РОМАН  ЛОРАНА  ГОДЕ  «ВРАТА  АДА»:  ТЕКСТОВАЯ  АКТУАЛИЗАЦИЯ  АНТИЧНОГО  МИФА

Семенец  Ольга  Сергеевна

канд.  филол.  наук,  докторант  кафедры  русской  и  зарубежной  литературы  Таврического  национального  университета  имени  В.  И.  Вернадского,  РФ,  Крым,  г.  Симферополь

E-mail: 

THE  NOVEL  ‘THE  GATE  OF  HELL’  BY  LAURENT  GAUDE:  NARRATIVE  ACTUALIZATION  OF  ANTIQUE  MYTH

Olga  Semenets

candidate  of  Science,  candidate  for  a  doctor's  degree,  the  Department  of  Russian  and  Foreign  Literature  of  Taurida  National  V.I.  Vernadsky  University,  Russia,  Crimea,  Simferopol

АННОТАЦИЯ

В  статье  анализируется  коммуникативный  акт  античности  и  современности  в  произведении  Л.  Годе  «Врата  ада».  В  результате  исследования  делается  вывод  о  частичной  и  точечной  семантической  экспликации  мифологического  материала  Л.  Годе-читателем,  которой  способствует  его  интертекстуальная  компетенция.  Интерпретационный  выбор  Л.  Годе  уже  в  авторском  тексте-рецепции  позволяет  выявить  мировоззренческие  лакуны  в  сознании  современного  человека  и  проблемы,  возникающие  при  их  заполнении. 

ABSTRACT

In  the  article  we  analyse  a  communication  act  between  antiquity  and  modern  age  in  the  novel  ‘The  Gate  to  Hell’  by  Laurent  Gaude.  Having  accomplished  the  research  we  conclude  that  Gaude  the  reader  has  made  a  partial  semantic  explication  of  mythological  matter  encouraged  by  his  intertextual  competency.  Gaude’s  interpretative  choice  in  his  narration-perception  allows  us  to  learn  the  worldview  lacunes  in  the  mind  of  a  modern  human  and  problems  when  trying  to  fill  them.

Ключевые  слова:  Л.  Годе;  Франция;  античный  миф;  актуализированное  чтение;  рецепция.

Keywords:  Laurent  Gaude;  France;  antique  myth;  perception;  selective  reading.

Характер  переходности  эпохи  рубежа  ХХ—ХХІ  веков  сказывается  прежде  всего  на  изменении  образа  мыслей  человека,  что  моментально  отображается  в  политологических,  социологически,  культурологических  исследованиях.  Не  обходит  анализ  актуальных  тенденций  в  общественной  мысли  и  философию,  а  также  ее  прямую  (сегодня)  преемницу  —  литературу. 

Тектонические  движения  в  литературном  процессе  наметились  уже  в  70-х  годах  ХХ  века,  были  замечены  учеными  и  констатируются  в  настоящее  время.  Художественный  тест  все  чаще  становиться  продуктом,  потребляемым  читателем,  будь  то  массовая  или  элитарная  литература.  Поэтому  чрезвычайно  актуальными  становятся  литературоведческие  теории,  уделяющие  особое  внимание  роли  читателя  в  создании  художественного  произведения  (рецептивная  эстетика  В.  Изера  и  Х.  Яусса,  рецептивная  критика  С.  Фиша,  текстовая  актуализация  У.  Эко  и  И.  Ситтона  и  другие).  Коммуникативный  акт  между  адресантом  (автором)  и  адресатом  (читателем)  посредством  сообщения  (текста)  и  характер  читательского  отклика  становится  ещё  более  перспективным  для  анализа,  если  автор  понимается  как  реципиент  и  интерпретатор  художественного  наследия  предыдущих  эпох,  то  есть  когда  речь  идёт  о  диалоге  культур  в  современном  произведении.

