РАЗНОУРОВНЕВЫЙ  ПОЭТИЧЕСКИЙ  ДЕЙКСИС  В  «ДУИНСКИХ  ЭЛЕГИЯХ»  Р.М.  РИЛЬКЕ

Гончарова  Мария  Вячеславовна

канд.  филол.  наук,  ст.  преп.  НМСУ  «Горный»,  г.  Санкт-Петербург

E-mail:  maria_go@list.ru

Поэзии  Р.М.  Рильке  свойственно  широкое  использование  дейктических  средств.  Для  его  «Дуинских  элегий»,  написанных  свободными  ритмами,  включение  местоимений  самых  различных  уровней  является  одним  из  основных  текстообразующих  средств  и  выполняют  целый  ряд  разнообразных  функций.  С  помощью  дейксиса  находит  свое  выражение  индивидуальный  стиль  автора,  проявляется  личность  автора,  его  внутренний  мир,  особенности  мировосприятия.  В  своем  сложном,  метафоричном,  философском  языке  Р.М.  Рильке  использует  весь  арсенал  дейктических  средств:  в  «Дуинских  элегиях»  широко  представлены  примеры  использования  как  персонального  дейксиса,  так  и  пространственно-временных  дейктических  средств.  Столь  широкое  употребление  местоимений  становится  узнаваемой  чертой  индивидуального  стиля  Р.М.  Рильке,  основной  характеристикой  которого  является  номинативность. 

По  мнению  Ю.Д.  Апресяна  «дейктическая  лексика  эгоцентрична,  ее  семантической  основой  является  понятие  «я»,  “ego”,  «говорящий»  [1,  с.  274].  «Дейксис,  как  и  другие  составляющие  внутреннего  мира  человека,  в  контексте  художественного  творчества  позволяет  представить  личность  самого  художника  слова,  особенности  его  мировосприятия,  нашедшие  своё  отражение  в  поэтических  творениях»  [2,  с.  4].  Персональный  дейксис  представлен  в  «Дуинских  элегиях»  самыми  разнообразными  повествовательными  перспективами,  которые  выражены  в  произведении  различными  местоимениями.  Основной  функцией  личных  местоимений  является  определение  повествовательной  перспективы  говорящего.  Отличительной  чертой  стиля  Р.М.  Рильке  здесь  выступает  частое  использование  местоимений  “ich”  и  «du»  не  в  качестве  оппозиции  адресат-адресант.  “Du”  —  это  не  воображаемый  собеседник  поэта,  а  зеркальное  отражение  его  “ich”,  то  есть  оппозиция  “ich”  —  “du”  представляет  собой  на  самом  деле  две  перспективы  одного  и  того  же  говорящего.  Местоимение  “ich”  отражает  наиболее  интимную,  закрытую  личную  сферу  поэта,  где  он  противопоставляет  себя  всему  миру:

Wer,  wenn  ich  schriee,  hörte  mich  denn  aus  den  Engel

Ordnungen?  [3,  c.  921].

Это  противопоставление  подчеркивается  сочетанием  местоимения  „ich“  с  наиболее  экспрессивными  глаголами  речепорождающей  семантики  (schreien,  sich  verhalten,  den  Lockruf  verschlucken,  ansingen).  Местоимение  “ich”  олицетворяет,  таким  образом,  «Я»-говорящего.  Местоимение  “du”,  напротив,  олицетворяет  «Я»-слушающего,  что  подтверждается  сочетанием  этого  местоимения  с  глаголами  рецептивной  семантики  (wissen,  hören,  spüren,  bewältigen,  finden,  neiden).

Weißt  du΄s  noch  nicht?  [3,  c.  921].

В  отличие  от  закрытой  сферы  «Я»-говорящего,  «Я»-слушающий  —  это  не  сам  поэт,  но  то,  с  чем  он  себя  олицетворяет.  К  данной  сфере  мы  можем  отнести  и  образ  сердца  (Herz),  как  чувственной  сферы  поэта,  и  образ  матери  (Mutter),  как  олицетворения  его  корней.  Отсутствие  обращенности,  диалогичности  в  повествовательном  плане  местоимения  “du”  отчетливо  прослеживается  в  выборе  нетипичных  для  обращения  синтаксических  конструкций:

Du  dann,  Liebliche,

du,  von  den  reizendsten  Freuden 

stumm  Übersprungne. 

…

Du,

immerfort  anders  auf  alle  des  Gleichgewichts 

schwankende  Waagen

hingelegte  Marktfrucht  des  Gleichmuts,

öffentlich  unter  den  Schultern  [3,  c.  936].

В  приведенном  примере  из  пятой  элегии  предложения,  имеющие  форму  обращений,  не  несут  восклицательной  интонации  и  оканчиваются  не  восклицательным  знаком,  а  точкой.  При  этом  они  представляют  собой  цепь  номинативных  предложений,  распространенных  обособленными  определениями,  выбор  такой  необычной  для  немецкой  языковой  нормы  конструкции  усиливает  экспрессивность  текста  и,  вместо  диалогической  направленности,  замыкает  читателя  на  внутренних  переживаниях  автора.

