КОНЦЕПТ  «ДОМ»  В  ЛИРИКЕ  ЮРИЯ  ШЕВЧУКА

Павлова  Яна  Александровна

студент  1  курса,  ИФМК  БГУ,  РФ,  г.  Улан-Удэ

E-mail: 

Булгутова  Ирина  Владимировна

научный  руководитель,  канд.  филол.  наук,  доцент  БГУ,  РФ,  г.  Улан-Удэ

В  русской  литературе  конца  XX—XXI  века  авторская  песня  представляет  собой  самобытное  и  многогранное  явление,  в  котором  текст  функционирует  равноправно  наряду  с  музыкой,  выражая  восприятие  социальной  действительности  и  художественную  философию  лирического  героя.  Творчество  Юрия  Шевчука  продолжает  лучшие  традиции  русской  бардовской  песни  и  развивает  их  в  русле  социального  критицизма. 

Лирика  Юрия  Шевчука  выразила  мироощущение  человека  двадцатого  и  двадцать  первого  веков:  сломленного,  потерявшегося,  но  пытающегося  найти  себя,  найти  опору,  гармонию  в  драматическую  эпоху  кризиса.

В  творческих  поисках  поэта  важное  значение  имеет  идея  социального  протеста  против  несовершенства  существующей  общественной  системы,  застоя  духовной  жизни,  засилья  официоза,  атмосферы  несвободы  и  бесправия  личности.  Попытка  преодоления  «бытийного  хаоса»  окружающего  мира  у  Юрия  Шевчука  приводит  к  поискам  гармонии,  своей  среды,  идиллического  пространства,  которое  можно  обозначить  концептом  «дом».

Дом  в  контексте  русской  культуры  —  это  не  просто  «освоенное  место  и  обитель  человека»  [1,  с.  114],  образ  дома  имеет  концептуальный  характер,  так  как  содержит  в  себе  значение  как  личного,  семейного  пространства,  так  и  гармоничного  общественного  бытия,  которое  расширяется  до  масштабов  страны  и  мира. 

Выявление  концепта  «дом»  в  творчестве  Юрия  Шевчука  позволяет  выстроить  обширный  пласт  смыслов  и  определить  мировоззренческие  основы  творчества.  Образ  дома  позволяет  проследить  тенденцию  к  упорядоченности  и  балансу,  которая  противостоит  в  сознании  поэта  негативному  влиянию  из  вне.

На  протяжении  всех  периодов  в  творчестве  Юрия  Шевчука  прослеживается  образ  дома,  который  выражается  как  на  уровне  конкретных  вещественных  деталей:  окно,  дверь,  ворота,  приобретающих  символический  смысл,  так  и  на  философском  уровне.

Мир  за  окном  воспринимается  поэтом  как  хаос,  преодоление  же  этого  хаоса  он  видит  в  творчестве,  поэтому  пространство  дома,  которое  мыслится  как  идеал  гармонии,  проецируется  как  на  внутренний,  так  и  на  внешний  мир.

Дом  становится  метафорой  тела  и  обозначает  таким  образом  личное  пространство.  Освоение  же  пространства  разрастается  в  проекции:  дом-город,  дом-страна,  дом-земля. 

В  стихотворении  «Твой  взгляд  усталого  подъезда»,  символически  раскрывается  внутренний  мир  человека  через  детали  и  элементы  городского  дома,  подвергающегося  разрушению:  «Твой  взгляд  /  Усталого  подъезда,  /  Где  темно,  /  Оплеваны  ступени  /  И  окно  разбито».      

Внутренний  мир  человека  здесь  имеет  четкие  границы,  которые  материализуются  в  приметах  дома:  подъезд,  ступени,  окно,  причем  все  подвержено  деформации. 

Лирический  герой  обращает  сознание  внутрь  себя  для  того,  чтобы  понять  и  проанализировать  свои  чувства  и  действия.  Усталость  и  неприкаянность  вынуждают  его  обратиться  к  внешнему  миру  —  посмотреть  за  границы  своего  тела.

