ПОЭТИЗАЦИЯ  ОБРАЗА  ХОЛОДНОГО  ОРУЖИЯ  ПРИ  ЭКСПЛИКАЦИИ  ВОЕННЫХ  МОТИВОВ  В  КУБАНСКИХ  КАЗАЧЬИХ  ПЕСНЯХ

Епатко  Татьяна  Александровна

старший  преподаватель  кафедры  русского  языка 
Краснодарского  высшего  военного  авиационного  училища  лётчиков, 
РФ,  г.  Краснодар

E-mail: 

POETIZATION  OF  “COLD  STEEL  ARMS”  IMAGE  BY  THE  EXPLICATION  OF  MILITARY  MOTIVES  IN  THE  SONGS  OF  KUBAN  COSSACKS

Epatko  Tatyana

senior  lecturer  of  Russian  language  department 
of  Krasnodar  Higher  Military  School  for  Pilots, 
Russia,  Krasnodar

АННОТАЦИЯ

В  статье  рассматривается  лексико-семантическое  воплощение  образов  холодного  оружия,  в  частности,  образов  сабли,  шашки  и  клинка,  эксплицирующих  мотив  сражения  и  мотив  служения  родине  в  кубанских  казачьих  песнях.  Обращается  внимание  на  то,  что  образы  холодного  оружия  могут  выполнять  и  атрибутивную  функцию  при  создании  портрета  казака.

ABSTRACT

This  article  dwells  upon  lexical-semantic  representation  of  “cold  steel  arms”  image  and,  in  particular,  images  of  sabre,  cavalry  sword  and  blade,  explicating  the  motive  of  battle  and  the  motive  of  devotion  to  the  motherland  in  Kuban  Cossacks’  songs.  It  is  emphasized  that  “cold  steel  arms”  images  can  also  perform  an  attributive  function  while  creating  the  portrait  of  a  Cossack.

Ключевые  слова:  казачья  песня;  мотив;  образ;  сема;  семантический  признак. 

Keywords:  Cossack’s  song;  motive;  image;  seme;  semantic  feature.

И  в  древности,  и  в  наше  время  оружие  было  необходимым  атрибутом  военных  действий,  поэтому  образы  оружия  –  «своего»  и  вражеского,  холодного  и  огнестрельного  –  обязательно  присутствуют  в  фольклоре  разных  народов,  посвящённом  военной  тематике.  «Казак  может  исполнить  свой  воинский  долг  и  осуществить  предуказанный  подвиг  лишь  с  реальным  оружием  в  руках»  [6,  с.  203],  поэтому  образы  оружия,  эксплицирующие  военные  мотивы,  стали  неотъемлемой  частью  и  кубанских  казачьих  песен. 

В  этой  статье  мы  коснёмся  образов  казачьего  холодного  оружия,  сделаем  попытку  проследить,  какие  военные  мотивы  эксплицируют  эти  образы.  Было  обследовано  373  песни  военной  тематики.  Это  песни  черноморских,  линейных  казаков,  а  также  кубанские  казачьи  песни  гражданской  войны  и  Великой  Отечественной  войны.  Собирательный  образ  «своего»  оружия  присутствует  в  76  текстах,  где,  складываясь  из  образов  холодного  и  огнестрельного  оружия,  имеет  разветвлённую  структуру.  Так,  к  образам-именованиям  казачьего  холодного  оружия  можно  отнести  слова  «пика»  (1  упоминание),  «копьё»  (3  упоминания),  «штык»  (3  упоминания),  «меч»  (2  упоминания),  «нож»  (1  упоминание),  «кинжал»  (2  упоминания).  Но  наиболее  частотными  в  кубанских  народных  песнях  являются  образ  сабли  (присутствует  в  12  песнях),  шашки  (присутствует  в  15  песнях)  и  клинка  (присутствует  в  3  песнях).  Сабля  и  шашка  –  два  похожих  вида  холодного  оружия.  «Сабля  –  рубящее  и  колющее  оружие  с  длинным  изогнутым  клинком»  [7,  с.  681],  а  «шашка  –  колющее  и  рубящее  оружие  со  слегка  изогнутым  клинком»  [7,  с.  881].  Образ  клинка  метонимически  сближен  с  образами  шашки  и  сабли:  клинок  –  это  «режущая  и  колющая  часть  холодного  оружия»  [7,  с.  272].  Сближает  эти  образы  и  то,  что  сабля  и  шашка  –  самый  романтичный  вид  казачьего  оружия.  «Действительно,  история,  героика,  романтика  тесно  переплетаются,  когда  речь  заходит  о  скачущей  с  обнажёнными  шашками  на  врага  казачьей  лаве»  [5,  с.  174].  Логично  было  бы  рассматривать  образы  сабли,  шашки  и  клинка  как  единый  образ  холодного  оружия. 

