МОТИВ ДВИЖЕНИЯ В ЛИРИКЕ А.А. БЛОКА

Исследование мотива как одной из важнейших категорий в литературоведении более активно началось в начале XX в. Несмотря на отсутствие точного определения данного понятия, ученые отождествляют мотив с сюжетом; некоторые идентифицируют мотив как дополнительную, второстепенную тему произведения (например, мотив полнолуния у М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита») [1]. Форма бытования его разнообразна: от темы до художественной детали. Мотив тесно связан с темой и идеей произведения. Связь эта проявляется в семантической значимости в виде ключевых слов и даже целых эпизодов и глав. Б. В. Томашевский и В. Б. Шкловский полагают, что мотив это смысловой центр как отдельного высказывания, так и целого текста. Несмотря на многие сходные положения, данные теории имеют одно существенное различие: мотивы у Шкловского элементы сюжета, а у Томашевского мотив имеет тесную связь с фабулой произведения [4, с. 185]. Один из существенных признаков мотива – это его повторяемость и связь с идеей произведения. Так, Ф. К. Сологуба единогласно считали «поэтом смерти», потому что этот мотив у него был превалирующим. Исходя из этого положения, мы можем говорить, что для творчества М. Ю. Лермонтова характерен мотив одиночества. Для лирики К. Н. Батюшкова античные, элегически-идеальные мотивы и т.п. Стоит отметить, что для мотива характерна как и статичность, то есть невмешательство в сюжетные события, так и влияние на сюжет, то есть динамичность. Следовательно, мотивы подразделяются на сюжетообразующие и статические [4].

Также мы не должны забывать о такой разновидности мотива, как архетип или иными словами мифологема – мотивы, заимствованные из произведений древности (мифов, легенд и т.д.). Например, по Юнгу, это может быть тень, старик, ребенок, и т.п., или же образы, характерные для философско-религиозных источников – блудный сын, а также базовые для любой культуры и общества в целом. К таким базовым мотивам-образам относят: месть, забвение, смерть, хаос и космос, свет и тьма, добро и зло, дом и дорога. Как мы видим, мотивов великое множество, и все они составляют единое полотно произведения. Так, мы, придерживаясь мнения ученых-фольклористов, можем утверждать тесную связь между мотивом и сюжетом, а также о предикативном значении мотива [5]. Так и мотив движения является одним из древнейших мотивов, берущих начало в фольклорной эпохе и продолжающих функционировать в литературной традиции и поныне.

«Всякое стихотворение – покрывало, растянутое на остриях нескольких слов. Эти слова светятся как звезды. Из-за них существует произведение», - говорит А. Блок о лирическом произведении [2, с. 84]. Так, согласно этому высказыванию, мы можем судить о словах, как о семантико-тематическом ядре литературного произведения и о системе ключевых мотивов.

Для анализа функционирования мотива движения (пути), мы решили обратиться к циклу стихотворений А. Блока «Распутья» (1902-1904).

7 ноября 1902 г. у Блока случается решительное объяснение с Л. Д. Менделеевой, после которого он пишет стихотворение «Я их хранил в пределе Иоанна…». Этот раздел отражает состояние поэта «после света», но все еще связан со «Стихами о Прекрасной Даме». На наш взгляд, этот раздел является переходным в творчестве поэта.

Движение в стихотворениях Блока присуще не только его лирическому герою, но и героине. Так, в стихотворении «Покраснели и гаснут ступени…» (1902) лирический герой находится в ожидании, а его возлюбленная в движении. Она пообещала ему прийти и исполняет обещание. У героя «неожиданно сбываются сны», а с приходом возлюбленной открывается храм, а над ними – «беззакатная глубь и высь» [3, c. 133]. Здесь путь лишь элемент воссоединения двух влюбленных.

Немного другой семантический оттенок имеет мотив пути в  стихотворении «Погружался я в море клевера…» (1903). Здесь лирический герой, погружаясь в море клевера, на мгновение окунается в детство. Ветер, зовущий с севера, его проводник в «дорогу пустынную, уходящую в темный лес».

Я иду по ней косогорами

И смотрю неустанно вперед,

Впереди с невинными взорами

Мое детское сердце идет. [3, c. 135]

Здесь путь не омрачен препятствиями, само движение дается легко. Кажется, что лирический герой уходит в сказочную страну, в чудесный мир, где нет печали и горя. И само путешествие приравнивается не к жанру сказки, а к были. Герой нас как бы убеждает в реальности происходящего и дает надежду, что тем, кто еще сохранил в себе «детское сердце», может найти туда дорогу.