На  данном  этапе  развития  литературы,  когда  «переосмысляется  фундамент  культуры,  когда  нигилизм  пытается  оторвать  человека  от  его  естественной  почвы»  [5,  с.  8—9],  писатели  активно  возвращается  к  основе  всех  основ  —  античной  литературе  —  в  попытках  на  развалинах  старого  миропорядка  выстроить  новый.  В  этом  культурном  коммуникативном  акте  —  древней  и  новой  —  и  происходит  формирование  нового  типа  мышления,  основанного  на  константах  гармонии  и  порядка,  и  образа  действий,  учитывающего  изменение,  расширение  «горизонта  читательского  ожидания»  (Х.  Яусс,  В.  Изер)  или  «перекодировку  социокультурных  кодов»  (У.  Эко).  Таким  образом  реализовывается  общественная  функция  литературы,  которая  состоит  в  том,  что  «литературный  опыт  читателя  переходит  в  горизонт  ожиданий  его  повседневной  жизненной  практики,  изменяя  при  этом  его  понимание  мира  и  тем  самым  воздействуя  и  на  социальное  поведение»  [6,  c.  78]. 

При  детальном  анализе  синхронного  среза  современной  французской  литературы,  выявляются  те  этико-эстетические  зияния  в  картине  мира  современного  человека  (писателя  как  читателя),  которые  в  будущем  предстоит  заполнить.  Следовательно,  актуальным  и  продуктивным  для  исследования  представляется  анализ  художественного  произведения  с  точки  зрения  «интерпретационного  выбора»  (У.  Эко)  писателя  как  читателя,  имеющего  высокую  «интертекстуальную  компетенцию»  (У.  Эко),  и  «актуализированного  чтения»  (И.  Ситтон)  им  ранее  созданных  тестов.  Его  произведение  становится  ответом  или  новым  вопросом  в  коммуникативном  акте  с  исходным  (первичным)  сообщением  отдаленного  во  времени  адресанта.

Предметом  исследования  в  этой  работе  является  реализация  мифов  о  путешествиях  в  потусторонний  мир  (Геракл,  Орфей,  Тесей  и  Пирифий,  Эней,  Одиссей)  в  романе  Лорана  Годе  «Врата  ада»  с  точки  зрения  текстовой  актуализации  определенного  мифологического  материала.  Цель  работы  —  выявить  причины  такого  интерпретационного  выбора  автора.

Рецепция  античного  наследия  началась  уже  в  самой  античности.  Поэты  подражали  более  авторитетным  представителям  своего  ремесла  даже  в  пределах  одного  полиса,  активная  рецепция  мифа  происходила  вплоть  до  появления  натурфилософии,  римская  литературная  традиция  и  вовсе  формируется  как  продуктивная  рецепция  греческой  литературы  в  социокультурном  контексте  общественного  развития  латинян.  Мифологический  текст  (миф,  отраженный  в  античном  художественном  тексте)  дает  богатый  выбор  сюжетов,  образов,  мотивов  для  всех  последующих  эпох,  поскольку,  следуя  А.Ф.  Лосеву,  античный  миф  есть  обобщение  действительности,  а  любому  существу  как  обобщающему  в  нем  «так  или  иначе  подчиняются  все  частные  явления  этой  области  действительности»  [4,  c.  10].  Мифологический  тест  настолько  поликодирован,  что  любой  читатель,  обладающий  собственным  современным  социокультурным  комплексом  кодов,  при  наложении  или  хотя  бы  частичном  совпадении  этих  кодов  может  выступить  активным  реципиентом,  творящим  новый  текст.  Миф  всегда  найдет  своего  возможного  читателя  (адресата),  и  чем  выше  степень  критической  рецепции,  другими  словами,  чем  больше  вопросов  порождает  исходное  сообщение-текст,  тем  вероятнее  создание  нового  текста. 

Современный  французский  писатель  и  сценарист  Л.  Годе  в  своем  романе  «Врата  ада»  обращается  к  достаточно  избитому  сюжету  —  путешествия  в  потусторонний  мир.  Традиция  литературной  интерпретации  целого  сонма  античных  мифов  началась  уже  в  эпоху  античности  (эллинистически-римский  период),  подхватилась  Данте  и  успешно  реализуется  в  литературе  ХХ  (П.  Эммануэль,  Ж.  Ануй,  Т.  Уильямс  и  другие)  и  начала  ХХІ  века  (П.  Клоссовский,  Б.  Вербер,  П.  Киньяр).  Она  имела  свои  особенности  в  зависимости  от  социокультурного  контекста  каждого  писателя,  его  потребности  актуализировать  определённый  «фрейм»  (У.  Эко),  оставляя  без  внимания  другие  (то  есть  осуществлять  «частичную  семантическую  экспликацию»  (У.  Эко)). 