Слова-именования  «сабля»,  «шашка»  и  «клинок»  в  подавляющем  большинстве  текстов  казачьих  песен  употребляются  в  прямом  значении.  Определения,  характеризующие  образы,  актуализируют  ассоциативные  (потенциальные)  семы  слов  «сабля»,  «шашка»  и  «клинок»,  называя  материал,  из  которого  сделано  оружие:  «стальная  (сабля,  шашка)»;  описывая  внешний  вид:  «кривая  (сабля)»;  принадлежность:  «партизанская  (шашка)»;  назначение:  «боевая  (сабля)»;  боеспособность:  «(шабелька)  вострая»,  «острые  (клинки)»;  «(шашки)  востры».  Надо  отметить,  что  последнее  определение  наиболее  частотно  (8  употреблений)  и  характеризует  образ  холодного  оружия  в  его  разных  функциональных  статусах,  о  которых  будет  сказано  ниже.  Такое  определение  можно  считать  характерным  для  фольклора  постоянным  эпитетом.  Например,  в  песне  «Гей,  Кубань,  река  широкая…»  он  использован  при  описании  оружия  казачьей  конницы:

Впереди  остры  клинки,

В  бой!  Кубанцы-казаки  [4,  c.  36,  №  68]!

А  в  песне  «Спят  все  рощи  и  долины…»  с  помощью  эпитета  «остра»  описана  шашка  возвращающегося  с  войны  казака:

Ой  да,  в  его  шапка  набекрени

Да  весь  мундирчик  во  крови,

Ой  да,  винтовочка  заряжёна

Остра  шашка  при  боке  [1,  c.  189,  №  109].

Итак,  определения-прилагательные,  употреблённые  в  прямом  значении,  характеризуют  саблю,  шашку  и  клинок  лишь  как  холодное  оружие,  не  выводя  эти  слова  за  пределы  своего  предметного  языкового  смысла. 

Одна  из  функций  образов  казачьего  оружия  в  кубанских  народных  песнях  –  это  функция  вещи-характеристики.  При  создании  портрета  казака  образы  оружия  не  эксплицируют  боевых  мотивов.  Они  являются  необходимым  атрибутивным  элементом  образа  воина,  готового  защищать  родину.  «Распространённым  приёмом  героической  характеристики,  её  видимым,  внешним  атрибутом  в  народной  картине  мира  выступает  великолепие  и  неповторимость  справляемого  казаками  оружия»  [6,  с.  213].  Вот  портрет  казака  в  песне  «Йихав  козак  за  Кубань…»:

Мушкетюга  у  чехли,  а  шаблюка  пры  боци,  Ратыще  довгее,  шабелька  гострая,  чому  не  козак  [3,  c.  225,  №  11]?

А  вот  как  описывает  партизана-казака  песня  «На  коне  вороном…»:

На  коне  вороном  Выезжал  партизан.  Э-э-ой,  сабля  вострая  с  ним,  Две  гранаты  и  наган  [4,  c.  67,  №  140].

