ФЕНОМЕН  МИСТИЦИЗМА  В  УКРАИНСКОЙ  ЛИТЕРАТУРЕ  ПЕРВОЙ  ТРЕТИ  ХХ  ВЕКА

Пискунова  Ольга  Борисовна

слушатель,  украинский  языково-литературный  ф-т  Харьковского  национального  педагогического  университета  им.  Г.С.  Сковороды

E-mail: 

Хоменко  Галина  Ивановна

научный  руководитель,  канд.  филолог.  наук,  доцент,  доцент  каф.  мировой  и  украинской  литературы  украинский  языково-литературный  ф-т  ХНПУ  им.  Г.С.  Сковороды

Проблема  познания  таинственного,  неизвестного,  мистичного  всегда  вызывала  интерес  человечества.  Каждое  поколение  дополняло  и  обобщало  картину  мистического  опыта,  результатом  чего  стали,  в  первую  очередь,  различные  религиозные  учения,  такие  как  Библия,  Коран,  Каббала,  И-Цзин  и  другие.  Мистический  опыт  связан  с  существованием  иного,  нематериального,  мира  и  желанием  «прикоснуться»  к  нему,  постичь,  почувствовать  себя  его  частью.

Однако  в  обыденном  сознании  толкование  и  особенности  мистики  часто  довольно  расплывчаты,  вольны,  основаны  на  фантастичном  представлении,  относящем  к  ней  все  таинственное,  непонятное,  скрытое  от  непосвященных.  Такое  понимание  мистичности  пришло  со  времен  распространения  древних  мистерий,  которые  сосредотачивали  оккультные  знания  и  практики,  объединяли  в  синкретичной  форме  разнообразие  сакральных  действий  —  магических,  религиозных,  духовно-энергетических.  В  этом  ряду  теряется  своеобразие  мистики,  так  как  ей  отводится  всего  лишь  дополнительная  роль  в  процессе  реализации  духовно-экзестенциальной  трансформации.  В  таких  исторических  условиях  понимание  мистики,  ее  содержание  и  значение  становились  слишком  широкими  и  неопределенными  [1,  с.  102—103].

Энциклопедия  Брокгауза  и  Ефрона  предлагает  несколько  определений  мистики.  В  переносном  смысле  мистика  представляет  собой  совокупность  явлений  и  действий,  которые  особым  образом  связывают  человека  с  потаенными  сущностями  и  силами  мира,  независимо  от  условий  пространства,  времени  и  физической  причинности.  Такая  мистика  называется  реальной  или  опытной  и  включает  в  себя:  пророчество  (гадание,  оракулов,  астрологию)  и  оперативную  деятельность,  которая  стремится  кроме  обычных  средств  и  условий  производить  разные  явления,  такие  как:  действие  на  расстоянии,  материализация  духовных  сущностей  и  дематериализация  телесных  [5]. 

В  другом  значении  под  мистикой  понимается  особый  род  религиозно-философской  познавательной  деятельности  сверх  обычных  способов  познания  истины  (исследования,  чистое  мышление,  авторитет).  В  таком  аспекте  мистика  всегда  была  приемлемой  большинством  религиозных  и  метафизических  умов,  как  возможность  непосредственного  общения  между  субъектом  познания  и  абсолютным  его  объектом  —  сущностью  всего  или  божеством  [5].

Особым  образом  на  философское  познание  мистического  опыта  повлияли  идеи  христианства,  которые  в  определенном  смысле  связаны  с  античной  философией.  Согласно  этим  воззрениям,  Бог,  как  идеальная  трансцендентная  сущность,  способна  проявляться  в  особом  мистическом  состоянии  сознания  [3].  На  современном  же  этапе  развития  общества  наблюдается  растущий  интерес  к  религии,  как  неотъемлемой  части  духовной  жизни  человека.  Формируется  антропософское  видение  картины  мира,  новое  понимание  религиозного  феномена,  как  мистического  и  индивидуально-пережитого.  Вполне  логично,  что  при  таких  условиях  все  большее  развитие  приобретает  исследование  мистических  учений  как  духовного  явления. 

Феномен  мистики  в  своих  работах  исследовали  У.  Джемс,  К.  Дюпрель,  Ж.  Даниэлю  и  др.  [3,  4,  2].  Например,  последний  провел  сравнительную  характеристику  буддийской  и  христианской  мистики  в  самом  общем  виде  [2,  с.  5],  а  У.  Джеймс,  долгие  годы  исследуя  явление  сомнамбулизма,  раскрыл  тайну  ясновидения,  доказав  амбивалентность  человеческого  существа  [3]. 