Восстановить  утерянный  баланс,  осознать  ценность  жизни  герою  помогает  любовь.  В  стихотворении  «Адам  и  Ева»,  окна  и  шторы  тождественны  глазам  и  векам  героя,  о  чем  свидетельствует  слово  «штормить»,  которое  является  характеристикой  сферы  субъекта.  «Шторы  штормят»  —  метафора,  которая  раскрывает  состояние  героя:  в  ожидании  любимой  он  волнуется  и  в  предвкушении  закрывает  глаза:  «Шторы  штормят  на  окнах.  /  Ты,  как  весна,  смущаясь,  /  С  чем-то  чужим  прощаясь,  /  Сбросила  все,  что  сохло». 

Личное  пространство  героя  локально.  Ему  важно  отстоять  независимость  своего  индивидуального  бытия  и  нарушение  границ  он  приемлет  только  от  любимого  человека.  Несмотря  на  это,  без  ведома  на  то  героя,  внутреннее  его  пространство  подвергается  расширению  и  разрастанию,  происходит  перенос  границ  существования:  «Ты  вползаешь  в  меня,  /  Тянешь  в  пропасть  твоей  реки.  /  Я  тону  в  тебе,  ты  растешь  во  мне…».

В  стихотворении  «Пустота»  внешнее  и  внутреннее  пространства,  окружающие  героя,  соединяются.  Город  предстает  живым  организмом,  («люди-дичь  и  люди  суши,  тьма  и  маяки  пробегают  по  пещерам-пищеводам  живота»)  поглощающим  героя,  рушащим  его.  Следует  отметить,  что  город  раскрывается  в  образах  тела  (пещеры-пищеводы  живота),  что  передает  его  единство  и  создает  цельность,  таким  образом,  можно  выделить  ассоциативный  ряд:  город-тело-дом.  Так  возникает  в  сознании  поэта  связь  между  пространством  города  и  дома.  В  творчестве  Юрия  Шевчука  наличие  большого  количества  стихотворений  о  Петербурге  не  случайно,  можно  сказать  что,  автор  ощущает  этот  город  своим  домом.  Петербург  —  место,  где  творилась  и  творится  драма  жизни  героя,  место,  которое  включает  его  в  широкий  контекст  родной  культуры.

Петербург  —  особая  тема  в  русской  литературе,  особый  образ  и  сакральный  хронотоп.  Город  царя-новатора,  некогда  бывший  столицей  Российской  империи,  с  момента  возникновения  воспринимался  как  символ  новой  России. 

Петербург  —  особый  культурный  пласт.  «Как  и  всякий  другой  город,  Петербург  имеет  свой  «язык».  Он  говорит  нам  своими  улицами,  площадями,  водами,  островами,  садами,  зданиями,  памятниками,  людьми,  историей,  идеями  и  может  быть  понят  как  своего  рода  гетерогенный  текст,  которому  приписывается  некий  общий  смысл  и  на  основании  которого  может  быть  реконструирована  определенная  система  знаков,  реализуемая  в  тексте.  Как  некоторые  другие  значительные  города,  Петербург  имеет  и  свои  мифы»  [2,  с.  22]

«Черный  пес  Петербург  —  крыши,  диваны,  /  А  выше  поехавших  крыш  —  пустота.  /  Наполняются  пеплом  в  подъездах  стаканы.  /  В  непролазной  грязи  здесь  живет  чистота».

