ЯПОНСКАЯ  СКАЗКА  «ЗОЛОТОЙ  БАКЛАЖАН»  КАК  ПРИМЕР  НОВЕЛЛИЗИРОВАННОГО  СКАЗОЧНОГО  СЮЖЕТА  707  ЧУДЕСНЫЕ  ДЕТИ

Хэмлет  Татьяна  Юрьевна

соискатель  уч.  ст.  канд.  филол.  наук  Московского  педагогического  государственного  университета,  г.  Москва

E-mail: 

Жанр  —  категория  историческая.  В  процессе  развития  жанры  постоянно  трансформируются.  В  конце  XIX  в.  у  многих  народов  мира  в  жанре  волшебная  сказка  наметился  процесс  навеллизации.  С  одной  стороны,  сказка  впитывает  традиции  и  сохраняет  их,  сказочное  произведения  связано  с  фольклорной  окружающей  средой.  С  другой  стороны,  создание  сказки  —  это  процесс  внесения  в  сказочный  репертуар  нового  содержания.  Тематика  новеллизированных  сказок  —  личная  жизнь  героя,  проблемы  личной  жизни,  «их  конфликт  —  поколебленные  основы  феодального  быта»  [4,  c.  227].

Сюжет  Чудесные  дети  также  претерпевает  изменения,  наполняется  новым  содержанием.  К  сожалению,  изучением  новеллизированной  версии  сказочного  сюжета  707  Чудесные  дети  в  восточнославянском  фольклоре  занималась  только  профессор  Т.В.  Зуева,  а  сказочные  версии  этого  сюжета,  в  которых  проявились  тенденции  к  новеллизированию,  других  народов  мира  практически  не  изучались.  Анализируя  восточнославянскую  сказку,  Т.В.  Зуева  отметила,  что  «устаревание  эстетики  волшебной  сказки  выразилось  в  наметившейся  тенденции  «новеллизировать»  сюжет  «Чудесные  дети»  [3,  с.  194].  По  верному  замечанию  исследовательницы,  «вероятно,  произошло  обратное  воздействие  на  него  сказки  о  Безручке.  Появилась  еще  одна,  хотя  и  малораспространенная  версия  древнего  сюжета.  В  ней  весь  фантастический  мир,  за  исключением,  обязательной  чудесной  внешности  детей  был  утрачен»  [Там  же,  с.  194—195].  Таким  образом  в  этой  версии  сказка  стала  сводиться  к  следующей  схеме:

«I.  Царь  подслушивает  разговор  трех  сестер  и  женится  на  младшей  за  ее  обещание  родить  чудесного  сына.

II.  В  отсутствие  мужа  царица  выполняет  обещание,  но  завистливые  сестры  перехватывают  и  подменяют  ее  переписку  с  царем.

III.  По  мнимому  приказу  царя  мать  и  сына  изгоняют.

IV.  Они  узнают  о  свадьбе  царя  с  теткой  и  отправляются  во  дворец.

V.  Под  видом  сказки  сын  рассказывает  отцу  всю  правду,  а  в  конце  показывает  свои  чудесные  признаки.  Теток  казнят,  семейные  права  царицы  восстанавливаются»  [Там  же,  с.  195].

В  данной  версии,  как  и  в  сказке  Безручка,  эффект  неожиданного  узнавания  помимо  занимательности  имеет  важное  психологическое  значение,  так  как  во  время  во  время  рассказа  сына  о  всем  случившемся  с  ним  и  его  матерью  специально  заостряется  внимание  слушателей  на  реакции  вредителя,  который  не  должен  перебивать  рассказчика,  но  три  раза  его  перебивает. 

В  своем  исследовании  Т.В.  Зуева  пришла  к  справедливому  выводу  что  понятие  материнства,  которое  является  для  народа  критерием  оценки  матери,  раскрывается  не  в  фантастическом  плане,  а  «в  более  близком  для  XIX  в.  эмоционально-лирическом  ключе»  [Там  же,  с.  193].

