ИДИОСТИЛЬ  ЭДНЫ  О’БРАЙЕН  СКВОЗЬ  ПРИЗМУ  ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ  СИЛЬНЫХ  ПОЗИЦИЙ  ТЕКСТА  (НА  МАТЕРИАЛЕ  РОМАНА  “THE  LIGHT  OF  THE  EVENING”)

Юрьева  Марина  Андреевна

студент  5  курса,  кафедра  английского  языка  ТГПУ  им.  Л.Н.  Толстого,  РФ,  г.  Тула

E-mail:  yuryevamarina@gmail.com

Фомичева  Жанна  Евгеньевна

научный  руководитель,  канд.  филол.  наук,  профессор  ТГПУ  им.  Л.Н.  Толстого,  РФ,  г.  Тула

Сильные  позиции  текста  трактуются  как  особый  прием  выдвижения  наиболее  значимой  информации,  размещенной  автором  в  тех  местах,  где  она  непременно  будет  замечена  читателем  [1,  с.  25].

К  сильным  позициям  текста  традиционно  относят:  заглавие,  эпиграф,  начало  и  конец  художественного  произведения.  Роль  сильных  позиций  крайне  велика,  поскольку,  являясь  смысловым  стержнем  художественного  произведения,  они  позволяют  проникнуть  в  тему  и  идею  текста,  создать  единый  художественный  образ,  правильно  расставить  акценты  и  уловить  концепцию  всего  произведения  [3].

Выбор  того  или  иного  типа  выдвижения  в  качестве  текстообразующего  фактора  определяется  авторской  интенцией,  и  обнаруживает  непосредственную  связь  с  мирообразующей  функцией  языка  писателя  [5,  с.  250].  Таким  образом,  использование  тех  или  иных  типов  выдвижения  в  конкретном  произведении,  и  в  творчестве  автора  в  целом,  напрямую  связано  с  понятием  идиостиля.  Согласно  В.П.  Григорьеву,  под  идиостилем  понимается  совокупность  глубинных  текстопорождающих  доминант  и  констант  определенного  автора,  которые  делают  уникальным  воплощенный  в  его  произведениях  авторский  способ  языкового  выражения  [2,  с.  54].

Нам  бы  хотелось  начать  рассмотрение  функционирования  сильных  позиций  текста  в  романе  Эдны  О’Брайен  “The  Light  of  the  Evening”  с  эпиграфа.  Эпиграф  —  это  один  из  компонентов  художественного  текста,  который  связывает  исходный  текст  и  новое  произведение,  позволяет  включить  один  текст  в  другой,  установить  связи  между  текстами  разных  эпох,  разноязычных  и  относящихся  к  разным  жанрам  и,  тем  самым,  позволяет  говорить  о  тексте  как  о  диалоге  автора  с  современной  и  предшествующей  культурой.

Такое  взаимодействие  «своего»  и  «чужого»  слова  в  тексте,  отражающее  один  из  наиболее  существенных  признаков  художественного  текста  —  его  диалогическую  соотнесенность  с  другими  текстами,  неразрывно  связано  с  понятием  интертекстуальности. 

Интертекстуальность  рассматривается  как  один  из  принципов  выдвижения,  а  эпиграф,  в  свою  очередь,  является  одним  из  специфических  интертекстуальных  включений,  занимающих  сильную  позицию  начала  [6,  с.  135].  Все  интертекстуальные  включения,  включая  эпиграф  выполняют  в  цитирующем  тексте  две  взаимосвязанные  функции:  контактоустанавливающую  функцию  и  функцию  диалогизации  [6,  с.  129]  .

В  эпиграф  к  роману  Эдны  О’Брайен  “The  Light  of  the  Evening”  вынесена  цитата  из  книги  У.  Фолкнера  “Requiem  for  a  Nun”:

The  past  is  never  dead.  It’s  not  even  past.

Одной  из  тем  фолкнеровского  произведения,  рассказывающего  историю  Темпл  Дрейк,  женщины,  чья  жизнь  непоправимо  изуродована  чудовищными  отношениями  в  мире,  является  тема  зависимости  настоящего  от  прошлого.  В  своем  разговоре  с  Темпл  Гэвин,  дядя  ее  мужа  и  адвокат,  защищавший  Нэнси,  намекает  на  прошлое  миссис  Стивенс,  влияние  которого  она  упорно  продолжает  отрицать  и,  тем  самым,  снимает  с  себя  ответственность  за  случившееся:

STEVENS:  Yet  you  invented  the  coincidence.