В  стихотворении  «Черный  пес  Петербург»  возникает  мифологема  города  как  живого  существа.  Лирический  герой  стихотворения,  движимый  любопытством,  ходит  по  городу  и  созерцает.  Он  неприкаян.  Инфернальный  образ  Петербурга  как  черного  пса  дополняется  образным  рядом  вечности:  холод,  ужас,  волки,  черствые  рубли.  Лирическому  герою  трудно  найти  гармонию.  Привычная  среда  обитания  остается  локальной:  «Питер,  /  На  мне  привычные  к  ходьбе  ноги  /  И  старый  свитер.  /  Питер,  /  Мое  тело  вырвалось  из  берлоги,  /  Сползло  с  дивана,  /  Послушать  как  решетка  /  Летнего  сада  /  Звенит  на  ветру».

В  стихотворении  «Питер,  прогулка»  герой  ощущает  некое  единение  с  городом.  Герой  обращается  к  городу  «Питер,  Питер  я  устал»,  «Ведь  ты  тоже  индивидуалист,  Питер».  Образы  дома  позволяют  проследить  расширение  смысла,  на  городской  ландшафт  проецируются  элементы  домашнего  быта:  «карамельные  купола  Спаса,  расцветки  моего  матраса  отражают  милые  сердцу,  уютные  представления  о  рае»).  У  лирического  героя  Юрия  Шевчука  ощущение  единения  с  городом  непостоянно:  «Эй,  Ленинград,  Петербург,  Петроградище!  /  Марсово  пастбище,  Зимнее  кладбище  /  Отпрыск  России,  на  мать  не  похожий  /  Бледный,  худой  евроглазый  прохожий».

Стихотворение  «Оттепель»  показывает  Петербург  —  городом  вне  времени.  «Ленинград-Петербург-Петроградище»  —  три  временные  ипостаси  одного  целого.  Прослеживается  идея  чуждости:  Петербург  —  российский  город,  но  живет  он  какой-то  своей,  отдельной  европейской  жизнью,  отличающейся  от  жизни  России  в  целом,  и  в  этом  его  непохожесть.  Отразилось  это  в  обращениях  к  городу:  «герр»,  «мсье»,  «сэр»,  «пан».  Отлична  и  судьба  этого  города  от  судьбы  всей  страны.  Автор  пытается  преодолеть  явную  оторванность  города  от  страны  в  целом.  Образ  же  страны  так  же  высоко  частотен  в  лирике  Юрия  Шевчука.  «Россия  –  женщина  с  героическим  прошлым»,  «Россия  —  женщина  с  разбитым  лицом»,  «Россия  —  невеста  —  век  с  мертвецом»,  «Родина,  еду  я  на  Родину,  пусть  кричат:  «уродина!»,  а  она  нам  нравится»  —  образы,  включенные  в  традицию  «странной  любви»  к  Родине  в  русской  литературе,  обозначенной  ещё  М.  Ю.  Лермонтовым,  которая  заключается  в  протесте  против  официальной,  агрессивно-авторитарной  риторики  («славы,  купленной  кровью»).  Образ  России  в  лирике  Юрия  Шевчука  также  может  быть  рассмотрен  в  контексте  блоковского  стихотворения  «Россия,  нищая  Россия»:

«Родина,  еду  я  на  Родину  /  Пусть  кричат:  «Уродина!»  /  А  она  нам  нравится,  /  Хоть  и  не  красавица».

Лирический  герой  переживает  и  боль  сострадания,  сопереживания  и  горечь  стыда  и  унижения.  Но  любовь  героя  к  Родине  не  зависит  от  каких-либо  условий  —  это  стержень  и  основа  личностного  самостояния  человека:  «Мы  раненную  Родину  несем  на  спине  /  Щурясь,  выползая  на  свет».

В  основе  патриотического  чувства  автора  ответственность  за  судьбы  своей  страны,  что  позволяет  нам  применить  концепт  «дом»  для  характеристики  мировоззренческих  основ.

Несмотря  на  то,  что  в  лирике  Юрия  Шевчука  доминирует  ряд  деталей,  несущих  отрицательную  оценочную  коннотацию,  лирический  герой  по  напряженности  чувства,  по  страстности  наполнения  может  быть  назван  истинным  патриотом,  который  имеет  мужество  принимать  её  облик  во  всей  противоречивости.