Мы  считаем,  что  японская  народная  сказка  «Золотой  баклажан»  [10,  с.  173—175]  является  ярким  примером  сказки  Чудесные  дети,  в  которой  проявились  тенденции  к  новеллизированию  произведения.  Как  отметил  издатель,  данная  сказка  распространена  в  южной  части  Япониии  всего  было  записано  8  вариантов.  Один  из  лучших  вариантов  сказки  был  записан  на  острове  Садо  (Sado)  от  Кина  Накагава  (KinNakagava). 

Сюжетная  схема  сказки  «Золотой  баклажан»  такова:

1.  Знатный  господин  любит  свою  жену.  Завистники  огранизуют  неприличный  звук  и  сваливают  вину  за  этот  звук  на  жену.  Господин  сажает  беременную  жену  в  дрейфующую  лодку.

2.  Старики  спасают  молодую  беременную  женщину,  которая  в  их  доме  рождает  сына.

3.  Сын  узнал  правду  о  случившемся,  нашел  отца  и  на  доступном  примере  объяснил  абсурд  жестокого  наказания.  Признание  сына.  Воссоединение  сына  и  отца.

Как  мы  видим,  сказка  носит  название  «Золотой  баклажан».  В  сказке  у  героини  рождается  ребенок  уже  после  того,  как  ее  спасли  старики,  и  у  ребенка  нет  чудесных  светоносных  признаков.  Хотя  ребенок  рождается  “as  beautiful  as  a  jewel”  [Там  же,  c.  174]  (такой  красивый  как  драгоценный  камень).  Вполне  возможно,  что  сравнение  красоты  ребенка  с  сиянием  драгоценного  камня  является  результатом  поздней  записи  сказки  и  намеком  на  светоносность  ребенка.  Золотой  цвет  сохранился  в  названии  «Золотой  баклажан».  Золотой  цвет  в  сказке,  безусловно,  связан  с  небом.  Но  уже  в  названии  проявилась  эстетика  новеллизированной  сказки.  Ни  о  каком  баклажане  речь  в  сказке  не  идет,  в  сказке  предлагается  вырастить  золотое  дерево  с  чудесными  плодами,  но  при  этом  ставится  невыполнимое  условие.  Все  чудеса  заменены  вполне  правдоподобным  действием:  ребенок  разбивает  золотую  монетку  на  кусочки,  а  потом  объясняет  своему  отцу:  “Those  seeds  are  from  a  golden  tree.  If  one  plants  them  in  the  ashes  of  a  charcoal  brazier  and  fertilizes  them  every  day  with  tea,  a  sprout  will  come  up  and  grow  into  a  great  golden  tree  with  as  much  silver  and  golden  fruit  as  anyone  could  desire.  However,  unless  they  are  planted  by  someone  who  has  never  once  in  his  life  broken  wind,  they  will  not  sprout”  [Там  же,  c.  175]  (Это  семена  от  золотого  дерева.  Если  кто-нибудь  посадит  их  в  золу  древесного  угля  и  будет  поливать  их  каждый  день  чаем,  то  они  пустят  ростки  и  вырастет  огромное  золотое  дерево  с  таким  количеством  серебрянных  и  золотых  фруктов,  о  которых  только  можно  мечтать.  Однако  это  произойдет  только,  если  они  будут  посажены  человеком,  который  никогда  в  жизни  не  издавал  неприличный  звук  в  воздух,  а  то  они  никогда  не  взойдут.)  В  классических  версиях  сказочного  сюжета  707  Чудесные  дети  начиняют  иногда  золотом,  серебром  и  медью  огурцы,  а  птица  правды  с  помощью  этих  огурцов  разоблачает  ложь:  «Стал  огурец  резать  —  третий  огурец  золотом  начинен.  Царь  говорит: 

—  Сколько  живу  —  не  видывал,  чтобы  такие  огурцы  росли!

А  птичечка  ему  и  говорит:

—  Мы  тоже  не  слыхивали  и  не  видывали,  чтобы  женщина  вместо  ребенка  принесла  не  мышонка,  не  лягушонка,  а  неведомого  зверенка.  Это,  —  говорит,  два  твоих  сына,  а  это  твоя  дочь»  [2,  c.  312].  Как  невозможно  найти  в  природе  огурец  с  золотом  внутри,  а  в  японской  сказке  невозможно  найти  золотой  плод,  выросший  на  дереве. 