TEMPLE:  Mrs  Gowan  Stevens  did.

STEVENS:  Temple  Drake  did.  Mrs  Gowan  Stevens  is  not  even  fighting  in  this  class.  This  is  Temple  Drake's.

TEMPLE:  Temple  Drake  is  dead.

STEVENS:  The  past  is  never  dead.  It's  not  even  past  [8,  с.  232].

Всего  одной  фразой  умный  и  проницательный  Гэвин  выражает  мысли  Фолкнера  о  невозможности  убежать  от  прошлого,  от  себя.  Нет  такого  понятия  как  освобождение  от  прошлого,  поскольку  прошлое  и  настоящее  неразделимы  в  совести  человека.  Как  бы  он  ни  стремился  натянуть  на  себя  новую  маску,  попытаться  искупить  свою  вину  за  некогда  совершенные  поступки,  навсегда  забыть  о  том,  что  было  и  начать  жизнь  с  чистого  лица,  призраки  прошлого  никогда  не  оставят  его.  Трагедия  прошлого  порождает  новые  трагедии,  и  даже  порыв  сострадания  превращается  в  акт  насилия.  Именно  это  и  происходит  с  миссис  Стивенс  (в  прошлом  Темпл  Дрейк),  женщиной,  которая  под  влиянием  прошлого  позволила  убить  собственного  ребенка. 

В  романе  “The  Light  of  the  Evening”  цитата  из  речи  Стивенса  вступает  в  диалогическое  взаимодействие  с  текстом  и  получает  свое  развитие  в  раскрытии  и  художественной  интерпретации  темы  неделимости  прошлого  и  настоящего.  Уже  с  первой  главы  читатель  убеждается,  что  ничто  в  этой  жизни  не  проходит  для  человека  бесследно.  Только  от  него  самого  зависит,  что  он  в  итоге  получит:  вознаграждение  или  кару.  Дилли  хорошо  понимает  причину  своей  болезни.  Это  не  случайность,  это  —  расплата  за  все  те  поступки,  которые  она  когда-то  совершила:

Patsy  giving  them  their  Latin  name,  Herpes  zoster,  describing  how  the  pain  attacked  the  line  of  the  nerves,  something  Dilly  knew  beyond  the  Latin  words  when  she  had  wept  night  after  night  as  they  oozed  and  bled,  when  nothing,  no  tablets,  no  prayer,  no  interceding,  could  do  anything  for  her,  a  punishment  so  acute  that  she  often  felt  one  half  of  her  body  was  in  munity  against  the  other  half,  a  punishment  for  some  terrible  crime  she  had  committed  [7,  с.  8].

Однако,  сила  прошлого  связана  не  только  с  последующей  расплатой  за  грехи.  Прошлое  —  это  то,  что  определяет  во  многом  всю  последующую  жизнь  человека:  его  действия,  слова,  мысли.  Порой  травма,  полученная  когда-то  в  детстве,  будь  то  физическая  или  душевная,  мешает  найти  себя,  обрести  тот  пресловутый  «душевный  покой»,  и,  кажется,  уже  ничто  не  способно  заглушить  ту  боль,  с  которой  приходится  жить,  ничто  не  может  возродить  то  лучшее,  что  когда-то  погибло  где-то  внутри:

I  cried,  cried  for  the  fact  of  not  having  cried  and  for  those  full  and  brimming  feelings  that  were  best  of  me,  but  that  had  died  [7,  с.  250]

Прошлое  невозможно  забыть,  стереть  из  памяти,  придать  забвению.  Болезненные  воспоминания  не  исчезают,  они  лишь  перестают  быть  «видимыми»  на  какое-то  время,  но  это  не  значит,  что  они  причиняют  человеку  меньше  страданий.  Элеанора  так  и  не  смогла  простить  мать  за  то  одиночество,  которое  она  чувствовала  всю  жизнь,  за  то,  что  ее  брат  был  всегда  для  Дилли  на  первом  месте.  И  сама  Дилли  это  не  скрывает:

I  did  more  perhaps  for  your  brother  than  for  you  long  ago  [7,  с.  269].