Еще  одна  авторская  повествовательная  перспектива,  наиболее  характерная  для  «Дуинских  элегий»,  выражена  местоимением  “wir”.  Данное  местоимение  употреблено  в  тексте  элегий  51  раз,  во  второй  и  восьмой  элегиях  по  10  раз.  Для  сравнения,  местоимение  “ich”  в  тексте  элегий  употреблено  25  раз,  а  местоимение  “du”  лишь  22  раза.  Местоимение  «wir»  объединяет  две  повествовательные  перспективы,  выраженные  с  помощью  местоимений  “ich”  и  “du”,  размывает  границы  между  ними.  «Я»  поэта  становится  частью  мироздания,  степень  слияния  его  с  миром  достигает  максимума:

…Wir  sinds  doch.  Schmeckt  denn  der 

Weltraum,

in  den  wir  uns  lösen,  nach  uns?  [3,  c.  925].

Глагол  “sein”,  употребленный  с  местоимением  «wir»  в  бытийном  значении,  а  также  глаголы  “atmen”,  “fühlen”,  “gefallen”,  “ertragen”,  “bewundern”,  “sich  lösen”,  “sich  gemischt  sein”  семантически  подчеркивают  такое  слияние  поэта  с  миром,  отождествление  себя  и  своих  чувств  с  ним.  В  отличие  от  громко  провозглашающего  местоимения  “ich”,  “wir”  создает  образ  автора  созерцающего  и  воспринимающего.

Внешний  же  воображаемый  собеседник  представлен  личным  местоимением  второго  лица  множественного  числа  “ihr”.  Этим  местоимением  поэт,  в  первую  очередь,  обозначает  фигуры  ангелов.  Однако  и  в  использовании  данной  формы  нет  диалогичности,  несмотря  на  то,  что  местоимение  «ihr»  часто  является  ядром  риторического  вопроса:

Wer  seid  ihr?  [3,  c.  924]

Поэт  задает  вопрос,  и  сам  тут  же  отвечает  на  него  перечислительным  рядом  экспрессивных  синонимов:

Frühe  Geglückte,  ihr  Verwöhnten  der  Schöpfung,

Höhenzüge,  morgenrötliche  Grate

Aller  Erschaffung,  —  …  [3,  c.  925]

В  выбранной  конструкции  перечислительного  ряда  отсутствуют  глагольные  формы,  за  счет  чего  усиливается  экспрессивность  существительных,  каждый  из  экспрессивных  синонимов  в  перечислительном  ряду  оказывается  выделенным.  Местоимение  “ihr”  в  элегиях  Р.М.  Рильке  выражает  наиболее  иррациональное  начало,  нечто  потустороннее.  Отсюда  и  отсутствие  диалогической  направленности  в  обращении  к  ангелам.  Поэт  не  пытается  получить  ответы  на  свои  вопросы,  он  пропускает  образы  сквозь  призму  своего  восприятия,  в  результате  чего  эти  образы  обретают  весомость  и  осязаемость,  которая  является  характерной  чертой  номинативного  стиля  Р.М.  Рильке.  Этой  же  цели  служат  и  пространственные  дейктические  средства,  создающие  в  лирическом  тексте  центр  восприятия.  Они  создают  образ  пространства,  а,  следовательно,  обычно  включают  в  себя  фигуру  наблюдателя.  Явление  становится  осмысленным  во  внутреннем  мире  поэта.  Чувственно  воспринимаемые  явления  внешнего  мира  в  лирике  превращаются  в  явления  мира  внутреннего.  Р.М.  Рильке  употребляет  указательные  местоимения  в  нетипичной  для  них  функции,  с  абстрактными  понятиями,  например,  в  третьей  элегии:

Liebte  sein  Inneres,  seines  Inneren  Wildnis,

diesen  Urwald  in  ihm…  [3,  c.  929].

Тем  самым  поэт  придает  абстрактному  понятию  предметные  черты.  Употребление  указательного  местоимения  применительно  к  абстрактному  понятию  создает  физически  ощутимый,  практически  осязаемый,  объемный  образ,  который  отражает  то  же  самое  понятие,  но  уже  пропущенное  через  призму  философского  мировосприятия  Р.М.  Рильке. 

Функция  местоимения  “jener”  отлична  от  функции  местоимения  “dieser”,  поскольку  оно  имеет  более  узкую  семантику  и  отражает  в  лирическом  тексте  то,  что  хранится  в  представлении  и  памяти,  создает  впечатление  глубоко  личного  переживания  (ср.  пример  из  первой  элегии):

Jene,  du  neidest  sie  fast,  Verlassenen,  die  du

So  viel  liebender  fandst  als  die  Gestillten  [3,  c.  922].

Значимость  дейктических  средств  в  «Дуинских  элегиях»  состоит  в  том,  что,  создавая  многомерное  пространство  стиха,  его  объемность,  они  способствуют  глубине  восприятия  сложного,  философского  языка  Р.М.  Рильке,  акцентируют  многомерность  поэтических  смыслов.  Все  многообразие  дейктических  средств  в  «Дуинских  элегиях»  является  одним  из  важнейших  способов  построения  пространственного,  объемного  образного  мира  элегий  и  отражения  субъективного  мировосприятия  поэта.

Список  литературы:

1. Апресян  Ю.Д.  Дейксис  в  лексике  и  грамматике  и  наивная  модель  мира  //  Семиотика  и  информатика.  Выпуск  28.  М.:  ПИК  ВИНИТИ,  1986,  с.  272—298.
2. Носорева  Т.В.  Дейктическое  пространство  языка  в  поэзии  Ф.И.  Тютчева.  Автореферат  диссертации  на  соискание  ученой  степени  кандидата  филологических  наук.  Курск,  2012.  —  24  с.
3. Rilke  R.M.  Gedichte  und  Prosa.  Köln:  Parkland  —  Verlag,  1998.  —  999  S.