Известно,  что  в  мифологии  и  в  фольклоре  любого  народа  деревья  играют  важную  и  существенную  роль,  как  символы  жизни,  бессмертия,  соединения  двух  миров.  В  окфордском  словаре  мировой  мифологии  Леминга  отмечается:  “Trees  play  important  roles  in  mythology  as  natural  objects  rooted    in  the  earth  and  reaching  up  to  the  sky.  They  become  symbols  of  communication  between  the  world  of  humans  and  that  of  divinity,  as  at  the  case  of  the  world  tree…”  [9,  с.  302]  (Деревья  играют  важную  роль  в  мифологии  как  природные  объекты,  корнями  уходящие  в  землю,  ветвями  достающие  небо.  Они  становятся  символами  связи  между  миром  людей  и  божеством,  как  в  случае  с  деревом  мира).  В  мифологических  сказках-балладах  дерево  —  это  закономерный  этап  перевоплощения  светоносных  детей.  В  новеллизированной  сказке  о  получении  дерева  с  золотыми  и  серебрянными  плодами  говорится  как  о  невыполнимой  задаче.  Вся  фантастичность  происходящего  исчезает.  И  только  описание  этого  дерева  с  золотыми  и  серебрянными  плодами  свидетельствует  о  когда-то  существовавшей  связи  с  небесным  светом.  Узнав  о  нереальном  условии  получения  золотого  дерева,  господин  понимает  абсурдность  затеи.  На  таком  примере  сын  объясняет  отцу  всю  жестокость  наказания  его  матери:  «Why  did  you  punish  my  mother  so  severely,  setting  her  adrift  on  the  sea,  just  because  you  thought  she  once  broke  wind?»  [10,  с.  175]  (Почему  вы  наказали  мою  мать  так  жестоко,  посадив  ее  в  дрейфующую  по  морю  лодку,  потому  что  только  подумали,  что  это  она  издала  неприличный  звук?).  Таким  образом,  в  японской  сказке  «Золотой  баклажан»  нет  ничего  волшебного.  Благодаря  своему  уму  сын  восстанавливает  справедливость,  отец  признает  его:  «  And  so  the  lord  realized  for  the  first  time  that  the  young  man  was  his  own  son»  [Там  же,  с.  175]  (И  только  тогда  знатный  господин  осознал,  что  молодой  человек  был  его  собственным  сыном).  Отсутствие  фантастического  —  одна  из  особенностей  новеллизированной  сказки.

В  сказке  «Золотой  баклажан»  описываются  психолгические  состояния  человека.  После  того,  как  господин  узнал  о  том,  что  у  него  есть  сын  он  стал  счастливейшим  из  людей:  «He  had  no  other  children  and  was  overjoyed  at  finding  his  son,  declaring  that  the  young  man  should  become  his  heir»  [Там  же,  с.  175]  (У  него  же  не  было  детей,  и  он  был  счастлив  обрести  сына  и  объявить  сына  своим  наследником).  В  самом  начале  произведения  заостряется  внимание  на  состоянии  женщины,  которая  провела  много  дней  в  дрейфующей  лодке:  «She  was  so  weak  that  she  was  hardly  breathing  because  she  had  spent  many  days  floating  on  the  sea»  [Там  же,  с.  174]  (Она  была  настолько  слаба,  что  с  трудом  дышала,  так  как  она  провела  много  дней  в  дрейфующей  по  морю  лодке.).  Описывается  и  состояние  благодарности  спасенной  молодой  женщины:  «She  was  soon  completely  well  again  and  was  very  grateful  for  their  kindness»»  [Там  же,  с.  174]  (Скоро  она  поправилась  и  была  очень  благодарна  за  проявленную  к  ней  доброту).  Когда  молодая  госпожа  рождает  мальчика,  то  старики,  которые  ее  спасли,  радуются:  «The  old  man  and  his  wife  were  filled  with  joy»  [Там  же,  с.  174]  (Старый  человек  и  его  жена  были  переполнены  радостью.)  Так  понятие  материнства  в  сказке  раскрывается  в  эмоциональном  ключе.

