Статья опубликована в рамках: XXXIV Международной научно-практической конференции «В мире науки и искусства: вопросы филологии, искусствоведения и культурологии» (Россия, г. Новосибирск, 19 марта 2014 г.)
Наука: Филология
Секция: Германские языки
Скачать книгу(-и): Сборник статей конференции
- Условия публикаций
- Все статьи конференции
дипломов
Статья опубликована в рамках:
Выходные данные сборника:
ЛЕКСЕМЫ DIE SCHAUFEL/DIE SCHIPPE В РАМКАХ РЕПРЕЗЕНТАЦИИ ДЕВИАНТНОГО ПОВЕДЕНИЯ В НЕМЕЦКОМ ЯЗЫКЕ
Сараев Лев Олегович
магистр филологических наук, старший преподаватель Уральского государственного медицинского университета, РФ, г. Екатеринбург
DIE SCHAUFEL/DIE SCHIPPE INSIDE THE REPRESENTATION OF THE DEVIANT BEHAVIOUR IN THE GERMAN LANGUAGE
Saraev Lev Olegovich
magistr of philological sciences, assistant professor of Ural State Medical University, Russia, Yekaterinburg
АННОТАЦИЯ
Статья написана в рамках исследования концептосферы «Девиантное поведение». Последняя рассматривается с точки зрения ее репрезентации лексикой, обозначающей орудия и инструменты в немецком языке. При этом имеет место исследование девиации не только с социологической, но и с философской точки зрения в качестве любого отклонения от норм. Данная статья предлагает рассмотреть применение лексем die Schaufel/die Schippe внутри концептосферы для обозначения девиации.
ABSTRACT
The article is written inside the research of the concept sphere “Deviant behavior”. The last one is considered from the point of view of its representation by the lexicon designating the tools and instruments in the German language. Meanwhile the research of deviation takes place not only from the sociological point of view, but also from the philosophical one as any deviation from the norms. The given article suggests to consider a designation of the lexemes die Schaufel/die Schippe inside the concept sphere for the designating of the deviation.
Ключевые слова: немецкий язык; германские языки; когнитивная лингвистика; лексикология; концепт; концептуализация.
Keywords: German language; Germanic languages; cognitive linguistics; lexicology; concept; conceptualisation.
Понятие девиации и девиантного поведения практически всегда рассматривается вместе с понятием нормы. Любое общество строится на принятых в нем нормах, где отклонения от последних помогают оценить и корректно выстроить отношения в обществе. Нормы конкретизируются через «нормативы, правила и предписания, а также через соотносимые с ними эталоны — образцы» [8, c. 643], набор «предписаний, указывающих на социально одобряемые алгоритмы поведения» [5, c. 157]. В таком случае девиация или девиантное поведение «выражается в поступках, поведении, как отдельных индивидов, так и социальных групп, отступающих от установленных законодательно или сложившихся в конкретном социуме общепринятых норм, правил, принципов, образцов, обычаев, традиций» [5, c. 736]. Следует отметить, что «со временем как социальные нормы и правила, так и социальные отклонения претерпевают изменения. То, что ранее считалось девиантным, может стать социальной нормой и наоборот» [5, c. 736]. Согласно Э. Дюркгейму, который впервые дал развернутое объяснение девиации, отклонение от норм несет не только отрицательное, но и положительное начало. Девиация «подтверждает роль норм, ценностей, дает полное представление о многообразии норм» [5, c. 160]. Реакция общества, социальных групп на девиантное поведение уточняет границы социальных норм, укрепляет и обеспечивает социальное единство.
Однако вышеописанное толкование понятий носит сугубо социологический характер, а между тем само понятие имеет в современной науке междисциплинарный характер. В случае данной статьи требуется понимание нормы и девиации в лингвистике. Для этого необходимо взглянуть на данные явления с точки зрения философии, в частности определить понятие нормы в философии, чтобы затем объяснить явление девиации. Ключевой выступает точка зрения на норму в философии как на понятие, обозначающее границы, в которых «вещи, явления, природные и общественные системы, виды человеческой деятельности и общения сохраняют свои качества, функции, формы воспроизводства» [7, c. 300]. В данном определении обращают внимание слова «природные системы». Это дает нам право говорить о том, что нормы распространены не только в социологии, но и в других науках и вне наук, т. е. могут относиться к «внешним для человека объектам, определенным ситуациям… к индивидуальному развитию личности» [7, c. 300]. Кроме того, следует понимать, что в ситуации контакта обществ возникает проблема осмысления и обоснования нормы, так как происходит сопоставление различных образцов, правил и предписаний. В результате норма постоянно меняется и усложняется. Как следствие, изменяется представление о том, что является отклонением от данной нормы. Понятия оказываются «сопряженными с разными системами и средствами измерения человеческого поведения» [7, c. 301].