Элеанора  не  только  навсегда  отдалилась  от  матери:

Picturesque  things,  but  never  the  pitch,  never  why  the  daughter  was  in  those  blond  square  or  whom  she  was  with,  not  the  letter  a  mother  would  have  wished  for,  not  an  opening  or  rather  a  re-opening  of  hearts,  such  as  had  once  been  [7,  с.  179].

Но  так  и  не  смогла  ничем  заполнить  эту  душевную  пустоту:  ни  работой,  ни  любимым  мужчиной,  ни  собственными  детьми:

‘You’ve  never  been  lonely?’  he  said,  quizzically.

‘I  was…I  talked  to  trees  when  I  was  young,’  she  said.  [..]

Later  that  week  he  drove  to  the  city  and  took  her  to  the  cinema,  where  they  saw  Ballad  of  Soldier,  a  Russian  film  about  a  soldier  being  given  leave  to  go  home  to  see  his  mother,  bearing  a  gift  of  a  bar  of  soap,  but  because  of  many  hazards  and  the  soldier’s  kindness  at  helping  others,  he  arrived  at  his  mother’s  house  only  minutes  before  the  twenty-four  hours  leave  had  expired  and  he  had  to  return  immediately.  Her  husband-to-be  could  not  understand  why  she  cried  so  much  in  the  cinema,  then  out  in  the  street,  cried  in  the  restaurant  where  he  had  taken  her,  tears  that  neither  he  nor  she  could  assuage  [7,  с.  124—125].

Элеанора  так  и  не  узнала,  что  значит  любить  и  быть  любимой.  Слова  матери  ‘we  are  not  born  for  happiness’  стали  для  нее  определяющими  на  всю  дальнейшую  жизнь:

Unloved  and  unlovable,  her  whole  life  has  been  crocked  using  others  [7,  с.  158]

Именно  так  писал  о  ней  муж,  с  которым  она  так  и  не  стала  близка,  не  смотря  на  рождение  двоих  детей. 

Помимо  эпиграфа,  к  сильным  позициям  текста  традиционно  относят  начало  и  конец  литературного  произведения. 

В  рассматриваемом  романе  “The  Light  of  the  Evening”  Эдны  О’Брайен  роль  начала  играет  пролог,  а  подводит  итог  всему  произведению  —  эпилог.  Пролог  —  важнейший  композиционный  элемент  произведения,  который  не  входит  в  основной  сюжет,  но  дает  ключевую  информацию  для  понимания  смысла  последующих  событий,  задает  тон  произведения,  акцентирует  внимание  читателя  на  основных  проблемах,  затронутых  в  тексте,  или  разъясняет  художественный  замысел,  эстетическое  кредо  автора.  Эпилог,  как  заключительная  часть  литературного  произведения,  подводит  итог  вышесказанному,  ставит  финальную  точку  во  всем  произведении,  возвращая  все  на  круги  своя.  Таким  образом,  пролог  и  эпилог  связывают  все  произведение,  организуя  текст  в  единое  коммуникативное  и  композиционное  целое  [4].

Одной  из  центральных  тем  романа  является  тема  любви  и  неразрывной  связи  между  матерью  и  ребенком:

..but  remember  love  is  a  bull,  the  only  true  love  is  that  between  mother  and  child  [7,  с.  257].

В  прологе  Эдна  О’Брайен  смогла  отразить  всю  глубину  переживаний  матери,  отпускающей  своего  ребенка.  С  помощью  эпитетов  и  развернутой  метафоры  она  создала  настолько  поэтичный  и  одухотворенный  образ,  что  уже  с  первых  строчек  произведения  читатель  проникается  этим  ощущением  «нерушимой  связи»,  которое  не  покидает  его  на  протяжении  всего  произведения: 

…staring  with  a  grave  expression,  her  gnarled  fingers  clasped  as  in  prayer…the  virgin  marvel  of  her  white  dress  and  the  obligingness  of  her  stance…Her  eyes  shockingly  soft  and  beautiful  [7,  с.  1].

