СИМВОЛИКА  В  КУБАНСКИХ  ПЕСНЯХ  КАК  ЧАСТЬ  ФОЛЬКЛОРНОГО  ДИСКУРСА

Лахина  Елена  Леонидовна

магистрант  2  курса,  кафедра  русского  языка,  литературы  и  методики  их  преподавания,  филиал  ФБГОУ  ВПО  «Кубанский  государственный  университет»  в  г.  Славянске-на-Кубани,  РФ,  г.  Славянск-на-Кубани

E-mail:  dekanat_inyaza@mail.ru

Гордиенко  Людмила  Леонидовна

научный  руководитель,  канд.  пед.  наук,  доцент,  кафедра  русского  языка,  литературы  и  методики  их  преподавания,  филиал  ФБГОУ  ВПО  «Кубанский  государственный  университет»  в  г.  Славянске-на-Кубани,  РФ,  г.  Славянск-на-Кубани

E-mail:  

SYMBOLISM  IN  THE  KUBAN  SONGS  AS  PART  OF  THE  FOLKLORE  OF  DISCOURSE

Lahina  Elena

2nd  year  master  student,  Department  of  Russian  language,  literature  and  teaching  methods,  branch  FBGOU  VPO  "Kuban  State  University"  in  Slavyansk-on-Kuban,  Russia  Slavyansk-on-Kuban

Gordienko  Lyudmila

supervisor,  Ph.D.,  Associate  Professor  of  Russian  language,  literature  and  teaching  methods,  branch  FBGOU  VPO  "Kuban  State  University"  in  Slavyansk-on-Kuban,  Russia  Slavyansk-on-Kuban

АННОТАЦИЯ

В  статье  рассматривается  специфическое  свойство  фольклорного  слова,  семантический  синкретизм,  который  обусловлен  спецификой  фольклорного  сознания.  Комплексное  рассмотрение  функционально-коммуникативных  особенностей  фольклорного  дискурса  дало  возможность  определить  специфику  стратегий  эмотивного,  информативного  и  социального  воздействия. 

ABSTRACT

The  article  considers  the  semantic  synkretism  as  a  specific  indication  of  folklore  word,  which  is  conditioned  by  specific  character  of  the  folklore  thinking.  This  specific  indication  of  folklore  word.  An  all-encompassing  examination  of  functional  and  communicative  properties  of  the  folklore  discourse  reveals  the  specificity  strategies  of  emotive,  informative  and  social  effect.

Ключевые  слова:  фольклорный  дискурс;  фольклорная  традиция;  символика,  семантический  синкретизм.

Keywords:  folk  discourse;  folk  discourse;  folklore  tradition;  symbolism,  semantic  synkretism.

Изучение  фольклорного  текста  как  целостного  феномена  культуры  выдвигает  в  качестве  обязательного  условия  необходимость  общих  исходных  теоретико-методологических  принципов  и  установок.  Если  вплоть  до  второй  половины  ХХ  в.  фольклор  изучался  прежде  всего  филологами,  этнографами  и  искусствоведами  (разных  отраслей),  то  за  последнюю  четверть  века  к  ним  добавились  культурологи,  социологи,  психологи,  педагоги,  философы  и  т.  д. 

Лингвосемиотический  анализ  эволюции  фольклорного  дискурса  указывает  на  то,  что  формирование  нового  фольклорного  знания  действительно  происходит  на  основе  архетипического  бессознательного,  существующего  в  сознании  в  форме  определенных  психических  архетипов,  и  отражающегося  в  семантике  языковых  знаков,  определенная  совокупность  которых  образует  фольклорные  тексты.  Проблемами  художественной  символизации  как  направления  семиотики  занимались  многие  ученые  последнего  столетия.  Теоретические  изыскания  ведутся  в  науке  по  сей  день.

Материалом  для  нашего  исследования  послужили  тексты  песен  из  сборника  А.Д.  Бигдая  «Песни  кубанских  казаков»  под  ред.  В.Г.  Захарченко  (Краснодар,  1992)  [1],  приложение  в  учебном  пособии  для  вузов  по  специальности  «Русский  язык  и  литература»  Лазутина  С.Г.  «Русские  народные  лирические  песни,  частушки,  пословицы»  (М.:  Высшая  школа,  1990)  [2].

В  данной  статье  под  фольклорным  дискурсом  понимается  коллективная  коммуникативная  деятельность  особого  типа,  характеризующаяся  социальной  целенаправленностью  и  обусловленная  внеязыковыми  факторами.  Как  и  любой  другой  тип  дискурса,  фольклорный  дискурс  включает  в  себя  ряд  жанровых  форм,  обслуживающих  определенную  коммуникативную  ситуацию.  Как  известно,  одной  из  специфических  форм  языка  является  фольклор.  Естественно,  что  данная  форма  имеет  как  общеязыковые  признаки,  так  и  свои  особенные  черты.  Одним  из  жанров  поэтической  разновидности  фольклора  является  песня.