Балладные мотивы встречаются и в другом произведении А. Блока «Я вырезал посох из дуба…» (1903). Лирический герой – нищий, имущество которого всего лишь посох, вырезанный из дуба, а одежды его бедны и грубы. Его путь сопровождает «ласковый шепот вьюги». Здесь мы видим явную пушкинскую традицию, где вьюга – элемент препятствия на пути к цели. Нищий молит о морозном солнце, блуждания его длятся весь день, прекращаясь, наконец, ввечеру у оконца. Хозяйкой оказывается «молодая, с золотой косою, /С ясной, открытой душою», которая узнает нищем своего «царевича приветного» [3, c. 136]. Так, путь лирического героя заканчивается воссоединением с возлюбленной, к которому он так долго стремился несмотря на преграду в виде вьюги. В данном стихотворении мотив пути обретает оттенок значения поиска пути, истинного счастья и последующего его обретения, в данном случае в виде женщины, так похожей на Прекрасную Даму.

Совсем другое, библейское значение обретает мотив движения в стихотворении «Все ли спокойно в народе?» (1903). Император убит, народ постиг разброд и шатание, кто-то даже поет песни. Кто-то ожидает нового властителя, но народ не хочет новой власти.

Дремлют гражданские страсти -

Слышно, что кто-то идет. [3 , c. 135-136]

Но кто же этот новый народный смиритель? В ответ лишь дается его описание:

- Темен, и зол, и свиреп:

Инок у входа в обитель

Видел его - и ослеп. [3, c. 135-136]

И под его властью, под посохом железным люди бегут «как стада к неизведанным безднам», силясь скрыться от Суда. В данном стихотворении предстает образ Иоанна Богослова из Откровения, а людей страшит Страшный Суд, который будет вершить Христос, обещанный в Апокалипсисе. Здесь мотив движения имеет угнетающую коннотацию, люди, ослепленные страхом, бегут в неизвестность, но даже это их  не спасет от грядущей расплаты за их деяния.

Мотив суеты, беготни раскрыт и в другом произведении цикла «По городу бегал черный человек…» (1903).

По городу бегал черный человек.

Гасил он фонарики, карабкаясь на лестницу.

Медленный, белый подходил рассвет,

Вместе с человеком взбирался на лестницу. [3, c. 138]

Здесь образ фонарщика обретает другие символические черты самой ночи и ночного города. Его беготня поспешна и суетлива, ведь ему нужно успеть погасить все фонарики, а рассвет словно подгоняет его, взбираясь вместе с ним на лестницу. Закончив свое дело и увидев рассвет, человечек плачет, видя бледность города на заре. Возможно, он плачет потому, что власть его закончилась и смысл его жизни в ночи потерян из-за стремительно наступившего дня.

Таким образом, мы видим, что мотив движения в лирике А. А. Блока чрезвычайно многогранен и сочетает в себе различные традиции, присущие фольклору, творчеству поэтов и писателей 18-19 вв. Поэт мастерски играет с многозначностью данного мотива, интерпретируя его по-разному, и разумно использует  многофункциональность самого мотива как такового, а именно: в его творчестве поразительно сочетается и сюжетообразующая, и статичная функция. Но, мы должны отметить, что для данного сборника, относящегося к раннему творчеству А. А. Блока мотиву движения все же присуща сюжетообразующая функция, тесно связанная с балладными и фольклорными мотивами, а также с раннеромантическими традициями русских поэтом. 

Список литературы:

1. Белокуров С. П. Словарь литературоведческих терминов, 2005
2. Блок А. А. Записные книжки. 1901–1920 / А. А. Блок. – М.: Худож. лит., 1965. – 663 с.
3. Блок А. А. Стихотворения. Поэмы / А. А. Блок. – М.: Дрофа, 2006. – 413 с. – (Библиотека отечественной классической литературы)
4. Томашевский Б. В. Теория литературы. Поэтика / Б.В. Томашевский. – М.: Аспект Пресс, 1996. – 334 с., с. 185
5. Хализев В. Е. Теория литературы / В.Е. Хализев. [3-е изд.. испр. и  доп.]. – М.: Высш. шк., 2002. – 437 с.