Статья опубликована в рамках: XVIII Международной научно-практической конференции «Научное сообщество студентов XXI столетия. ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ» (Россия, г. Новосибирск, 06 марта 2014 г.)
Наука: Филология
Скачать книгу(-и): Сборник статей конференции
- Условия публикаций
- Все статьи конференции
отправлен участнику
ЛИНГВО-СТИЛИСТИЧЕСКИЕ СРЕДСТВА СОЗДАНИЯ ЭФФЕКТА ОБМАНУТОГО ОЖИДАНИЯ (НА МАТЕРИАЛЕ РОМАНА ЭДНЫ О’БРАЙЕН “THE LIGHT OF THE EVENING”)
Юрьева Марина Андреевна
студент 5 курса, кафедра английского языка ТГПУ им. Л.Н. Толстого, РФ, г. Тула
E-mail: yuryevamarina@gmail.com
Фомичева Жанна Евгеньевна
научный руководитель, канд. филол. наук, профессор ТГПУ им. Л.Н. Толстого, РФ, г. Тула
В рамках современной стилистики декодирования обманутое ожидание (“defeated expectancy”) рассматривается как один из типов выдвижения, основанный на предсказуемости и нарушении предсказуемости.
Считается, что сам термин «обманутое ожидание» (или “несбывшееся предсказанием”) ввел Р. Якобсон, и считал его общим принципом всякого речевого изменения, производимого со стилистической целью и представляющего собой отклонение от нормы [4, с. 33—42].
Эффект обманутого ожидания происходит, когда линейность текста нарушается вкраплением в такой текст неожиданных для читателя элементов, препятствующих выстраиванию смысла со стороны читателя, или вследствие деформации, то есть нарушения нормы на различных уровнях функционирования (морфологическом, фонетическом, синтагматическом и т. д.). Наиболее значимым является семантический уровень: ведь сдвиг в смысловом поле приводит к изменениям в системе установок адресата текста. Сигналом смыслового сдвига как правило является нарушение словообразовательной модели, создание авторского неологизма или окказионализма [3, с. 68].
Если говорить о языковых средствах реализации эффекта обманутого ожидания, то по отдельности и независимо друг от друга они рассматривались многими исследователями. Так, Т.Г. Хазагеров и Л.С. Ширина выделяют фигуры кольца (анаэпифору), антиметаболу, плоку, антифразис, коррекцию, различные виды каламбура [6, с. 190]. В работе Т.Л. Ветвинской указывается, что принцип «обманутого ожидания» лежит в основе зевгмы, оксюморона, разрядки [2, с. 71—75]. Ряд ученых к фигурам, создающим вышеназванный эффект, относят «художественные парадоксы, параллелизмы, различные деформации идиом и другие виды алогизмов». Некоторые лингвисты отмечают, что на лексическом уровне данный эффект создается употреблением архаизмов, неологизмов, поэтизмов, заимствований и т. п.
Появление какого-либо нарушения приводит к повышению экспрессивности текста или его отрезка, задерживает внимание читателя на определенных участках произведения и таким образом помогает оценить их относительную значимость, иерархию образов, идей, чувств и, следовательно, передает отношение говорящего к предмету речи, тем самым облегчая процесс декодирования текста [1, с. 98—99].
В романе Эдны О’Брайен “The Light of the Evening” эффект обманутого ожидания используется в основном для повышения локальной экспрессивности текста и реализуется с помощью различных языковых средств, наиболее распространенным из которых является парадокс.
Чаще всего этот прием используется для передачи всей сложности и напряженности человеческих отношений. Так во второй главе, посвященной семейной жизни Элеаноры, в восьмой сцене муж, Герман, в порыве ярости из-за книги, которую она пишет о своей жизни, врывается в комнату жены и высказывает ей все, что он думает о ней, ее редакторе и ее писательском таланте:
‘Too late to burn it…your jackass of a publisher, your pimp, has already seen chapters of it, fawned over it. yours is the voice of your lamenting race, oh, marvel, oh, deep diabolic crookedness, he is deceived into thinking that you write like an angel, where as in fact you could not pen a word when I met you.’