Существенной  особенностью  поэтического  языка  лирических  песен  является  символика.  Народная  поэзия  исключительно  богата  символами.  В  образах-символах  заключено  и  поэтическое  содержание.  Символы  народной  поэзии  древнего  происхождения,  они  восходят  к  поре,  когда  человек  не  выделял  себя  из  мира  природы.  Путь  исторического  развития  народной  лирической  песни  был  значительно  сложнее,  чем  песен  обрядовых,  где  устойчивость  музыкально-поэтических  текстов  была  прочно  обусловлена  малой  подвижностью  обрядовой  традиции.  На  все  явления  общественного  быта  лирическая  песня  имела  возможность  отзываться  более  активно,  чем  обрядовая  песня.  Тем  не  менее,  она  хранила  и  свои  архаические  черты.  Это  позволило  ей  стать  своеобразной  энциклопедией  национальной  жизни.

В  результате  традиционного  многовекового  применения  символики  как  приема  и  в  силу  многократной  повторяемости  одного  и  того  же  художественного  образа-символа  многие  символы  сначала  закрепились  в  обрядовых  песнях,  затем  перешли  в  лирические  песни  и  приобрели  в  них  постоянное  и  устойчивое  значение.

Следует  помнить,  что  вся  система  фольклорной,  в  том  числе  и  песенной  народной,  символики  определяется  не  закреплением  символического  значения  за  отдельными  художественными  образами,  а  функциональным  значением  этих  образов.  Сами  по  себе  такие  понятия,  как  «береза»,  «река»,  «трава»  никакого  символического  значения  не  имеют.  Художественный  образ  превращается  в  символ  не  в  силу  своих  внешних  качеств,  а  в  силу  той  ситуации  (конситуации),  которую  он  выполняет  в  общем  контексте  песни.  Различное  символическое  значение  будет  у  дерева  цветущего  и  срубленного  (независимо  от  его  породы),  у  цветка  расцветающего  и  поблеклого,  у  воды  чистой,  струящейся  и  у  стоячего  болота,  у  поля  зеленеющего  и  покрытого  снегом.  Поэтому  искать  постоянное  символическое  значение  у  яблони,  например,  или  у  розы,  у  реки  не  стоит.  Но  не  надо  понимать  наше  утверждение  как  сугубо  однозначное.  Значение  символа  бывает  устойчивым  только  при  однозначности  и  неизменности  основных  качеств  предмета,  который  он  обозначает.  Поэтому  всегда  будут  недобрыми  символами  тяжелый  камень,  горькая  полынь,  холодный  снег,  колючая  елка.  Но  ни  яблоня,  ни  роза,  которые  могут  цвести  и  вянуть,  ни  вода,  которая  может  быть  и  чистой,  и  мутной,  незыблемым  и  неизменным  символическим  значением  обладать  не  могут.

Художественный  образ  становится  символом  исключительно  в  зависимости  от  его  функции  в  песне  того  или  иного  эмоционального  наполнения  как  символика  счастья,  так  и  символика  горя  во  многих  случаях  используют  одни  и  те  же  предметы  или  явления  природы,  но  с  различным  значением  и  наполнением.  Взятые  вне  песенного  контекста  отдельные  образы  (за  исключением  особо  отмеченных  выше)  постоянного  символического  значения  не  имеют.

Фольклор  Кубани  —  органичный  сплав  южнорусских  и  украинских  традиций.  Поэтому,  являясь  симбиозом  двух  культур,  исследуемые  нами  тексты  лирических  песен  сохраняют  как  общеславянские,  так  и  имеют  специфические  образы-символы  кубанской  поэтики.  Причем,  не  всегда  субэтносом  создаются  новые  образы-символы;  уже  функционирующие  символы  могут  быть  переосмыслены,  расширены  или,  наоборот,  несколько  сокращены.

Все  богатые  оттенки  духовной  жизни  народа  выявляются  в  различных  внутренних  группировках  песенной  лирики.  Являясь  поэтическим  отзвуком  на  многообразные  народные  думы  и  чувства,  песни  лирические  несли  огромную  нагрузку,  в  них  запечатлелись  отклики  народа  на  события  общественно-политической  жизни,  выражение  социальных  эмоций,  связанных  с  взаимоотношением  крестьянства  и  правящих  классов,  принципы  семейного  и  бытового  уклада  и,  наконец,  правила  неписаной  народной  морали.