В  рассказе  женщины  своему  сыну  о  том,  что  произошло  с  ней,  она  подчеркивает,  что  ее  муж  сильно  рассердился,  и  потому  принял  решение  посадить  ее  в  лодку:  «The  lord  became  so  angry  that  he  put  me  in  the  boat  and  set  me  adrift  in  the  sea»  [Там  же,  с.  174]  (Господин  так  рассердился,  что  усадил  меня  в  лодку  и  отправил  лодку  дрейфовать  в  море).  Таким  образом,  в  сказке  «Золотой  баклажан»  в  каждом  важном  эпизоде  присутствует  описание  психологических  состояний  людей,  что  характерно  для  новеллизированных  сказок. 

Издатель  японских  сказок  в  комментарии  перед  текстом  сказочного  произведения  согласился  с  мнением  Айкеды  о  том,  что  сказка  «Золотой  баклажан»  напоминает  европейский  тип  707,  но,  с  его  точки  зрения,  есть  и  некоторые  отличия  данной  сказки  от  европейской  версии  [Там  же,  с.  174].  В  качестве  основных  мотивов  Секи  приводит  два  мотива:  Наказание  жены  за  небольшую  провинность  и  отверженную  жену  сажают  в  лодку.  Данные  мотивы  издатель  называет  принципиальными.  Япония  —  островное  государство,  окруженное  морями.  В  Японии,  как  и  во  многих  странах  мира  была  распространена  казнь  в  лодке,  иногда  гнилой.  Об  опасности  путешествия  в  лодке  говорит  японская  пословица:  «Будешь  спать  в  лодке,  распустив  паруса,  —  не  увидишь  каменистой  отмели».  Посадить  в  дрейфующую  лодку  в  Японии  считалось  тяжким  наказанием.  Не  удивительно,  что  такой  способ  казни  в  воде  попал  в  сказочный  сюжет.  С  другой  стороны,  в  этом  легко  увидеть  проявление  фольклорной  типологии,  ведь  сказочные  версии  и  варианты  многих  стран  мира,  например,  самобытные  версии  восточных  славян  отражают  подобный  способ  казни  в  воде,  только  для  этого  царицу  с  ребенком  сажают  в  бочку:  «Посадили  царевну  вместе  с  сыном  в  бочку,  заколотили,  засмолили  и  бросили  в  океан-море  широкое»  [5,  с.  300].

На  новом  витке  развития  сказки,  когда  происходит  процесс  новеллизирования,  мотивы  тоже  претерпевают  изменения.  Как  мы  видим,  далеко  не  все  мотивы,  характерные  для  волшебных  классических  сказок,  присутствуют  в  новеллизированной  сказке,  их  количество  сокращено.  Почти  все  мотивы,  связанные  с  волшебством  и  фантастикой,  пропадают.  И  если  в  русской  новеллизированной  сказке  есть  мотив  Ребенок  рождается  с  отличительным  знаком  (золотая  цепочка,  жемчужины  в  волосах,  золотые,  серебрянные  волосы,  «по  колено  в  серебре,  по  локоть  в  золоте»  и  т.  д.),  свидетельствующим  о  его  связи  с  небесным  светом,  то  в  японской  сказке  есть  только  отголосок  этого  мотива:  Ребенок  рождается  красивым,  как  драгоценный  камень.  Мотив  Восстановление  семьи,  присутствующий  во  многих  классических  вариантах  и  версиях  сказочного  сюжета  707  о  чудесных  детях  в  японской  сказке  «Золотой  баклажан»  реализован  частично.  Только  сын  воссоединяется  с  отцом  и  становится  его  наследником.  О  соединении  матери  и  отца  ничего  не  сказано.  Усечение  мотивов  также  характерно  для  сказок  с  тенденцией  к  новеллизированию.