‘You hate me, don’t you?’ she said.
‘So now we revert to our habit of hysterics, we depict ourselves as the wronged one, the one who is hated…the little victim.’
‘But you do, it seeps out of you.’
‘I don’t call it hate…I call it an awakening [6, с. 155].
По способу синтаксической организации цитируемый парадокс реализуется в рамках одной синтаксической конструкции. По виду его можно расценивать как характерологический парадокс, поскольку он помогает раскрыть проблему многогранности и противоречивости человеческого характера, запечатленного в художественном образе.
Впервые за все время семейной жизни Герман показывает свое истинное отношение к Элеаноре: презрение, неуважение и разочарование. Он не только считал, что без него она ничего из себя не представляет, что ее писательский талант — исключительно заслуга его неустанного исправления ее рукописей, но и что только этот брак позволил ей стать кем-то в этой жизни:
She is incapable of working on herself, on digging herself out of the hole of her own emotional slaughter, yet chooses to remain married, and why? Because she would be nobody [6, с. 158].
Все время, начиная с первого дня их знакомства, он стремился переделать ее, подавить ее характер, сделать образцовой женой:
…pure, loyal, untainted, an exemplary wife [6, с. 155].
Но реальность оказалась другой. Элеанора не только не «поддалась дрессировке», пошла наперекор мужу, но и изменила ему. Логично было бы предположить, что в такой ситуации Генри испытывал бы к ней ненависть, но он говорит совершенно о другом чувстве — о пробуждении. Весь парадокс в том, что в случае с ненавистью он бы испытывал ее по отношению к жене, и ее бы винил в том, что она оказалась не так безупречна, как должна была, и запятнала свою честь и честь семьи. Но Генри указывает на освобождение от иллюзий, при чем от своих собственных, созданных только им. Элеанора никогда не старалась быть идеальной женой и матерью, не надевала маски, пытаясь ввести его в заблуждение. Тот образ чистой, преданной и незапятнанной женщины, который он создал для себя, не имел ничего общего с реальностью. Однако Генри был слишком честолюбив и высокомерен, чтобы признать свою ошибку раньше. А теперь он настолько поражен собственным открытием, что, по сути, берет всю вину на себя.
Еще один пример использования характерологического парадокса наблюдается в самом конце романа, когда Дилли в своих письмах к дочери говорит о ее брате:
He loves neither man or beast. Some have nature and some have not [6, с. 261].
В сознании читателя создается образ невероятно жестокого и эгоистичного человека, поступки которого не подчиняются здравому смыслу. Парадоксальное высказывание вступает в противоречие с принципами и устоями, принятыми в обществе, где пропагандируется уважение и сострадание ко всему живому. Кажется, сама мать в ужасе от того, какого сына она воспитала. Но анализируя его поступки: как он безжалостно переезжает на машине щенка, заставляет родителей переписать на него их поместье, приезжает в больницу к умирающей матери только для того, чтобы убедиться, что она никуда не уйдет и не перепишет завещание:
Well, ma’am, I hear that you were thinking of creeping out on us [6, с. 233].
как он радуется после смерти матери:
…her brother and his wife celebrate the fact that Rusheen is theirs, marveling at the good fortune that got to him to the hospital in the nick of time… [6, с. 242].
и даже после ее смерти не может отдать ей последнюю дань уважения:
The hearse is in front and the two mourning cars behind [..]. Her father, his friend Vinnie and Eleanora are in front of the car, Terence and Cindy behind, playing their car radio so loud that music could be heard when they came to a standstill in the market town enquiring if a hearse had been sighted, passing through [6, с. 239].