Песенная  лирика  Кубани  так  же,  как  и  русская,  богата  символами.  В  результате  анализа  текстов  по  сборнику  А.Д.  Бигдая  под  ред.  В.Г.  Захарченко,  можно  репрезентировать  следующие  наиболее  распространенные  символы:  голубь  (казак,  молодец),  голубка  (девушка  или  невеста),  горлица  (девушка,  молодая  жена),  орел  (отрицательный  образ,  символизирует  недоброго  человека),  тополына  (несчастная  девушка),  калина  (в  зависимости  от  контекста  —  очень  красивая  девушка,  счастье,  иногда  разлука),  соловей  (несчастная  доля,  сиротство),  рыба  с  водою  (счастливая  семейная  пара),  терен,  полынь,  крапива  (символы  горя,  несчастной  доли)  и  другие. 

Система  фольклорной  песенной  символики  определяется  в  контексте,  функциональным  значением  этих  символов,  а  не  четкой,  однозначной  закрепленностью  за  ними  конкретных  значений.  «Весь  мир  дискретных  символов  оказывается  погружен  в  сюжет»,  и  от  этого  сюжета  зависит  коннотация  символа.  Повторим,  что  постоянство  значения  символа  зависит  от  постоянства  его  образа  в  действительной  жизни.  На  этом  основании  мы  выделяем  в  песенном  лирическом  жанре  кубанского  фольклора  две  группы  символов:  а)  универсальные  образы-символы,  общие  для  всех  контекстов;  б)  частотные  образы-символы,  коннотация  которых  зависит  от  конситуации  текста.

К  универсальным  мы  отнесем  такие  символы,  как  голубь  /  голубка  (символика  счастья,  доброго  молодца  и  девушки),  соловей  (несчастная  доля,  символика  горя),  орел  (чужой,  недобрый  человек;  символ  менее  постоянный,  но  устойчивый),  рыбчина  (девушка),  терен  и  полынь  (несчастья,  неурядицы).  А  к  непостоянным  отнесем  образы-символы  калины,  цветов,  речки.  Сокола  (в  отличие  от  русского  народного  символа)  и  другие.

Примечательно,  что  такие  символы,  как,  например,  речка,  сокол,  крыныченька,  могут  символизировать  полярные  понятия,  явления,  предметы.  Сопоставление  переживаний  и  чувств  человека  с  природой  в  традиционных  песнях  не  было  случайным.  Из  мира  природы  народ  отбирал  только  то,  что  могло  особенно  художественно  раскрыть  основное  содержание  песни,  ее  лирическую  сущность.  Строго  отобранные  образы  стали  в  песнях  устойчивыми  (но  не  обязательно  однозначными)  и  составляли  песенную  символику,  условно  выражающую  сущность  лирического  героя  и  жизненного  явления,  характеризующих  народные  представления  о  горе,  радости,  счастье,  несчастье  и  т.  д.  Эти  «зарисовки»,  не  обогащая  сколько-нибудь  заметно  конкретного  содержания  песни,  помогают  выразить  это  содержание  в  форме  яркой  образности,  дают  возможность  глубже  раскрыть  то  или  иное  чувство,  придают  песне  большую  выразительность.

Использование  в  символике  лирических  песен  Кубани  орнитонимов  является  не  случайным,  а  основано  на  глубоких  исторических  корнях  славянской  культуры,  однако,  некоторые  элементы  этих  символов  модифицировались  со  временем.  Таким  образом,  в  основе  формирования  любого  типа  дискурса  лежит  картина  мира,  отражающая  определенные  ментальные  установки.  Носитель  современной  культуры  живет  одновременно  в  нескольких  дискурсивных  пространствах.  Когнитивные  модели  обнаруживают  особое  преломление  в  зависимости  от  коммуникативной  цели,  условий  реализации  дискурса.  Следовательно,  картина  мира  является  дискурсивно  обусловленной.  Дискурсивная  картина  мира  моделирует  некоторый  фрагмент  общенациональной  картины  мира,  вербализованный  наиболее  типичными  средствами  данного  типа  дискурса.

Список  литературы:

1.Бигдай  А.Д.  Песни  кубанских  казаков  /  Ред.  В.Г.  Захарченко.  Т.  1.  Песни  черноморских  казаков.  Краснодар:  Кн.  Изд-во,  1992.  —  440  с.

2.Лазутин  С.Г.  Русские  народные  лирические  песни,  частушки  и  пословицы:  Уч.  Пособие.  М.:  Высш.  Шк.,  1990.  —  240  с.