АВТОР КАК РЕЧЕВАЯ ЛИЧНОСТЬ СКВОЗЬ ПРИЗМУ ТЕМПОРАЛЬНОЙ СЕМАНТИКИ

AUTHOR AS A SPEECH PERSONALITY IN THE LIGHT OF TEMPORAL SEMANTICS

Evgeniya Arziyeva

doctoral candidate 3rd year Kazakh National Pedagogical University named after Abai,

Kazakhstan,  Almaty

АННОТАЦИЯ

В статье поставлена проблема автора художественного произведения как речевой личности сквозь призму языковых средств ее репрезентации. В основу анализа положены языковые единицы темпоральной семантики, извлеченные их художественного текста пост­модернисткой направленности – рассказа Ильи Одегова «Пуруша». Доминирующая в рассказе семантика действий фактологического характера в сочетании с темпоральным синкретизмом формирует образ автора рассказа как речевой личности.

ABSTRACT

The article poses the problem of the author of a work of art as a speech personality in the light of the linguistic means of its representation. The analysis is based on the linguistic units of temporal semantics, extracted from their art text of the postmodern orientation - the story of Ilya Odegov "Purusha". The semantics of factual actions dominating in the story, combined with temporal syncretism, forms the image of the narrator as a verbal personality.

Ключевые слова: речевая личность, темпоральная семантика, художественный текст, семантический анализ, языковые единицы, темпоральный синкретизм.

Keywords: speech personality, temporal semantics, art text, semantic analysis, linguistic units, temporal syncretism.

Речевая личность в лингвистической литературе трактуется в рамках формулы ’человек в языке’. Так, Л.К. Жаналина акцентирует внимание на выделении в рамках понятия «языковая личность» термина «речевая личность», смещая акцент формулы ’человек в языке’ на речевую деятельность: ’человек в речи’. С опорой на Л.П. Клобукову она рассматривает речевую личность как «многослойную и много­компонентную парадигму речевых личностей» и, с учетом мнения Ю.А. Прохорова, развивает теорию «речевого фокусирования языковой личности», а именно теорию «собственно речевой личности» как фено­мена, вступающего в коммуникацию внутри одной культуры. [1, с. 66]. В контексте темпоральной семантики значимость представляют постулаты ученого, которые сводятся к следующему.

Первый постулат предполагает анализ языковых единиц с темпоральной семантикой в соответствии с выполняемой ими функции в художественном тексте как семантической составляющей произведения и дискурсивной составляющей его автора как речевой личности.

Второй постулат из выделенных нами утверждений в теории Л.К. Жаналиной диктует необходимость учитывать используемую автором художественного текста речевую тактику для воплощения заданных им коммуникативных интенций.

Третий постулат касается реализации автора как речевой личности в дискурсивной деятельности, которая единодушно связывается учеными с коммуникативной компетенцией [1; 2]. При этом дискурсивная деятель­ность, проявляемая в художественном тексте, превращается в творческую деятельность автора.

Целью настоящей статьи является репрезентация автора как речевой личности в контексте темпоральной семантики на материале рассказа Ильи Одегова [3].

Даже самый общий семантический анализ рассказа Ильи Одегова «Пуруша» свидетельствует о его насыщенности языковыми единицами с темпоральной семантикой. Наряду с пространственным значением она является доминирующей как в речи автора, так и в речи персонажей. Спектр данных единиц с точки зрения формальной выраженности достаточно разнообразен: от наречий времени, предложно-падежных форм существительных до деепричастных оборотов и придаточных частей с обстоятельственным значением времени в составе сложнопод­чиненного предложения. Все это позволяет получить штрихи речевой личности автора произведения, основанные на темпоральной семантике.