Другие  семантические  признаки  образов  сабли,  шашки  и  клинка  реализуются  в  ситуации  сражения  казаков  с  врагами.  Образы  «своего»  холодного  оружия  и  здесь  имеют  прямое  воплощение,  но  при  этом  они  эксплицируют  мотив  сражения  (либо  атаки  казачьей  конницы,  либо  пешего  рукопашного  боя).  В  контекстах  казачьих  песен  образы  сабли,  шашки,  клинка  не  являются  субъектами  действия  в  ситуации  сражения  (как,  например,  образ  вражеской  пули),  поэтому  практически  отсутствует  и  глагольная  лексика,  обозначающая  действия  холодного  оружия.  В  тех  контекстах,  где  употребляются  слова-образы  «сабля»,  «шашка»  и  «клинок»,  глагольная  лексика  характеризует  действия  казака  с  этим  оружием.  Это  лексико-семантическая  группа  глаголов  движения,  рисующих  действия  защитника  родины  в  бою:  «с  шашкой  он  в  толпу  кидался»,  «бросимся  мы  в  шашки»,  «вынув  шашки,..  в  бой  пошли».  Также  образы  казачьего  холодного  оружия  характеризуются  глагольными  формами  лексико-семантической  группы  со  значением  движения  рук  человека  в  бою:  «за  саблю  казак  взялся»,  «руку  с  шашкой  протянул  вперёд»,  «брязнул  шашки  кольцом»,  «шашки  приготовьте»,  «обнажив  клинки»,  «вынув  шашки»,  «стальная  шашка,  стиснутая  твёрдо».  В  песне  «Ой  да,  вспомним,  братцы,  мы,  кубанцы…»  характерный  для  языка  фольклора  лексический  повтор  –  «один  из  способов  подчеркнуть  значение  слова»  [8,  с.  531]  –  усиливает  значимость  казачьей  шашки  в  рукопашном  бою:

Вынув  шашки  наголо,  Вынув  шашки,  вынув  остры,  Все  в  атаку,  в  бой  пошли  [1,  c.  258,  №  132].

Таким  образом,  эксплицируя  мотив  сражения,  образы  казачьего  холодного  оружия  имеют  прямое  словесное  воплощение  и  функциональный  статус  инструмента  действия.  Функцию  субъекта  действия  эти  образы  приобретают  редко.  Например,  в  песне  «И  нэ  пьють,  нэ  йидять  кони  вороные…»  в  сочетании  с  глаголами,  имеющими  сему  звука,  образ  множества  сабель  является  уже  не  инструментом,  а  участником  ситуации  боя:

И  шумлять,  и  гудять  Шабэлькы  кривые  Раз,  два!  Марш  вперёд,  труба  зовёт  [1,  c.  295,  №  150]!

В  более  поздней  (периода  Великой  Отечественной  войны)  казачьей  песне  «Над  Кубанью  скачут  кони…»,  вероятно,  испытавшей  на  себе  влияние  письменной  литературы,  мы  находим  яркий  метафорический  образ  сабли  –  защитницы  родины.  Командир  обращается  к  казаку:

Прегради  дорогу  фрицам  –  Острой  сабле  гнев  отдай.  Пусть  она  сверканьем  брызнет,  Сизой  сталью  запоёт,  Пусть  она  во  имя  жизни  Смерть  фашистам  принесёт  [4,  c.  17,  №  24].