Действие  романа  «Врата  ада»  (2008)  происходит  на  юге  Италии,  в  Неаполе,  параллельно  в  двух  временных  плоскостях  (прошлое  (1980  г.)  и  настоящее  (2002  г.)).  У  молодой  семейной  пары  Джулианы  и  Маттео  в  уличной  перестрелке  погибает  сын  Пиппо.  Убитая  горем  жена  просит  мужа  отомстить  за  смерть  ребёнка  или  вернуть  ей  сына.  Не  решившись  на  кровную  месть  убийце,  Маттео  теряет  жену  и  решает  покончить  с  собой.  Случайная  встреча  в  баре  с  проституткой-трансвеститом  Грейс,  священником  доном  Мадзеротти  и  профессором-неудачником  меняет  его  планы.  У  него  возникает  идея  спуститься  в  подземное  царство,  чтобы  в  последний  раз  увидеть  Пиппо  и  сказать  ему  «Прости».  В  сопровождении  дона  Мадзеротти  Маттео  спускается  в  Преисподнюю  и  похищает  малыша.  Сам  же  при  этом  вынужден  остаться  в  Аиде.  После  возвращения  Пиппо  и  дона  Мадзеротти  на  этот  свет  в  Неаполе  начинается  страшное  землетрясение,  унёсшее  тысячи  жизней.  Ребёнок  вырастает,  мстит  за  свою  смерть  и  собирается  отправиться  за  отцом  в  подземное  царство.  Такова  основная  сюжетная  линия  произведения. 

Рассмотрим  теперь  коммуникативный  акт  с  точки  зрения  активной  читательской  рецепции  Лораном  Годе  исходного  сообщения-мифа.  Античность  в  данном  случае  —  это  адресант,  автор,  обладатель  первичного  кода  сообщения,  сообщение  —  это  текст,  миф,  реализованный  во  всем  многообразии  греческой  и  римской  литературы,  а  Лоран  Годе  —  адресат  исходного  сообщения,  носитель  вторичного  кода,  реципиент  исходного  текста,  продуктом  активной  рецепции  которого  и  явился  новый  текст,  роман  «Врата  Ада».

В  горизонт  читательского  ожидания,  сформированного  социокультурным  контекстом  и  опирающегося  на  определенные  идеологические  пристрастия,  входит  целый  ряд  вопросов,  касающихся  природы  смерти,  страха  перед  ней,  поиска  новых  ценностных  ориентиров  в  ситуации  кризиса  христианства  и  стремительного  прогресса  научно-технических  достижений.  Писатель  обладает  внушительной  «интертекстуальной  энциклопедией»  (У.  Эко)  знаний,  которая  не  была  изначально  предусмотрена  адресантом  сообщения  (обратное  часто  наблюдается  в  современных  текстах).  Он  прочитывает  античные  мифы  о  нисхождении  в  загробный  мир  в  надежде  удовлетворить  горизонт  своих  читательских  ожиданий,  что  обычно  происходит  при  полном  совпадении  применяемых  адресантом  и  используемых  адресатом  для  дешифровки  кодов.  Одиссей  и  Эней  спускаются  в  царство  Аида,  чтобы  получить  там  определенную  информацию,  и  беспрепятственно  возвращаются  назад.  Тесей  и  Пирифий,  желая  похитить  Персефону  у  владыки  мира  мертвых,  вступают  в  опасные  игры  со  смертью  и  расплачиваются  за  это  жизнью.  Орфей,  который  не  может  смериться  с  внезапной  потерей  любимой,  отправляется  в  преисподнюю,  чтоб  ее  выпросить  у  богов  (и  ему  это  удается),  но  по  своей  вине  вновь  теряет  Эвридику.  Геракл  —  единственный,  кому  удалось  вернуть  с  того  света  сразу  троих  людей  (Тесея,  Пирифия  и  Алкесту)  —  изначально  преследует  совершенно  другие  цели  (забрать  оттуда  адского  пса  Цербера)  [3].  Ни  один  из  этих  мифов  полностью  не  оправдывает  ожидания  Годе-читателя.  Социокультурные  коды  адресанта  и  адресата  начинают  резонировать.  Заданная  адресантом  пресупозиция  о  возможности  путешествия  живых  в  иной  мир  входит  в  горизонт  чаяний  адресата,  но  то,  что  все  они  надеются  на  благосклонность  Аида  в  решении  их  проблемы,  то  есть  полагаются  на  волю  богов  является  чужим  и  непонятным  кодом.  Изначальное  сообщение  было  предназначено  совершенно  другому  читателю,  то  есть  имело  иную  «модель  возможного  читателя»  (У.  Эко),  который  находился  в  одном  социокультурном  контексте  с  адресантом.  Активная  рецепция  заставляет  адресата  проявлять  «встречные  инициативы»  (У.  Эко)  при  прочтении  исходного  сообщения  и  уже  в  своем  тексте  предлагать  собственные  гипотезы»  разрешения  конфликта.  В  век  техноцентризма,  когда  человек  полностью  зависим  от  машин  и  опасается,  что  именно  они  станут  причиной  его  конца,  он  отчаянно  бредит  возвращением  к  антропоцентризму,  где  он  сам  вершитель  своей  судьбы  и  может  все.  Таким  образом,  в  тексте  Л.  Годе  вскрывается  одна  из  главных  лакун  в  картине  мира  современного  человека  —  поиски  своего  места  в  мироздании  и  попытки  вернуть  себе  контроль.  Именно  поэтому  в  интерпретации  Л.  Годе  Маттео  не  уповает  ни  на  чье  разрешение,  а  сам  решает,  идет  и  забирает  сына  из  мира  мёртвых:  «Я  хотел  умереть  вместо  Пиппо.  Я  умру  сегодня»  [1,  с.  198]. 