При анализе языковых единиц с темпоральной семантикой в рассказе выявляется своеобразный авторский прием подачи хронотопа, носящий парадоксальный характер. Суть его заключается в том, что в канве четкого обозначения событийного пространства (действие происходит в Непале) в рассказе отсутствуют временные параметры излагаемых действий, а также некая временная точка отсчета как доминирующий момент, позволяющий характеризовать частную темпоральную семантику. С определенной долей погрешности за данную точку отсчета можно принять тот момент в рассказе, когда Пуруша, лежа с закрытыми глазами, начинает представлять себе мир: (Пуруша) начал представлять себе мир…. Оглядел все это Пуруша и вдруг понял, что если он теперь откроет глаза, если хотя бы на миг придет в себя – то мир исчезнет, забудется, как сон. В приведенном отрывке текста лексема мир употребляется в значении ’воображаемая действительность’, которую заглавный герой рассказа представляет как желаемую объективную действительность. Данная действительность соответствует желаниям окружающих его людей: Сначала Пуруша вообразил землю, широкую-широкую, потом покрыл ее горами, протянул реки, налил в ямы озера, и все места, где земли не хватило, залил водой. Потом он представил себе могучие деревья и нежные цветы, выпустил на волю тигров, слонов, носорогов, косуль...

Циклическое время реализуется в виде соотношения воображаемого Пурушей мира (с тех пор) с миром, который повторяется в реальности восемь лет назад родившегося мальчика Камала, например (о Камале): Ему на днях только-только исполнилось восемь, и мир все еще вертелся вокруг него.

Темпоральный синкретизм, проявляющийся в рассказе в том, что прошлое перепутывается с настоящим и будущим, обосновывается и мифологической направленностью рассказа. Как подчеркивает А. Кемпинский, «в языке мифологической эпохи нет противопоставления настоящего, прошлого и будущего» [4]. Анализируемый рассказ построен на древнеиндийском мифе о Пуруше как вселенском человеке, олицетворяющем космическое начало, не ограниченное временем и пространством. Пуруша своей жертвой создает Вселенную подобно тому, как Христос спасает людей, жертвуя собой. [5, 6]. Оборотничество персонажей [7] способствует актуализации циклического времени в рассказе. Циклический характер времени выражается в изложении перио­дически повторяющихся событий, следовательно, носящих циклический характер [8]. Заметная роль в передаче темпоральной семантики такого рода в тексте рассказа принадлежит наречиям времени. Одни из них указывают на регулярность повторяющихся действий, другие заключают в своей семантике указание на редкостный характер их протекания, например: Иногда он вспоминает, что сам себя обрек на вечный сон, и злится на наш мир – и тогда не земле происходят несчастья. (О людях) Камал все удивлялся – откуда столько? – и старался сосчитать их, как его учили в школе, но все время сбивался и начинал сначала … еще раз и еще, пока, незаметно для себя, не уснул. Но чаще Пуруша спит спокойно и улыбается во сне. Когда незнакомец порой приходил в себя и поднимал голову, Камал каждый раз спрашивал его недоверчиво: Пуруша?

Действия, передаваемые глаголами положительной коннотативной окрашенности, свидетельствуют о позитивной оценке мира автором как речевой личностью: Но чаще Пуруша спит и улыбается во сне. (О лошади) Гита тоже знала эти дороги и понимала, куда ее везут, и поэтому, не дожидаясь оклика, каждый раз сворачивала в нужную сторону. Там, в Горепани, мама родила Камала. Туда же он второй год с поздней осени до ранней весны, когда дел дома становилось меньше, ходил на уроки.

Значительную часть коммуникативного пространства автора рассказа как речевой личности составляет сфера разговорной речи, которая позволяет приблизить его к читателю. Данную сферу представ­ляют, в частности, устойчивые сочетания, передающие циклический характер времени, типа каждый раз, все в значении ’все время’: (о Камале) Папа все не возвращался, и он ждал его во дворе… и уже несколько раз вскакивал, услыша чьи-либо шаги, но каждый раз это оказывался то сосед…, то незнакомый путник…

Темпоральные языковые единицы, главным образом наречия времени, используемые для обозначения конкретного момента действия, придают значимость линейному времени в речевой личности писателя. Оно складывается из семантики, уточняющей: а) момент временной локализации действия; б) последовательности протекания действий; в) длительность действия.