Герой  мыслит  себя  единым  целым  с  народом  своей  страны,  с  его  судьбой,  и  прежде  всего  сознает  судьбу  своего  поколения,  страну  как  дом,  в  котором  оно  выросло:  «А  пока  мы  сидим  и  страдаем,  скулим  у  захлопнутых  врат  /  Нас  колотят  уже  чем  попало,  да  в  глаз  или  в  бровь».

Без  всяких  сомнений,  страна  является  домом  для  героя,  но  в  доме  нет  порядка.  Желание  упорядочить  пространство  вокруг  себя  приводит  к  открытию  границ:  «Долго  брел  в  темноте  я,  без  мира,  без  сна.  В  пустоте  суета  подгоняла  кнутом  /  Но  судьба  подарила  четыре  окна,  привела  меня  даль  в  этот  дом  /  Где  подруга  —  трава  расстелила  постель,  а  чернявая  ночь  подложила  луну  /  А  краюха  —  зима,  наливала  метель,  и  я  пьян  от  всего  живу».

В  стихотворении  «Четыре  окна»  герой  весь  мир  ощущает  своим  домом,  на  это  указывают  явные  бытовые  приметы:  окно,  постель  и  «одомашнивание»  природы:  вместо  подушки  —  луна,  вместо  хлеба  —  зима,  вместо  питья  —  метель.  Четыре  окна  выступают  здесь  в  роли  четырех  сторон  света.  Природное  пространство,  через  которое  он  приходит  к  миру,  становится  обителью  героя. 

«Тело-степь  —  мое  одиночество»,  «новая  жизнь  расплескалась  весенним  ручьем»,  «…мы  —  часть  всего  безответного  <…>  мы  —  ночь  всего  ожидания»  -  образный  ряд  единства  человека  с  миром,  которое  происходит  через  совпадение  на  высшем  уровне  микрокосма  и  макрокосма.  «...Человек  и  природа  взаимно  подобны  и  внутренне  едины.  Человек  —  малый  мир,  микрокосм.  Среда  —  большой  мир,  макрокосм»  [3,  с.  167].  «Когда  един.../  Когда  ты  -  единочество  стреляющих  теней...  /  В  лесу  застывшем,  среди  камней  и  льдин».

Индивидуально-авторское  понятие  «единочество»  введено  не  случайно.  Шевчук  определяет  единочество  как  «одиночество  и  единство  с  этим  миром»  [4].  Через  собственное  одиночество  к  герою  приходит  понимание  его  единства  со  вселенной:  «Но  все  ж  един  я  с  этими  больными  облаками,  /  Рябой  землею,  лесом,  озером  и  мертвецами».

Таким  образом,  замыкается  круг  поисков  героя:  от  ощущения  тела  как  дома  —  временного  пристанища  души  к  дому  как  земному  обиталищу,  от  поисков  в  городе  своего  дома  к  стремлению  обрести  дом  как  Родину  в  целой  стране,  и  финальное  открытие  природы  и  космоса  как  макрокосма,  органично  включающегося  во  вселенную  внутреннего  мира  автора.

Список  литературы:

1. Адамчик  В.В.  Полная  энциклопедия  символов  и  знаков.  Минск.:  Харвест,  2007.  —  114  с.
2. Топоров  В.Н.  Петербургский  текст  русской  литературы:  Избранные  труды.  СПб.:  Искусство-СПб,  2003.  —  22  с.
3. Флоренский  П.А.  Макрокосм  и  микрокосм  //  У  водоразделов  мысли.  М.,  1991.  —167  с.    

$14.            Эхо  Москвы:  особое  мнение  [Электронный  ресурс].  —  Режим  доступа.  —  URL:  http://www.echo.msk.ru/programs/personalno/616611-echo/  (дата  обращения:  16.03.14).