Следующий  фрейм,  побуждающий  Годе-читателя  к  активной  рецепции,  состоит  в  том,  что  никому  не  удается  в  мире  мертвых  достигнуть  своей  изначальной  цели  —  забрать  преждевременно  ушедших  из  лап  Аида.  В  горизонте  читательского  ожидания  Л.  Годе  такой  исход  невозможен,  поскольку  он  (Годе)  уже  сделал  «собственные  предположительные  гипотезы»  (У.  Эко),  согласно  которым  финал  должен  быть  положительным  («Он  все  же  одержал  победу»  [1,  с.  200])  и  герой  должен  выполнить  миссию.  Сегодня,  в  эпоху  все-продаваемости-и-все-покупаемости  человек  отчаянно  нуждается  в  героях,  способных  на  жертвенные  поступки.  Поэтому  в  его  интерпретации  мифологического  сюжета  Маттео-Орфею  удаётся  вернуть  к  жизни  Пиппо-Эвридику  (возьмём  этот  миф  в  качестве  исходного  по  причине  наибольшей  близости  первичного  (адресанта)  и  вторичного  (реципиента)  кодов).  Таким  образом,  реципиент  использует  весь  арсенал  античных  тестов  на  мифологическую  тематику,  совершая  точечную,  частичную  экспликацию  различных  мифов  о  нисхождении  в  потусторонний  мир.  Из  мифа  об  Орфее  и  Эвридике  и  Тесее  с  Пирифем  он  берет  исходный,  побудительный  мотив,  из  подвига  Геракла  —  удачное  вызволение  последних  их  царства  Аида.  Из  мифов  о  Тантале,  Сизифе,  Титие,  Орфее  и  других  —  обязательное  наказание  за  опасные  игры  со  смертью.

Уже  в  процессе  эволюции  мифологического  сознания  древности  происходило  постоянное  столкновение  старых  и  новых  мировоззренческих  моделей  (при  переходе  от  теоцентризма  к  антропоцентризму  героя,  посмевшего  тягаться  с  богом,  всегда  ждало  наказание).  Так  и  Годе-читатель,  дав  волю  воображению  и  «вернув»  Пиппо  с  того  света,  до  конца  не  смог  избавиться  от  морально  этических  предрассудков  (прежде  всего  христианских,  но  и  архаических).  За  воскрешение  Пиппо,  за  дерзость  простого  человека  и  сам  Маттео  (не  смог  выбраться  из  преисподней),  и  все  население  Южной  Италии  понесло  наказание  («…погибло  3  тысячи  человек,  столько  же  было  покалечено,  осталось  без  крова  200  тысяч  человек»  [1,  с.  107]).  Пиппо,  повзрослев  и  вспоминая  о  той  трагедии,  которая  ознаменовала  день  его  второго  рождения,  вынужден  был  нести  этот  груз:  «…  смерть  решила  отомстить  за  оскорбление.  И  в  тот  день  она  дала  волю  своей  ярости»  [1,  c.  107];  «Я  знаю,  что  это  случилось  из-за  меня.  Смерть  не  стерпела  обиду  и  покарала  людей,  посмевших  бросить  ей  вызов.  Она  не  осталась  в  долгу»  [1,  с.  108];  «Во  мне  пыль  мертвецов»  [1,  с.  109].  Это  роднит  историю  Пиппо  и  Маттео  с  мифом  о  Деметре  и  Персефоне.  Те  же  родственные  связи,  нарушение  равновесия  и  границ  между  мирами  (живая  Персефона  похищена  в  царство  мертвых),  наказание  человечеству  за  это  (Деметра  так  тосковала  по  дочери,  что  земля  перестала  давать  урожаи  и  люди  умирали  тысячами).  Возможно,  из  этого  мифа  тоже  была  взята  частичная  семантическая  экспликация.