а)  Языковые единицы, уточняющие семантику момента временной локализации действия, представлены наречиями времени теперь, тогда, однажды (неопределенный настоящий момент, прошлый момент), например: Так с утра еще туманец; земля за ночь влагой напиталась, в себя втянула, заготовила солнцу на прикорм, а теперь отдает. Камал вспомнил, что видел похожих людей однажды, издалека …и Камал тогда еще подумал – хорошо бы им рассказать, что на эту вершину есть нормальная пологая тропа. Теперь дорога шла под уклон… сейчас никого не было видно. Мужчины днем работали на полях, а женщины в доме. Утром Камал проснулся от холода. (Косвенная речь отца) Так что Пуруша сейчас в больнице. И врачи говорят, что он поправится.

Кроме того, в организации данной семантики активно участвуют предложно-падежные формы существительных и словосочетания с атрибутивным значением, ряд из которых относится к разговорной речи. В частности, это касается предложно-падежной формы с утра, соответствующей наречию кодифицированного литературного языка утром: Так с утра еще и туманец…, а также предложно-падежных форм к обеду, под вечер: В себя пришел он только к обеду. Асмет вернулся только под вечер.

Разговорный характер отмечается также в репликах диалога, в частности в репликах матери Камала, речь которой характеризуется директивной риторикой в целом: … в комнату заглянула мама.

 – Наконец-то! – воскликнула она. – Умывайся и иди за стол. Асмет уже час назад на поле ушел. И ты собирайся, после завтрака повезешь шерсть в Горепани…

б)  Семантика, уточняющая последовательность протекания дей­ствий, воплощается путем использования контекста, в канву которого вплетаются наречия типа тогда, потом, позволяющие передать действия по мере их развертывания. Данные действия, обозначаемые глаголами прошедшего времени в аористическом значении, носят фактологический характер. В организации контекста при этом участвуют глаголы физического действия речи, движения, бытия: И только когда звезды приблизились к земле, только тогда Камал задремал. Наконец они поднялись на холм. Камал достал из кармана ножичек и кончиком осторожно надавил на щеку спящего. Реакции не последовало, и тогда Камал надавил сильнее, а потом легко чиркнул острием по коже. Камал бросился вслед за ними, но мама успела поймать его за шиворот. – Дома останешься,− сказала она, − еще не рассказал, где шерсть для тети Маниши потерял. И Гиту почистить надо.

В единичных случаях в организации рассматриваемой семантики наряду с глаголами прошедшего времени используются глаголы будущего времени, например: (Камал) Он бы придумал, что в какой-то предсказанный день мир наконец станет существовать сам и тогда Пуруша сможет проснуться.

Конструкции с темпоральным значением последовательности действия в большинстве своем отмечаются в авторской речи, характери­зует автора как речевую личность следующим образом: логичность осмысления реальной действительности, четкость в организации мысли и воплощения ее в речевой действительности.

в)  Линейное время в анализируемом рассказе воплощается в виде семантики, уточняющей степень длительности действия. С этой целью в тексте используются наречия времени вскоре, наконец, обозначающие кратковременность/длительность реализации действия с момента точки отсчета; долго, вечно, давно, обозначающие длитель­ность осуществления действия; вдруг – его мгновенный характер, бегом – минимальную длительность в сочетании с директивной риторикой приказа, например: (о Пуруше) Ведь не может же он спать вечно. Ему вдруг захотелось пошутить над спящим. А сон, который долго снится, может никогда не закончиться, это и папа так говорил, когда Камал капризничал и не хотел вставать по утрам. (О Гите) Подведя ее к стойлу, он стал распутывать узелки, чтобы снять наконец с седла Пурушу. Полдень уже давно миновал, но до заката было еще далеко. Вскоре они дошли до ущелья… (Ближе к привалу) В этот момент что-то мелькнуло перед его глазами.