Определенный  оттенок  парадоксальности  несет  в  себе  тот  факт,  что  явление  мистического  опыта  получило  довольно  широкое  описание  и  теоретическое  обоснование  в  конце  ХIХ  —  начале  ХХ  века  —  в  период  развития  материализма.  Происходит  определенное  декодирование  тайн  антропософии,  попытки  постичь  метафизику  бытия.  Значительное  влияние  на  развитие  учений  о  мистическом  опыте  оказали  работы  Э.  Нойманна,  З.  Фрейда,  К.-Г.  Юнга,  С.  Грофа,  которые  использовали  в  своих  исследованиях  психологический  и  трансперсональный  подход.  Так,  К.-Г.  Юнг  определил  причины  возникновения  мистицизма.  Изучая  личное  и  коллективное  бессознательное.  Он  считал,  что  антропологическая  природа  мистического  опыта  заключается  в  способности  человека  к  осмыслению  сверхличного  и  всеобщего  в  человеческой  душе  и  его  преобразовании  в  высшее  сознание  [6].

В  1884  г.  К.  Дюпрель  завершил  работу  «Философия  мистики»,  смысл  которой  заключался  в  том,  что  наше  тело  и  телесно  опосредованное  сознание  образуют  лишь  половину  нашего  существа,  другая  же,  скрытая  половина  имеет  другие  способности  познания  и  реагирования.  К.  Дюпрель  считал:  «если  человек  является  существом,  раздваивается  порогом  сознания,  то  мистика  возможна,  а  если  к  тому  же  порог  его  сознания  также  является  подвижным,  то  мистика  даже  необходима»  [4,  с.  76]. 

Вполне  естественно,  что  мистицизм,  как  явление  способное  раскрыть  сущность  человеческого  бытия,  начинает  интересовать  не  только  ученых.  Попытки  познания  амбивалентной  природы  человека  проникают  во  все  области  культуры  и  в  частности  в  литературу.  Целую  плеяду  молодых  прозаиков  объединяют  характерные  для  этого  времени  принципы  изображения  человека  и  мира.  Писатели  создают  модель  сложной  внутренней  драмы  личности  с  расколотым  сознанием,  пытаются  воссоздать  динамику  внутренних  изменений  «я».  На  первый  план  выходит  концепция  нового  человека,  который  объединяет  чувство  одиночества  и  ненужности  с  виталистической  влюбленностью  в  бытие  вообще  и  будущее  в  частности.

Воплощением  мистического  опыта  становится  мистический  текст,  где  полем  проблематизации  становится  отношение  сознания  индивида,  обладающего  определенным  трансцендентным  опытом,  и  языка,  который  нужно  приспосабливать  к  выражению  этого  опыта. 

В  исторической  ретроспекции  указанная  сущностная  специфика  мистицизма  сочетается  с  определенной  функцией,  которую  выполнила  мистическая  литература.  В  результате  анализа  феномена  мистического  текста  оказалось,  что  он  характеризуется  сочетанием  литературных  и  концептуальных  средств.  Наряду  с  метафорами,  аллегориями,  тропами  здесь  имеются  концептуальные  построения,  тезисы,  которые  всегда  создают  определенную  динамику  текста,  его  подвижность.  Мистический  текст  является  одновременно  парадоксальным  и  истинным,  поскольку  когнитивной  предпосылкой  его  развертывания  является  необходимая  апелляция  к  «трансцендентальному  объекту»,  который  является  вне  игры  определения  и  одновременно  определяет  его  движение.  Именно  в  пределах  мистицизма  такое  положение  представления  о  Боге  находит  собственную  концептуализацию  [10,  с.  7—8].

Автор-мистик  выступает  одновременно  как  шифратор  закодированного  текста  и  дешифратор  открытой  им  тайны  мира  [9,  с.  132].  Доказательством  этого  являются  исследования  литературоведов,  посвященные  вопросам  интерпретации  мистицизма  в  украинской  литературе  первой  трети  ХХ  века.  В  частности,  литературные  наработки  писателей  эпохи  «Расстреляного  Возрождения»  исследовали  Ю.  Безхутрый  «Мыкола  Хвылёвый:  проблемы  интерпретации»,  М.  Тарнавский  «Между  разумом  и  иррациональностью:  Проза  Валерьяна  Пидмогильного»,  В.  Агеева  «Поэтика  парадокса.  Интеллектуальная  проза  В.  Петрова-Домонтовича»,  А.  Романенко  «Человек  и  мир  в  украинской  литературе  эпохи  Расстрелянного  Возрождения»,  Г.  Хоменко  «Юрий  Яновский:  танатологическая  версия  раннего  творчества»  и  другие.