Эта  привязанность  настолько  велика,  настолько  священна,  что  даже  природа  не  остается  в  стороне:  она  вторит  тем  горестным  стенаниям,  которые  бушуют  в  материнском  сердце,  она  тоже  живет,  тоже  чувствует,  и  страдает:

One  can  feel  the  sultriness,  the  sun  beating  down  on  the  tops  of  the  drowsing  trees  and  over  the  nondescript  fields…the  cry  of  the  corncrake  will  carry  across  those  same  fields…  the  gloaming  and  the  dying  dust  [7,  с.  1].

Но  как  можно  проститься  с  собственным  ребенком?  Разве  возможно  матери  отдать  то  самое  ценное,  что  есть  в  ее  жизни?  К  сожалению,  она  бессильна  перед  временем  и  перед  природой,  и  именно  последнюю  она  винит  в  той  боли,  которую  ей  приходится  испытывать:

..it  is  not  our  fault  that  we  weep  so,  it  is  nature’s  fault  that  makes  us  first  full,  then  empty  [7,  с.  1].

Перифраз  в  данном  отрывке  очень  точно  описывает  беременность,  когда  внутри  женщины  находится  жизнь,  и  последующие  роды,  то  есть  освобождение  этой  жизни.  При  этом  слова  full  и  empty  становятся  настолько  эмоционально  окрашенными,  что  они  не  требуются  в  дальнейшем  объяснении.  Можно  сказать,  что  весь  последующий  роман  построен  на  этом  понятии  опустошенности  и  постоянном  стремлении  женщины  вернуть  ту  наполненность.

В  последнем  абзаце  пролога  Эдна  О’Брайен  подводит  итог  вышесказанному:

Such  is  the  wrath  of  the  mothers,  such  is  the  cry  of  the  mothers,  such  is  the  lamentation  of  the  mothers,  on  and  on  until  the  last  day,  the  last  bluish  tingle,  the  pismires,  the  gloaming  and  the  dying  dust  [7,  с.  1].

Полный  синтаксический  параллелизм  в  сочетании  с  анафорой  передает  всю  ту  глубину  страхов,  сомнений,  гнева  и  боли,  которые  способна  испытать  только  мать,  а  четыре  авторских  эвфемизма  подряд  еще  раз  подчеркивают,  что  эта  связь  матери  и  ребенка  сильнее  всего,  и  даже  сильнее  смерти. 

Таким  образом,  пролог  в  романе  “The  Light  of  the  Evening”  раскрывает  основную  тему  произведения,  задает  тон  всему  повествованию  и  дает  ключевую  информацию  для  понимания  смысла  последующих  событий.

В  роли  конца  романа,  как  говорилось  выше,  выступает  эпилог.  Эпилог  призван  поставить  финальную  точку,  подвести  итог.  Тема,  затронутая  с  самом  начале  произведения,  получает  свое  логическое  завершение,  а  читатель  получает  надежду,  что  еще  не  все  потеряно,  что  счастье  еще  возможно:

Twilight  falls  upon  her  in  the  kitchen,  in  that  partial  darkness,  the  soft  and  beautiful  light  of  the  moment’s  nearness;  the  soul’s  openness,  the  soul’s  magnanimity,  falling  timorously  through  the  universe  and  timorously  falling  upon  us  [7,  с.  172].

В  завершающем  абзаце  Эдна  О’Брайен  использует  параллельные  синтаксические  конструкции  и  стилистическую  инверсию,  которые  не  только  привлекают  внимание  читателя  к  самому  главному,  но  и  передают  всю  глубину  и  эмоциональность  момента  долгожданной  близости  и  открытости  между  матерью  и  дочерью. 

Однако  остается  ответить  на  главный  вопрос:  «Как?».  Как  вернуть  искренность  и  доверие?  Как  сделать  так,  чтобы  этот  свет  озарил  и  другие  семьи?

Ответ  здесь  же.  Надо  только  прислушаться:

‘There’s  no  place  like  home,’  she  said,  and  I  nodded  because  she  wanted  me  to  think  likewise  [7,  с.  271].

Quite  un-self-consciously,  she  ran  her  hands  along  her  neck,  all  along  the  sides  and  then  to  the  back,  to  feel  the  stiffness,  and  though  she  hadn’t  asked  me  I  felt  without  the  words  she  wished  me  to  massage  her  and  I  did…  [7,  с.  271].