Интерес представляет употребление наречия места далеко, импли­цирующее темпоральную семантику ’долго’, что свидетельствует о взаимосвязи времени и пространства, таким способом воплощаемой приоритеты автора как речевой личности: Камал никогда не был в Похкаре, но знал, что ехать туда далеко… До заката было еще далеко.

Значительно реже семантика длительности передается путем использования предложно-падежных форм существительных в составе словосочетаний: Через несколько секунд на их головы полетел щебень. Камал помнил, что единственная дорога, по которой ходили машины, находится в трех часах пути. А значит, отправляться необходимо прямо сейчас, пока еще светло. Может быть, в легенде говорится, что однажды, спустя тысячи лет, Пуруша проснется? Прошло несколько часов, солнце уже село, но розовый свет еще окрашивал острый двойной пик Мачанучры...

Речевая деятельность автора как речевой личности, актуализируя темпоральную семантику, направлена в рассказе не только на изложение своеобразных событий, но и на воплощение жизненных ценностей, одной из которых является время. Благодаря этому передается мысль о том, что время ограничивает действия, замедляет их, ускоряет, корректи­рует. Строение временных границ, характерных для постмодернистской культуры, нивелирует значения настоящего, прошедшего и будущего времени в структуре речевой личности автора.

Темпоральная семантика между тем формирует речевую личность автора также благодаря использованию глаголов в различных формах времени. Большинство из них употребляется в форме прошедшего времени в аористическом значении, придающем действию факто­логический характер. Глаголы настоящего постоянного времени употребляются в философских размышлениях героев, а также при описании природных явлений: Вот с тех пор Пуруша и спит. Но приходит солнце – и глядишь, тумана как не бывало… Если незнакомец не врет, если он и впрямь Пуруша, то почему мир до сих пор существует? Делокализованный характер времени передается также с помощью глаголов постоянного будущего времени: В горах рассвет поздний. Пока солнце выберется из-за гребня Аннапурны, пока раскинет свои лучи по всем склонам, пока каждый дом найдет да в окна заглянет…

Таким образом, произведенный анализ свидетельствует о том, что семантика языковых единиц в контексте художественного произ­ведения способна к репрезентации автора в виде речевой личности. В проанализированном рассказе путем использования целого спектра языковых средств с темпоральной семантикой, доминирующими среди которых являются фактологичность действия и темпоральный синкретизм, автор как речевая личность воплощает идею вечности жизни, возможной лишь при условии жертвы одного человека ради спасения людей.

Список литературы:

1. Жаналина Л.К., Килевая Л.Т., Касымова Р.Т. и др. Язык современной науки: Языковые портреты. Учимся искусству научной речи. – Алматы: Print-S, 2010. – 344 с.
2. Седов К.Ф. Дискурс и личность: эволюция коммуникативной компетенции. – М.: Лабиринт, 2004. – 320 с.
3. Одегов Илья. Пуруша // Дружба народов. – 2012.− № 3. – С.61-68.
4. Кемпинский А. Психология шизофрении. Пер. с польского. – СПб.: Ювента, 1988. − 294 с.
5. Руднев В.П. Философия языка и семантика безумия // Избранные факты, 2007. – Эл. версия. Режим доступа [www.rulit.me/books/filosofiya − yazyka − i – semiotika – bezumia…] 19.03.2018.
6. Руднев В.П. Винни Пух и философия обыденного языка. Эл.версия. Режим доступа [www.litmir.me/br/?b=94428] 12.03.2018.
7. Фалев Е.В. Герменевтика М. Хайдеггера и индийская философия // Вестник Московского университета. – Серия 7. Философия. – 2014. – С.3-15.
8. Смирнов И.П. Олитературенное время. – СПб.: Издательство Русской Христианской гуманитарной академии, 2008. – 264 с.