Ярким  представителем  плеяды  творцов  первой  трети  ХХ  века  в  Украине  был  Мыкола  Хвылёвый,  творчество  которого  наполнено  мистическими  исканиями,  религиозными  и  антропософскими  интенциями.  Творческий  багаж  писателя,  который  увлекался  учениями  Штайнера  и  Гегеля,  пропитан  мистическими  проявлениями,  существующими  на  всех  уровнях  текста.

Творчество  М.  Хвилёвого  —  интеллектуальное  творчество,  его  невозможно  читать  поверхностно,  буквально,  поскольку  «письменник  —  не  американська  машинка,  а  твори  його  —  не  полтавські  галушки!»^[1]  [12,  с.  71].

М.  Хвилёвый  избегает  тематической  растрепанности  благодаря  хорошо  продуманной  проблеме  концентрации,  а  также  использованию  мистического  пространства  в  произведениях.  Эти  аспекты  определили  социально-политическое  и  гуманистическое  содержание  его  прозы  и  дали  возможность  обратиться  к  таким  процессам  жизни,  к  которым  не  обращались  предшественники.

Бесспорным  фактом  является  то,  что  М.  Хвылёвый  сыграл  позитивную  роль  в  становлении  украинской  литературы  первой  трети  ХХ  века,  в  частности  в  жанре  «социально-психологической  повести».  Для  него  слово  является  лишь  оболочкой,  телом  мысли,  таящей  в  себе  тайны,  мысли  могущественной  и  созидающей.  Каждое  слово  в  творчестве  писателя  является  точкой,  от  которой  расходится  огромное  множество  образов  и  символов,  подобно  выстрелу  из  мушкетона  [11,  с.  110].

М.  Хвылёвый  отходит  от  свойственного  литературе  ХІХ  века  повествования  от  третьего  лица.  Рассказчик  становится  неотъемлемым  персонажем  произведения,  выполняя  роль  протагониста  или  свидетеля  событий.  Доминантная  роль  повествователя-персонажа,  его  схожесть  с  самим  автором,  позволяют  читателю  отождествлять  наратора  с  писателем.

Конструктивным  элементом  письма  становится  принцип  перволичного  наратора,  где  «я»  писателя  выступает  в  роли  «внутренней  темы»  текста,  становится  его  идейно-тематическим  элементом.  Это  обуславливает  процесс  раскрытия  писателем  собственного  внутреннего  мира.  Первое  лицо  наратора  указывает  на  «идейное  содержание»  повествования,  что  становится  возможным  только  в  том  случае,  когда  писатель  сознательно  устанавливает  и  сохраняет  дистанцию  между  автором  и  наратором  [8].

Сам  же  текст  пребывает  в  состоянии  постоянного  взаимодействия  читателя  и  писателя,  который  создает  парадоксальный  мир-хаос,  мир-лабиринт,  получая  возможность  взглянуть  на  события  глазами  разных  персоналий,  ощутить  «радость  бунта  против  логики»  (М.  Хвылёвый),  отрицая  власть  над  текстом,  растворяясь  в  собственном  тексте.  Читатель  же  понимает  свою  причастность  к  тесту,  благодаря  текстовым  пустотам^[2],  которые  являются  идеальной  территорией  живой  мысли  [7,  с.  115].

В  произведениях  М.  Хвылёвого  слова  подвержены  алхимическим  метаморфозам.  Благодаря  этому,  его  творчество  приобретает  не  только  интертекстуальный  характер,  а  и  глубокий  философский  смысл.  Придание  словам  физической  оболочки  превращается  в  священный  ритуал  кодировки  мыслей,  символов,  образов.  Для  современного  читателя  новеллы  М.  Хвылёвого  —  богатейший  материал  для  изучения  не  только  истории,  но  и  психологи.  Они,  будучи  вместилищем  мистических  противоречий,  помогают  понять  сложный  период  в  истории  Украины  и  в  частности  украинской  литературы  первой  трети  ХХ  века.