Насколько бы парадоксально ни звучала фраза, произнесенная Дилли, читатель убеждается в ее истинности. Тэрэнс действительно страшный человек, не способный любить никого и ничего, кроме денег.
Однако наиболее часто в художественных произведениях встречаются так называемые философские парадоксы, затрагивающие извечные проблемы, значимые как для отдельно взятой личности, так и для развития общества в целом.
В отрывке, приведенном ниже, Эдна О’Брайен объединяет философский и характерологический виды парадоксов:
‘She died from her heart, child,’ she said, and her single moment of happiness [6, с. 248].
В действительности заявление о том, что человек умер от счастья, звучит весьма парадоксально. Говоря об этом, автор стремится обострить восприятие читателя, заставить его посмотреть на привычные вещи под другим углом зрения и вместе с тем стимулирует осмысление текста в целом.
Еще строчкой ранее было сказано, что причиной смерти стал оторвавшийся тромб:
‘A little clot to the brain most likely,' she said [6, с. 248].
Однако это уже не имеет никакого значения. У читателя открываются глаза на истинное положение вещей: Дилли была настолько несчастна и одинока, она настолько утратила надежду и веру в людей, которые ее окружают, что ее сердце не выдержало того счастья, которое она испытала, увидев Нолана. Ведь его приход означал, что все еще можно изменить, переписать завещание и оставить ее любимое поместье не сыну-лицемеру и его истеричной жене, а ее дорогой Элеаноре, которая сможет о нем позаботиться. Осознав это, становится страшно, ведь единственное, чем жила эта женщина последние несколько недель своей жизни, были мысли об адвокате и завещании. Только это давало ей силы просыпаться утром, только ради этого она хотела выйти из больницы.
Жестокость, черствость и пренебрежение — вот болезнь современного общества. Они рушат жизни некогда близких и родных людей, разжигают злобу и вражду. Именно поэтому люди гибнут от единственного счастливого момента, ведь их сердце было закалено не любовью и заботой, а обидой и одиночеством.
Однако художественный парадокс — не единственное языковое средство реализации эффекта обманутого ожидания в романе “The Light of the Evening”. Очень интересно использование ономатопеи в следующем отрывке, взятом из четвертой сцены второй главы:
The news of her pregnancy elated him. Upon hearing it he wrote in celebration on the several windowpanes. He would have a son. He cradled her and went around the room, marveling at the fact that he would be a father again, the theft and the treachery wreaked upon him would be undone. They drank Madeira wine and he said that one day he would take her to Madeira, all three would go to sunny Madeira, a triptych [6, с. 133].
Shadow and half-shadow as they walked between the line of trees, moonlight spilling down and slashes of it on the path, whitening tree trunk and path where they walked and halted, each surprised to find the other abroad at so late an hour. She had gone out by the back kitchen door and he, as she reckoned, must have left by the door that led to the potting shed. Then passing on, as strangers might.[..]
She carried on up to the fence, climbed it and looked beneath to where the sheep lay in their shifting slumbers, a stream from something trilling happily along and seeming to say the same thing — Irrawaddy, Irrawaddy… Irrawaddy [6, с. 139].
Изначально эффект обманутого ожидания возникает здесь на основе взаимодействия двух противоположных линий поведения персонажей: радость и счастье, в связи с беременностью жены с одной стороны и последующее безразличие и отчужденность обоих с другой. Этот момент заставляет по-другому посмотреть на всю историю взаимоотношений Элеаноры и ее мужа Генри. И понять, что с самого начала это знакомство было огромной ошибкой для обоих. Хотя неоднократно в тексте встречаются намеки на то, что все было не так гладко:
I don’t know him at all…don’t know how bleak, tormented and unforgiving he is [6, с. 127].
или:
She loved her husband, or believed she loved him, but she was afraid of his dark moods, of the way he retreated into himself, estranged from her [6, с. 129].