Образ  сабли  здесь  создаётся  с  помощью  эпитета  «сизой  (сталью)»  и  метафоры  «сверканьем  брызнет»,  имеющих  сему  света/цвета.  «Сизый  –  тёмно-серый  с  синеватым  оттенком»  [7,  с.  705].  Метафора  «сверканьем  брызнет»  в  данном  контексте  антонимична  цветовому  эпитету.  Контекстуально  антонимичные  эпитет  и  метафора  создают  впечатление  тёмного,  но  агрессивно-слепящего  цвета  сабли.  Метафорический  глагол  «запоёт  (сабля)»,  обладающий  семой  звука,  олицетворяет  образ  сабли,  «дарит»  ему  голос.  Голос  сабли  –  резкий  звук  рассекаемого  ею  воздуха  –  твёрдый,  стальной,  потому  что  олицетворение  включает  в  себя  ещё  один  семантический  признак  лексемы  «сабля»  –  материал,  из  которого  она  сделана  («сталью  запоёт»).  Глагольная  метафора  «острой  сабле  гнев  отдай»  тоже  оживотворяет  образ  сабли,  наполняет  его  человеческими  эмоциями,  завершая  предикативное  олицетворение  образа  этого  вида  холодного  оружия.  Сабля  перестаёт  быть  просто  оружием,  инструментом  в  руках  человека,  она  становится  воительницей,  защитницей  родины.  Метафора  «она  (сабля)  во  имя  жизни  смерть  фашистам  принесёт»  актуализирует  потенциальные,  ассоциативные  и  антиномичные  семы  смерти  и  жизни  слова-образа  «сабля».  В  обследованных  текстах  казачьих  песен  не  обнаружено  слов  с  семой  смерти  в  ассоциативно-семантических  полях  образов  казачьей  сабли,  шашки  и  клинка  (в  отличие  от  образов  вражеского  оружия).  Можно  предположить,  что  казак  не  ассоциировал  «своё»  холодное  оружие  со  смертью.  В  песне  «Над  Кубанью  скачут  кони…»  встречается  нетипичный  для  фольклорной  песни  образ  казачьей  сабли.  Но  метафорические  образы  казачьего  оружия  встречаются  в  народных  песнях  сравнительно  редко.

Интересна  роль  образов  казачьего  холодного  оружия  в  ситуации  проводов  казака  на  службу,  на  войну.  При  описании  этой  ситуации  в  ассоциативно-семантическое  поле  образов  «своего»  оружия  входят  глагольные  формы  с  семой  «дать».  В  контекстах  казачьих  песен  эти  глагольные  формы  соотносятся  со  словами-образами  «сабля»,  «шашка»  и  «клинок»  не  как  с  инструментами,  а  как  с  объектами  действия.  Провожая  казака  на  службу,  на  войну,  отец,  жена,  родные  вручают  ему  оружие  и  нередко  коня,  как,  например,  в  песне  «Конь  боевой  с  походным  вьюком…»:

Вот  говорит  отец:  «Послушай  Моих  речей,  сын,  наперёд.  Служил  твой  дед,  служил  и  я,  И  твой  теперь  пришёл  черёд.  Даю  тебе  коня  лихого,  Пику,  шашку,  портупей»  [1,  c.  43,  №  20]. 

Образы  сабли,  шашки  и  клинка  в  подобном  контексте  чаще  встречаются  в  казачьих  песнях  периода  Великой  Отечественной  войны.  Вот  как  описывает  сборы  партизана  песня  «В  чистом  поле  под  ракитой…»:

Я  сама  героя  провожала  В  дальний  путь  на  славные  дела,  Э-э-э  боевую  саблю  подавала,  Вороного  коника  вела  [4,  c.  78,  №  162].

В  песне  «Напишет  молодка  письмо…»  казак  просит,  собираясь  на  войну:

Мне  навись,  казачка,  дедушкин  клинок  [4,  c.  39,  №  76]. 

А  в  песне  «Собирай  в  путь-дорогу,  мамаша…»  казак  обещает:

С  партизанской  горячею  шашкой,  Мне  вручённой  родимым  отцом,  За  Кубань,  за  свободную  нашу,  Буду  самым  отважным  бойцом  [4,  c.  23,  №  39].

В  последнем  контексте  определение  «горячая»,  употреблённое  в  переносном  значении,  является  метафорическим  эпитетом,  оживотворяющим  образ  шашки,  перенося  на  неё  вспыльчивость,  порывистость  казака.  Но,  как  уже  было  отмечено,  подобное  метафорическое  воплощение  образов  «своего»  оружия  встречается  в  казачьих  песнях  нечасто.