Писатель  стал  первооткрывателем  новой  эпохи  в  украинской  литературе,  проявив  мистичную  парадоксальность,  которая  заключалась  в  умении  не  только  ощутить  «запах  слова»  (М.  Хвылёвый),  но  и  наполнить  слово  этим  запахом.

М.  Хвылёвый,  насыщая  текст  точками-кодами,  закладывал  в  них  многозначность,  поэтому  его  оппоненты  и  сторонники  по-разному  трактовали  эти  символы.  Писателю  удалось  соединить  несоединяемое:  религиозность  и  атеизм,  возвышение  человека  до  уровня  Бога  и  его  унижение  до  уровня  недостойного  существа.  Он  использовал  различные  взгляды  на  мистицизм,  пытаясь  понять  место  человека  во  Вселенной,  познать  тайны  бытия.

Список  литературы:

1. Балагушкин  Е.Г.  Сущность  и  разнообразие  мистики  //  Научно-теоретический  журнал  «Религиоведение»  —  №  2.  2010  —  с.  102—114.
2. Даниэлю  Ж.  Бог  и  символ  //  Символ.  №  40.  —  Париж,  1998.  —  С.  7—155.  —  [Электронный  ресурс]  —  Режим  доступа.  —  URL:  http://dic.academic.ru/dic.nsf/enc_philosophy/293/ДАНИЭЛЮ  (дата  обращения  17.03.2013).
3. Джеймс  У.  Многообразие  религиозного  опыта.  Под  общей  ред.  П.С.  Гуревича  и  С.Я.  Левит.  Пер.  с  англ.  —  М.:  Наука,  1993.  432  с.
4. Дюпрель  К.  Философия  мистики.  Пер.  с  англ.  М.С.  Аксенов.  —  М.:  Эксмо,  2006.  —  589  с.
5. Энциклопедический  словарь  Брокгауза  и  Ефрона.  —  Киев:  Студия  «Ковчег»,  2009.  —  1  электрон.  опт.  диск  (DVD-ROM):  цветн.:  12  см.  —  Системн.  требования:  Pentium  500  Мгц  или  выше;  64  Мбайт  RAM;  видеоадаптер  SVGA;  DVD-ROM.
6. Юнг  К.Г.  Дух  в  человеке,  искусстве  и  литературе.  Науч.  ред.  перевода  В.А.  Поликарпова.  —  Мн.:  ООО  «Харвест»,  2003.  —  384  с. 
7. Куценко  М.  «Редактор  Карк»  Миколи  Хвильового  як  ландшафт  автора-Діоніса  //  Цивілізаційний  поступ  сучасної  освіти  і  науки:  Матеріали  ІІ  науково-практичної  конференції  магістрантів  ХНПУ  ім.  Г.С.  Сковороди  (25—26  листопада  2010  р.,  м.  Харків)  /  За  заг.  ред.  акад.  І.Ф.  Прокопенка.  —  Харків:  ХНПУ,  2010.  —  С.  115.
8. Осадча  Ю.  Есеїстичне  та  романне  письмо  як  способи  «мислити»  літературу.  —  [Электронный  ресурс]  —  Режим  доступа.  —  URL:  http://dspace.nbuv.gov.ua/dspace/bitstream/handle/123456789  /38474/05-Osadcha.pdf?sequence=1  (дата  обращения  24.03.2013).
9. Поліщук  Я.О.  Література  як  геокультурний  проект.  —  К.:  Академвидав,  2008.  —  304  с.
10. Стеманов  В.В.  Антропологічні  виміри  німецького  містицизму:  Мехтільда  Магдебурзька  та  Майстер  Екхарт:  автореф.  дис.  на  здобуття  наук.  ступеня  канд.  філос.  наук:  —  Дніпропетр.  нац.  ун-т  ім.  О.  Гончара.,  2009.  —  19  с. 
11. Хвильовий  М.  Твори  в  п’ятьох  томах:  за  заг.  ред.  Г.  Костюка.  —  Нью-Йорк  Балтімор  Торонто:  Об’єднання  Українських  письменників  «Слово»  і  Українське  Видавництво  “Смолоскип”  ім.  В.  Симоненка,  1978.  —  Т.  1.  —  438  с.
12. Хвильовий  М.  Твори  в  п’ятьох  томах:  за  заг.  ред.  Г.  Костюка.  —  Нью-Йорк  Балтімор  Торонто:  Об’єднання  Українських  письменників  “Слово”  і  Українське  Видавництво  “Смолоскип”  ім.  В.  Симоненка,  1986.  —  Т.  5.  —  834  с.