…holding  the  bowl  of  her  head  in  my  hands,  entreating  her  to  let  go,  to  let  go  of  all  her  troubles…  [7,  с.  271].

…and  it  was  as  though  she  was  the  child  and  I  had  become  the  mother  [7,  с.  271].

Понимание  и  прощение,  забота  и  внимание  —  вот  четыре  составляющие  этого  счастья.  Только  ребенок  может  стать  для  женщины  самым  большим  счастьем  или  самым  глубоким  разочарованием.  Он  способен  наполнить  или  опустошить,  возвысить  или  погубить.

Любите  своих  родителей  несмотря  ни  на  что,  умейте  прощать  и  никогда  не  судите,  ведь  вы  можете  не  знать  истинные  причины  их  поступков  —  вот,  что  хотела  донести  до  читателя  в  своем  романе  Эдна  О’Брайен. 

Одной  из  важнейших  сильных  позиций  текста  является  заглавие.  Заголовок  —  доминанта  смысла  всего  текста,  подчиняющая  себе  его  построение,  а  следовательно,  и  восприятие;  он  может  быть  загадкой  для  читателя  и,  наоборот,  ключом  к  разгадке  авторского  замысла,  потому  что  заголовок  обладает  прогностическими  возможностями.  Довольно  часто,  вместе  с  финалом  заголовок  может  составлять  композиционное  кольцо,  так  как  заголовок  в  художественном  тексте  является  камертоном,  настраивающим  читателя  на  восприятие.  Именно  такая  связь  наблюдается  в  романе  Эдны  О’Брайен  “The  Light  of  the  Evening”.

Смысл  заглавия  становится  понятен  для  читателя  только  на  последних  строчках  произведения:

Twilight  falls  upon  her  in  the  kitchen,  in  that  partial  darkness,  the  soft  and  beautiful  light  of  the  moment’s  nearness;  the  soul’s  openness,  the  soul’s  magnanimity,  falling  timorously  through  the  universe  and  timorously  falling  upon  us  [7,  с.  172].

Тот  свет,  о  котором  Эдна  О’Брайен  говорит  в  заглавии,  понимается  не  в  прямом,  а  в  переносном  значении:  это  свет,  исходящий  из  души  любящего  человека;  благородное  сияние,  озаряющее  нашу  жизнь  в  самые  тяжелые  моменты,  дающее  надежду  и  указывающее  путь.  Анализируя  события  романа,  несложно  заметить,  какое  значение  этот  луч  света,  этот  момент  близости  имел  как  для  матери,  так  и  для  дочери.  Ведь  как  тяжело  осознавать,  что  самые  близкие  друг  другу  люди  могут  быть  настолько  далеки:

You  ask  me  in  the  name  of  God  to  go  to  you,  to  comfort  you,  and  I  would  dearly  like  to  except  that  it  entails  going  back,  back  to  that  frankness  that  can  lead  to  murder,  that  frankness  which  we  only  allow  in,  in  the  madness  of  dream  [7,  с.  210]. 

Как  трудно  представить,  что  отношения  матери  и  дочери,  некогда  не  представляющих  свою  жизнь  друг  без  друга,  могут  разрушиться  в  один  миг;  что  ребенок,  в  которого  мать  вложила  всю  душу  и  силы,  может  отвернуться  от  нее:

Between  them  once  such  nearness,  breathing  in  tandem  where  they  slept  together,  most  often  petrified,  in  the  same  bed,  the  same  tastes  in  food,  the  lemon  curd  with  the  soft  folds  of  barely  baked  meringue  over  a  queen  of  puddings,  the  same  tastes  in  fashion,  a  penchant  for  the  tweeds  with  the  flecks  of  blue  and  purple,  colours  that  summoned  up  hill  and  dale,  the  blue  glass  rosary  beads  from  Lourdes  that  they  prayed  on  together,  each  praying  that  the  other  would  not  die  first,  vowing  to  die  together,  inseparable  and  yet  all  of  it  vanished.  Eleanora  with  a  different  lifestyle,  men  and  Shakespeare  and  God  knows  what  else.  Oh  yes,  a  fine  firmament  in  which  there  was  no  chair  saved  for  Mother  [7,  с.  178—179].