Таким  образом,  анализ  коммуникативного  акта  античности  и  современности  подтвердил,  что  литература  не  является  бегством  от  действительности  или  ее  подменой,  даже  в  случае  искусственных  повествований.  Это  всегда  реакция  на  действительность  и  ее  интерпретация.  Д.  Веллерсхоф,  один  из  ведущих  немецких  писателей  современности,  говорит  о  том,  что  «сегодня  литература  устремлена  к  тому,  что  лежит  за  пределами  знакомого,  познанного,  и  поэтому  не  может  больше  руководствоваться  так  называемой  вечной  универсальной  нормой»  [2,  c.  39—40].  Развивая  эту  мысль,  немецкий  литературовед  и  теоретик  рецептивной  эстетики  В.  Изер  называет  литературу  «наследницей  мифа,  чья  основная  функция  состояла  в  смягчении  первобытного  ужаса  с  помощью  образов»  [2,  c.  43]. 

Следовательно,  литература  указывает  нам  на  зияния  в  нашей  картине  мира,  на  пропасть  между  доступным  и  недоступным  —  тем,  что  осталось  за  бортом  социальных  и  философских  систем  постижения  мира.  Анализируя  художественную  литературу  современности  в  ее  синхронии,  систематизируя  ее  главные  темы,  мотивы  и  образы,  мы  тем  самым  очерчиваем  круг  основных  страхов,  с  которыми  на  данный  момент  борется  человек,  и  пути  их  преодоления,  которые  подвластны  пока  лишь  воображению.

Список  литературы:

1. Годе  Л.  Врата  Ада:  Роман  /  Лоран  Годе  /  Пер.  с  фр.  Е.Д.  Мурашкинцевой.  М.:  Астрель:  АСТ;  Владимир:  ВКТ,  2010.  —  250,  [6]  с. 
2. Изер  В.  Изменение  функций  литературы  /  Вольфганг  Изер  //  Современная  литературная  теория.  Антология  /  Сост.,  пер.,  прим.  И.В.  Кабановой.  М.:  Флинта:  Наука,  2004.  —  С.  22—45.
3. Кун  Н.А.  Мифы  и  легенды  Древней  Греции  /  Н.А.  Кун.  М.:  АСТ,  2006.  —  464  с.
4. Лосев  А.Ф.  Античная  мифология  в  ее  историческом  развитии  /  А.Ф.  Лосев.  М.  :  Гос.  уч.-пед.  изд.  Министерства  просвещения  РСФСР,  1957.  —  617  с.
5. Тахо-Годи  А.А.  А.Ф.  Лосев:  Жизнь  и  творчество  /  А.А.  Тахо-Годи  //  Лосев  А.Ф.  Философия.  Мифология.  Культура.  М.:  Политиздат,  1991.  —  525  с.  —  (Мыслители  ХХ  века).  —  С.  5—20.
6. Эко  У.  Роль  читателя.  Исследования  по  семиотике  текста  /  Эко  Умберто;  Пер.  с  англ.  и  итал.  С.Д.  Серебряного.  СПб.:  «Симпозиум»,  2005.  —  502  с.
7. Яусс  Х.Р.  История  литературы  как  провокация  литературоведения  /  Ханс  Роберт  Яусс;  Пер.  с  нем.  и  предисл.  Н.  Зоркой  //  Новое  литературное  обозрение.  —  1995.  —  №  12.  —  С.  34—84.