Именно  в  контексте  проводов  казака  на  службу,  в  сочетании  с  глагольными  формами,  означающими  вручение  оружия  казаку,  слова-образы  «сабля»,  «шашка»  и  «клинок»  приобретают  символическое  значение.  Решающую  роль  при  этом  играет  «контекстуальная  выделенность  слова-символа,  его  контекстуальная  обусловленность»  [2,  с.  209].  Образы  сабли,  шашки  и  клинка  являются  символами  казачьей  доблести  и  преемственности  поколений  казаков-защитников  родины.  Это  подчёркивает  определение  со  значением  принадлежности  –  «дедушкин  (клинок)».  Сабля,  шашка,  клинок  необходимы  казаку  для  службы,  служения  Родине.  Не  случайно  «переход  юноши  в  новый  социально-возрастной  класс  воинов»  у  казаков  был  связан  «с  вхождением  в  мир  предметов,  наделённых  особым  смысловым  содержанием»  [6,  с.  202].  К  числу  таких  предметов  относилось  и  оружие.  Вместе  с  оружием  отец  передавал  сыну  и  память  о  своих  подвигах.  Даже  император  Николай  II  разрешил  казакам  выходить  на  службу  не  с  оружием  казённого  образца,  а  с  шашками  и  кинжалами  отцов  и  дедов  [6,  с.  214].

Песня  «Гэй,  у  мэнэ  був  коняка…»  рассказывает  о  противоположной  ситуации:  казак  лишился  и  коня,  и  шашки  –  символа  доблести:

Ту  коняку  туркы  вкралы,  Ляхы  шашку  поломалы  [1,  c.  280,  №  143]…

Казак  перестал  быть  воином-защитником,  теперь  он  пашет  сухую  ниву  и  очень  страдает.  В  данных  контекстах  слова-образы  «шашка»,  «сабля»  и  «клинок»,  выраженные  конкретными  существительными,  приобретают  обобщённое,  абстрактное  значение  и  становятся  словами-символами,  ведь  «семантика  слова-символа  сочетает  элементы  конкретного  и  абстрактного»  [2,  с.  17].  Эксплицируя  мотив  служения  родине,  образы  сабли,  шашки  и  клинка  развиваются  по  пути  символизации. 

Итак,  образы  «своего»  холодного  оружия  –  сабли,  шашки  и  клинка  –  в  кубанских  казачьих  песнях  чаще  имеют  прямое  воплощение.  Они  могут  выполнять  атрибутивную  функцию  вещи-характеристики,  части  необходимого  снаряжения  казака.  В  функции  инструмента  (редко  –  субъекта)  действия  образы  сабли,  шашки  и  клинка  эксплицируют  мотив  сражения.  Выполняя  функцию  объекта  действия,  эти  образы  приобретают  значение  символов  казачьей  доблести  и  эксплицируют  мотив  служения  Родине.

Список  литературы:

1. Захарченко  В.Г.  Народные  песни  Кубани.  Вып.  1.  –  Краснодар:  Краснодарское  книжное  изд-во,  1987.  –  320  с.
2. Кондрашова  О.В.  Семантика  поэтического  слова  (функционально-семантический  аспект).  –  Краснодар:  Изд-во  Кубанского  ун-та,  1998.  –  279  с.
3. Концевич  Г.М.  Народные  песни  казаков.  –  Краснодар:  Эдви,  2001.  –  448  с.
4. Мартыненко  Л.Б.,  Уварова  И.В.  Песни  и  частушки  периода  Великой  Отечественной  войны.  –  Краснодар:  Изд-во  Кубанского  ун-та,  2005.  –  210  с.
5. Матвеев  О.В.  Герои  и  войны  в  исторической  памяти  кубанского  казачества.  –  Краснодар,  2003.  –  200  с.
6. Матвеев  О.В.  Историческая  картина  мира  кубанского  казачества:  особенности  военно-сословных  представлений  (конец  XVIII  –  начало  XX  вв.):  Дис.  …  докт.  истор.  наук.  –  Краснодар,  2009.  –  630  с. 
7. Ожегов  С.И.,  Шведова  Н.Ю.  Толковый  словарь  русского  языка.  –  М.:  Азъ,  1994.  –  928  с.
8. Пропп  В.Я.  Русский  героический  эпос.  –  М.:  Лабиринт,  1999.  –  640  с.