Второе  слово  из  заглавия  ‘evening’  так  же  несет  в  себя  определенное  смысловое  значение,  активизируя  восприятие  читателя  и  направляя  его  внимание  к  самому  важному.  Именно  о  вечере  говорится  в  эпилоге:

…a  bit  of  a  chill  to  the  evening…  [7,  с.  271].

и,  в  частности,  в  последнем  абзаце:

Twilight  falls…  [7,  с.  271].

Вечернее  время  становится  моментом  откровения  и  преодоления  той  пропасти,  которая  существует  в  отношениях  матери  и  дочери.  Сгущающиеся  сумерки  призваны  усилить  эффект  того  самого  света,  символизирующего  надежду;  происходит  игра  контрастов:  темное-светлое,  непонимание-откровение. 

С  другой  стороны  вечер  —  это  то  время,  когда  день  со  всеми  его  сложностями  и  невзгодами  подходит  к  концу,  и  завтра  можно  попробовать  начать  все  сначала,  восстановить  то,  что  бы  упущено,  сказать  то,  о  чем  так  долго  приходилось  молчать:

Waiting  to  her  mother  on  the  platform,  Eleanora  thought  how  much  left  unsaid,  how  she  had  held  her  mother  at  a  distance  for  the  very  simple  reason  that  she  feared  she  would  break  down  completely  if  she  confessed  to  how  unhappy  she  was  [7,  с.  150].

Таким  образом  можно  сказать,  что  сильные  позиции  текста  играют  важную  роль  в  отражении  художественного  мира  О’Брайен  и  в  формирования  ее  идиостиля.  В  частности  эпиграф,  являясь  специфическим  интертекстуальным  включением,  вступает  в  диалогическое  взаимодействие  с  текстом  и  получает  свое  развитие  в  раскрытии  и  художественной  интерпретации  темы  неделимости  прошлого  и  настоящего.  Пролог  и  эпилог  не  только  связывают  все  произведение,  организуя  текст  в  единое  коммуникативное  и  композиционное  целое,  но  также  служат  средством  актуализации  другой  извечной  темы  —  темы  любви  и  неразрывной  связи  между  матерью  и  ребенком.  Особая  роль  в  романе  отводится  заглавию,  как  одной  из  важнейших  сильных  позиций  текста.  Заголовок  в  романе  —  доминанта  смысла  всего  текста,  подчиняющая  себе  его  построение,  и  в  силу  своих  прогностических  возможностей,  служащая  ключом  к  разгадке  авторского  замысла.  Однако  своеобразие  стиля  Эдны  О’Брайен  заключается  в  том,  что  вместе  с  финалом  заголовок  составляет  композиционное  кольцо,  и  смысл  заглавия  становится  понятен  для  читателя  только  на  последних  строчках  произведения,  тем  самым  обеспечивая  связанность  текста  и  его  запоминаемость.

Список  литературы:

1. Арнольд  И.В.  Стилистика.  Современный  английский  язык:  Учебник  для  вузов.  7-е  изд.  М.:  Флинта:  Наука,  2005.  —  384  с. 
2. Григорьев  В.П.  Грамматика  идиостиля  /  В.П.  Григорьев,  В.  Хлебников.  М.:  Наука,  1983.  —  С.  54.
3. Домашнев  А.И.  Интерпретация  художественного  текста:  Немецкий  язык:  Учебное  пособие  для  студентов  пед.  ин-тов  М.:  Просвещение,  1989,  —  208  с.
4. Лузина  Л.Г.  Распределение  информации  в  тексте  (когнитивный  и  прагмастилистический  аспекты)  М.:  ИНИОН  РАН,  1996.  —  139  с.
5. Тарасова  И.А.  Поэтический  идиостиль  в  когнитивном  аспекте:  на  материале  поэзии  Г.  Иванова  и  И.  Анненского:  автореф.  Саратов,  2004.  —  484  с.
6. Фомичева  Ж.Е.  Интертекстуальность  как  средство  воплощения  иронии  в  современном  английском  романе:  автореф.  СПб.,  1992.  —  223  с.
7. O’Brien  E.  The  Light  of  the  Evening.  London:  Weidenfeld  &  Nicolson,  2006.  —  272  p.
8. Faulkner  W.  Requiem  for  a  Nun.  New  York:  Vintage  International,  2012.  —  337  p.