Переводчик  книги  японских  сказок  Роберт  Адамс  считал,  что  так,  как  Япония  находилась  долгое  время  в  изоляции  от  основных  континетов,  то  многие  вещи  могут  быть  неизвестны  западному  читателю  [8,  с.XV].  Мы  согласны  с  мнением  Адамса.  Так,  например,  жена  господина  опорочена  и  жестоко  за  нарушение  этикета:  «When  the  other  women  heard  the  sound,  they  said  that  I  had  broken  wind  in  the  presence  of  the  lord  [10,  c.  174].  (Когда  другие  женщины  услышали  этот  звук,  они  сказали,  что  это  именно  я  издала  его  в  присутствии  знатного  господина).  Даже  современная  японская  семья  сохраняет  от  прошлого  ряд  специфических  особенностей  —  и  «главная  среди  них  —  патриархальность»  [6].  Согласно  японскому  этикету  «иерархический  признак  может  принимать  лишь  два  значения:  «высший»  и  «низший»  [7],  традиционно  муж  —  «высший».  Согласно  научным  исследованиям,  даже  в  современной  Японии  распространено  почитание  и  «слепое  подчинение  жены  мужу»  [6].В  японской  культуре  также  не  принято  называть  «высших»  членов  семьи  с  помощью  имен  или  личных  местоимений  [7],  вот  почему  мать  рассказывает  сыну  историю  об  его  отце,  называя  его  «господин»,  а  о  себе  говорит  в  третьем  лице  «твоя  мать»:  «Your  mother  was  formerly  the  wife  of  the  lord  of  a  certain  country.  <…>  …that  lord  was  your  father»  [10,  c.  174].  (Твоя  мать  прежде  была  женой  знатного  господина  одной  страны.  <…>  этот  знатный  господин  и  был  твой  отец.)  Употребление  же  местоимения  2-го  лица  в  Японии  считается  не  слишком  вежливым  [8].  Поэтому  предположим,  что  местоимение  2-го  употреблено  сыном  сознательно  в  речи  к  отцу:  «Why  did  you  punish  my  mother  so  severely,  setting  her  adrift  on  the  sea,  just  because  you  thought  she  once  broke  wind»»  [Там  же,  c.  174]  (Почему  вы  наказали  мою  мать  так  жестоко,  посадив  ее  в  дрейфующую  по  морю  лодку,  потому  что  только  подумали,  что  это  она  издала  неприличный  звук?).  Употребление  местоимения  «вы»  создает  дополнительный  психологический  эффект  в  сцене  неожиданного  узнавания:  сын  показывает  свое  негативное  отношение  к  наказанию  матери,  как  бы  усиливая  остроту  сказанного.  Такие  особенности  культуры  и  этикета  нашли  отражение  в  японской  версии  сюжета  и  свидетельствуют  об  уникальности  версии. 

По  сведениям  автора  японского  указателя  сказочных  сюжетов  Айкеды  (Ikeda),  сказка  «Золотой  баклажан»,  вероятнее,  содержит  сведения  о  правителе  XV  в.  [Там  же,  c.  174].  Мы  не  оспариваем  данное  утверждение,  но  обращаем  внимание  на  фольклорную  природу  сказки  и  на  то,  что  сказка,  безусловно,  является  новеллизированной  версией  сюжетного  типа  707  Чудесные  дети  [СУС],  Три  золотых  сына  [AT  1928,  AT  1961],  Трое  золотых  детей  [ATU].

Итак,  после  рассмотрения  японской  сказки  «Золотой  баклажан»  мы  приходим  к  следующим  выводам:

1.  Полностью  подтверждается  мысль  М.К.  Азадовского,  о  том,  что  «усиленное  внимание  к  быту,  ко  всему  окружающему,  интерес  к  человеческой  личности  заставляют  раздвигать  старые  формы  и  вносить  новые  элементы.  Появляется  неизвестные  старой  сказке  <…>  изображения  жеста,  человеческих  движений  и  т.  п.»  [1,  с.  67].

2.  Японская  сказка  «Золотой  баклажан»  является  самобытной  сюжетной  версией  сказочного  типа  707  Чудесные  дети  [СУС],  Три  золотых  сына  [AT  1928,  AT  1961],  Трое  золотых  детей  [ATU],  в  которой  проявилась  тенденция  к  новеллизированию  произведения. 

3.  Новеллизированные  произведения  сказочного  типа  707  Чудесные  дети  вносят  в  повествование  новое  качество:  интерес  к  внутреннему  миру  человека.