Очевидно, что этот мужчина был далеко не идеален, а даже опасен. На это ярко указывает следующее неожиданное вкрапление:
…as if she had seen a portrait of Lucifer himself [6, с. 123].
Именно так описывается впечатление матери Элеаноры от портрета Генри. Библейская аллюзия на Люцифера здесь совершенно не случайна. Она помогает создать яркий художественный образ, обладающим богатым ассоциативным рядом. В христианстве имя Люцифера традиционно используется как синоним Сатаны, отсюда и же фиксированные характеристики, с которыми читатель начинает отождествлять мужа Элеаноры после прочтения данного отрывка. Генри предстает в образе могущественного, целеустремленного и безжалостного лидера. Его гордость и своенравность не знают границ. Лжец, клеветник и губитель, он способен на любое предательство ради достижения своих целей, поскольку считает себя лучшим из лучших.
Однако, нельзя не рассмотреть и другую сторону Люцифера — носителя света, просвещения, светоносного и блистающего ангела, отмеченного печатью совершенства и мудрости. Таким он был, согласно библейскому сюжету, до того как предал Бога и превратился в Сатану. Именно этот образ соответствует мнению Элеаноры о Генри:
…this handsome, austere man with carved features, a sallow complexion, deep-set eyes and beautifully telling hands that moved as if they were about to deliver something unique into life, a child perhaps [6, с. 123].
Такой стилистический прием как аллюзия в данном случае и создает этот эффект нарушения предсказуемости. Казалось бы, что общего между таким мужчиной и самым страшным и жестоким существом в этом мире? Но как выяснилось, связь есть. Эдна О’Брайен смогла одним словом описать все, что произойдет в последующих главах и раскрыть истинную сущность Генри, еще раз показав, как ошибочно бывает первое впечатление.
Но вернемся к предыдущему отрывку. Автор в очередной раз привлекает внимание читателя, теперь при помощи ономатопеи. Журчание реки передается троекратным повторением слова Irrawaddy. Выбор его не случаен. Иравади — самая большая река в Бирме и одна из крупнейших в Юго-Восточной Азии. Ее называют душой Бирмы. Бирманцы считают ее священной рекой, приносящей людям «божественные дары». На местном языке ее название звучит как «Аерравади-Мьит», что означает «река, дарующая благо». Для местных жителей Иравади — не просто река, а ежегодное испытание их терпения и доверия. В сезон засухи вода отступает, обнажая берега, которые под горячими лучами солнца быстро покрываются трещинами. А весной, во время смены муссонов, река возвращается, обеспечивая всех водой, рыбой и плодородной почвой в награду за ожидание. Для этих людей река неразрывно связана с их верованиями и надеждой на лучшее будущее.
Река для Элеаноры — это не просто поток воды, а символ надежды на перемены к лучшему. Уже слишком долго в ее жизни продолжается «период засухи», а долгожданная весна никак не наступает.
Однако, эффект обманутого ожидания используется не только для привлечения внимания читателя к отдельным моментам повествования с целью их более глубоко осмысления, но и способствует созданию напряженности, повышению эмоциональности и экспрессивности текста. Появление непредсказуемого экспрессивно-стилистического приема на фоне предсказуемого контекста помогает возбудить у читателя интерес к происходящему, апеллируя не только к его разуму, но и к его чувствам, заставляя его переживать события вместе с героем.
Один из наиболее трагичных и неожиданных поворотов сюжета, поражающих до глубины души, описывается в самом начале книги. Действие происходит на корабле, направляющемся в Америку. Одна из пассажирок в середине пути родила мальчика и впервые после родов появляется на палубе:
The day she reappeared she looked frail, her face chalk-white, but her eyes huge like lustres, the infant wrapped inside a blanket. What had she called it? Fintan, she said. Fintan, they said. She was going up for air, going up to show off Fintan to the wild sea, to the roar of the waves, to the gulls and ravens that followed with their eerie cries [6, с. 34].
