмбо  А).  Язык  поэзии  французского  символизма  особый  синтезийный  язык,  сочетающий  в  себе  звук,  цвет  и  запах,  обладающий  «высокой  плотностью»  смыслового  содержания.  Суггестивный  язык  необычайно  важен  потому,  что  он  играет  роль  «поэтического  облачения»  (Жан  Мореас),  облекает  идею  в  чувственно  постижимую  форму,  через  которую  обретается  «потаенный  смысл  разноликого  бытия»  (Малларме  С.),  но  для  которой  эта  форма  не  самоцель.  В  поэтическом  мышлении  французских  символистов  поэтический  язык  насыщен  символами,  которые  играют  синтезирующую  роль,  питая  «одновременно  чувства,  душу  и  ум»,  символ  «превосходит  аллегорию  и  сравнение,  которые  разделяют  и  обособляют  то,  что  он  соединяет  и  сплавляет  в  одно  общее  целое»  (Торель  Ж.)  [3,  c.  287]. 

Французские  символисты  не  просто  экспериментировали  с  языком,  но  как  писал  Веселовский  А.Н.  —  видный  теоретик  психологии  искусства,  их  «поэтические  формулы»  представляли  собой  «нервные  узлы»  в  которых  присутствовала  лаконическая  обобщенность  «душевного  излома».  В  поэтическом  творчестве  они  использовали  не  просто  лингвистические  знаки,  но  символы,  которые  не  содержат  заранее  заданных,  общеобязательных  и  внутренне  иерархичных  значений,  воплощая  собой  «чистую»  потенциальность,  возможность  бесконечного  множества  значений.  Именно  в  этой  связи  обращает  внимание  на  себя  проблема  перевода  поэтического  творчества  символистов.  Данная  проблема  «вырастает»  в  проблему  отсутствия  аутентичного  перевода  текста,  ввиду  принципиальной  непереводимости  «ясновидческих  прозрений».  Поэт  управляет  «инстинктивными  ритмами»,  гармонией,  которая  глубоко  укоренена  в  глубинах  родового  языка  и  потому  любой,  даже  самый  лучший  перевод  не  в  состоянии  передать  тончайших  смысловых  нюансов  и  переживаний.

Не  менее  интересной  с  позиции  смыслового  идейного  компонента  в  философской  лирике  французского  символизма  оказывается  программа  «расстройства  всех  чувств»  (Бодлер  Ш.,  Рэмбо  А.),  как  концепция  особого  состояния  человека  достигаемого  вследствие  рассчитанного,  осознанного  и  хорошо  обдуманного  действия.  Первоначально  поэту  необходимо  «чисто  механически»  привести  себя  в  состояние  крайнего  возбуждения  и  «опьянения»  хаосом  эмоций.  Расстройство  всех  чувств  отменяет  естественные  законы,  устанавливая  зыбкие,  подвижные,  «сверхлогические  связи»  между  предметами,  создавая  фантасмагорию  в  которой  не  стоит  удивляться  никаким  превращениям,  и  в  которой  поэту  открывается  истинно-сущее,  «подлинная»  реальность,  когда  вещи  не  опосредованы  никакой  рациональностью.  Данное  состояние  —  состояние  экстаза,  некий  ментальный  эксперимент,  особый  накал  всех  духовных  способностей,  который  перманентно  выносить  невозможно.  Поэтому  за  данным  этапом  следует  более  спокойный  этап  фантазийной  обработки  всех  эмоций,  где  переживание  не  «затвердевает»,  но  приобретает  художественную  целостность  и  огранку.  Воображение,  углубляя  ассоциативность,  выходит  за  пределы  вещественного  и  предметного,  рождая  особый  мир  поэтической  субъективности.  Если  научную  истину  можно  «узнать»  с  помощью  рациональных  приемов,  то  поэзия  позволяет  «узреть»  истинно-сущее  непосредственно,  интуитивно,  подобно  тому,  как  это  происходит  в  актах  мистического  созерцания. 

Поэтическое  мышление  французских  символистов  противостоит  всякой  рациональности,  и  позволяет  «представить  не  представляемое,  увидеть  не  видимое,  ощутить  не  ощутимое»  (Новалис).  Важнейшим  содержательным  аспектом  лирики  французского  символизма  становиться  «неисчерпаемость»  самого  стихотворения.  Французский  символизм  утверждает  позицию,  в  которой  проникновение  в  идеальный  мир  не  может  быть  выражено  в  какой-то  жесткой  системе,  художественной  целостности  привычного  типа.  Лирика  французского  символизма  —  это  особый  гносеологический  манифест,  где,  осуществляя  изменения  в  фундаментальных  основаниях  лексики,  происходит  «интенсивное  генерирование  новой  выразительности»  [2,  c.  149].,  попытка  отыскать  адекватную  форму  для  постижения  истинно-сущего.

Список  литературы:

1. Верлен  П.  Грустные  пейзажи:  стихотворения.  СПб.:  Амфора  2012.  —  240  с.
2. Косиков  Г.К.  Два  пути  французского  постромантизма:  символисты  и  Лотреамон  //  Поэзия  французского  символизма.  —  М.:  изд-во  МГУ,  1993  —  162  с. 
3. Рог.  Из  французской  лирики  в  переводах  Ю.  Корнеева.  —  СПб.:  Издательский  дом  «Кристалл»,  2000.  —  304  с.