4.  В  сказках  рассматриваемого  типа,  в  которых  проявились  тенденции  к  новеллизированию,  практически  исчезают  волшебство  и  фантастические  свойства  чудесных  детей.

5.  Понятие  материнства  претерпевает  изменения  и  раскрывается  не  в  фантастическом,  а  в  эмоциональном  плане. 

6.  Внесение  в  произведение  психологических  моментов  способствует  новеллизации  повествования.  В  новеллизированных  сказках  сюжетного  типа  707  Чудесные  дети  часто  психологический  эффект  соединяется  с  эффектом  неожиданного  узнавания. 

7.  Новеллизированные  версии  сюжета  Чудесные  дети  короче,  чем  классические  волшебные  версии.  Количество  мотивов,  присущих  традиционному  сюжетному  типу  707  Три  золотых  сына,  уменьшается,  многие  мотивы  предстают  в  усеченном  виде. 

8.  Явление  фольклорной  типологии  проявляется  на  всех  этапах  развития  сказочных  сюжетов,  в  том  числе,  на  этапе  возникновения  новеллизированных  сказок. 

Сокращения:

СУС  —  Сравнительный  указатель  сюжета.  Восточнославянская  сказка  /сост.  Л.Г.  Бараг,  И.П.  Березовский,  К.П.  Кабашников,  Н.В.  Новиков.  Л.:  Наука,  1979.  —  438  с. 

AT  1928  —  Aarne  А.,  Thompson  S.  The  Types  of  the  Folk-tale:  A  Classification  and  Bibliography.  Helsinki:  Suomalainen  Tiedeakatemia,  1928.

AT  1961  —  The  types  of  the  folktale  a  classification  and  bibliography  Antti  Aaarne’s.  Verzeichnis  der  Märchentypen  Translated  and  Enlarged  by  Stith  Thompson.  Helsinki:  Suomalainen  Tiedeakatemia,  1961.  —  588  p.(c.)

ATU  —  The  types  of  international  folktales.  A  Classification  and  Bibliography  Based  on  the  System  of  AnttiAarne  and  Stith  Thompson  by  Hans-Jörg  Uther.  Part  1.  —  Helsinki:  Suomalainen  Tiedeakatemia  Academia  Scientiarum  Fennica,  2004.  —  619  p.(c.)

Список  литературы:

1. Азадовский  М.К.  Русские  сказочники  //  Русская  сказка.  Избранные  мастера.  Т.  2.  —  Л.:  Академия,  1932.  —  411  c.
2. Зуева  Т.В.  Восточнославянские  волшебные  сказки:  Для  учащися  сред.  И  ст.  классов.  —  М.:  Просещение,  1992.  —  447  с.
3. Зуева  Т.В.  Волшебная  сказка.  —  М.:  Прометей,  1993.  —  240  с.
4. Зуева  Т.В.  Русский  фольклор:  Словарь-справочник.  —  М.:  Просвещение,  2002.  —  334  с.
5. Народные  русские  сказки  А.Н.  Афанасьева  в  трех  томах.  Т.  2.  —  М.:  Издательство  Наука,  1986.  —  463  с.
6. Пронников  В.А.,  Ладанов  И.Д.  Японцы  [Электронный  ресурс]  —  Режим  доступа.  —  URL:  http://historic.ru/books/item/f00/s00/z0000006/index.shtml  (дата  обращения  09.03.2013).
7. Японские  термины  родства  и  обращения  в  семье  и  вне  семьи  [Электронный  ресурс]  —  режим  доступа.  —  URL:  http://www.culttoday.ru/cultstorys-199-1.html  (дата  обращения  09.03.2013).
8. Adams  R.J.  Translator’s  Note  //  Seki  K.  Folktales  of  Japan.  —  University  of  Chicago  Press,  1963.  —  XV—XVI  p.  (c.)
9. Leeming  D.  The  Oxford  illustrated  companion  to  World  Mythology.  —  Printed  in  China:  Oxford  University  Press.  2008.  —  352  p.  (c.)
10. Seki  K.  Folktales  of  Japan.  —  University  of  Chicago  Press,  1963.  —  222  p.  (c.)