Эдна О’Брайен не описывает саму трагедию, но и без слов все становится ясно: она избавилась от ребенка, выбросила его за борт, ведь мать с младенцем на руках и без отца не ждали в Новом Мире. Момент настолько драматичный и непредсказуемый, что сначала даже сложно поверить в реальность происходящего. Но разве можно все предвидеть в этой жизни?
Подобный поворот сюжета, застающий читателя врасплох и поражающий своей неожиданностью, происходит ближе к концу книги:
It is Nolan’s hand Dilly reaches for, not theirs. It is Nolan to whom she whispered to keep them away and it is Nolan who hears her last baleful utterances, again and again: ‘It’s beyond the beyond the beyond.’ [6, с. 234].
Прозаическая анафора придает отрывку особый ритм, создавая эффект кульминации. Перед читателем предстают последние секунды жизни Дилли, обстановка накалена до предела, события происходят словно в замедленной съемке. Читатель видит этот отчаянный порыв, руку Нолана, старающегося защитить бедную женщину. И кажется, еще не все потеряно. Сейчас он отвезет ее к адвокату, и она спасет Рошен. Но в следующую секунду Дилли умирает прямо у него на руках, не пережив такого напряжения.
Момент настолько шокирующий и неожиданный, что сначала сложно себе представить, что это действительно произошло. Но такова наша жизнь. Судьбе невозможно противиться, она уже все спланировала и решила за нас. Остается только верить, и надеяться на лучшее.
Таким образом, обманутое ожидание играет в романе чрезвычайно важную роль, способствую актуализации такого важного признака идиостиля писательницы, как экспрессивности. Не смотря на то, что все принципы выдвижения, в той или иной степени, за счет нарушения нормы и отклонения от логики повествования, способствуют повышению напряженности и непредсказуемости текста, обманутое ожидание имеет здесь первоочередное значение. В рассматриваемом романе “The Light of the Evening” эффект обманутого ожидания служит главным средством повышения локальной экспрессивности текста, создания стилистической отмеченности, выделенности, которые привлекают и удерживают внимание читателя. Для реализации эффекта обманутого ожидания, Эдна О’Брайен чаще всего использует характерологический и философский парадоксы, или их объединение. С их помощью Эдна О’Брайен передает всю сложность и напряженность человеческих отношений, затрагивает извечные проблемы, значимые как для отдельно взятой личности, так и для развития общества в целом.
Список литературы:
- Арнольд И.В. Стилистика. Современный английский язык: Учебник для вузов. 7-е изд. / И.В. Арнольд. М.: Флинта: Наука, 2005. — 384 с.
- Ветвинская Т.Л. Принцип «обманутого ожидания» как основа стилистического приема (на материале англ. яз.) М.: Киев, 1975. — С. 71—75.
- Елисеева В.В. Авторский окказионализм как средство создания комического эффекта (в прагматическом аспекте): авторефер. канд.фил.наук: 10.02.04 / Елисеева Варвара Владимировна. Ленинград, 1984. — 172 с. [Электронный ресурс] — Режим доступа. — URL: http://www.dissforall.com/_catalog/t13/_science/76/200733.html (дата обращения: 13.02.2014).
- Киселева Р.А. Вопросы методики стилистических исследований в работах М. Риффатерра / Р.А. Киселева // Вопросы теории английского и русского языков: научное издание / Ученые записки. Ленинградский государственный педагогический институт им. А.И. Герцена. Том 471. М.: Вологда, 1970. — С. 33—42.
- Хазагеров Т.Г. Общая риторика: курс лекций и словарь риторических приемов/ Т.Г. Хазагеров, Л.С. Ширина. Ростов-н/Д.: Феникс, 1999. — 320 с.
- O’Brien E. The Light of the Evening. London: Weidenfeld & Nicolson, 2006. — 272 p.
отправлен участнику
Оставить комментарий