Вследствие постоянной изменчивости нормы понятие «девиация» в лингвистике может быть рассмотрено с нескольких точек зрения. С одной стороны, в языке имеют место нормы, которые во многом отражены в тезаурусе и грамматике. В данном случае мы имеем дело с описанием регламентированных парадигматических и синтагматических связей слова с конкретными примерами употребления, следовательно, девиацией станет нарушение этих связей, употребление слова вне заданных рамок. С другой стороны, язык обладает стилистическими нормами. Практически каждое слово закреплено за функциональным стилем и относится к одной из форм существования языка, и тогда девиация — это нарушение коммуникации в данном стилевом регистре употреблением ненормированной лексики. В нашей статье девиация рассматривается нами не только как отклонение от социальных норм, но также как отклонение от образцов, заданных внутри различных систем и сфер человеческой деятельности. Такое отклонение становится мотиватором работы мышления и последующего воссоздания уровневой языковой единицы для описания данного отклонения. В случае данной статьи создание языковых единиц демонстрируется на примере лексем die Schaufel и die Schippe, имеющих значение «лопата» [10]. Безусловно, эти единицы в большинстве случаев также являются девиантными, поскольку возникают внутри ненормированных форм существования языка и в некоторых случаях нарушают сочетаемость лексем.
Кроме того, следует пояснить, что для приобретения структуры в нашем исследовании мы использовали данные когнитивной лингвистики, в частности, рассматривали применение вышеназванных лексем внутри концептосферы «Девиантное поведение». В толковании понятия концептосферы мы придерживаемся точки зрения Р.И. Павилениса, который определяет ее как «систему мнений и знаний о мире, отражающую познавательный опыт человека как на доязыковом, так и на языковом уровне, но не сводимую к какой бы то ни было лингвистической мощности» [4, с. 45]. Также в связи с этим следует пояснить понятие концепта как главной составляющей концептосферы. На данное понятие существует множество точек зрения. Однако большинство из них сходится в том, что это ментальное явление, и их формирование происходит на уровне мышления. Согласно Н.Н. Болдыреву, люди «часто владеют словами не на уровне их значений, а на уровне передаваемых ими смыслов» [2, с. 24]. Тем не менее мы опираемся в своей работе на исследования И.А. Стернина, которым была описана структура концепта в статье «Методика исследования структуры концепта». Согласно ему, различаются одноуровневые и многоуровневые концепты. Одноуровневый концепт «включает только чувственное ядро, фактически — один базовый слой» [9, с. 59]. Многоуровневый концепт включает в себя кроме ядра «несколько когнитивных слоев, различающихся по уровню абстракции, отражаемому ими» [9, с. 59]. Поскольку у концепта есть ядро, центр, то очевидно, имеется и периферия. По И.А. Стернину, это интерпретационное поле концепта. И ядро, и периферия подлежат исследованию, но их «важно дифференцировать в процессе описания, поскольку их статус и роль в структуре сознания и в процессе мышления различны» [9, с. 61]. Кроме того, любой концепт имеет ключевые слова-репрезентанты — «основные средства, которыми чаще всего манифестируется концепт в речи» [9, с. 61]. Другие возможные термины для этого понятия — базовые лексемы-репрезентанты; единицы, осуществляющие базовую вербализацию концепта; базовые языковые репрезентации концепта.
Несмотря на то, что концепт — это ментальное явление, и языковые значения, согласно Н.Н. Болдыреву, «не могут приравниваться к передаваемым концептам» [2, с. 24], язык участвует в формировании концепта. Рождение данной структуры сознания происходит на базе слова в полном объеме его содержания, включая коннотацию и конкретно-чувственные ассоциации. Формирование же осуществляется и языком, и речью. В понятие «речь» вкладывается не только понятие о классе явлений, но и объемное ассоциативное социокультурное представление об этих явлениях в обобщенном виде, а также содержание множества слов, контекстов и текстов, в которых откладывается общее понимание некоторого факта сознания. Исходя из этого мы рассматриваем лексемы die Schaufel и die Schippe внутри трех магистральных концептов, выделенных нами внутри концептосферы — «Девиантный поступок», «Девиантный субъект», «Девиантная ситуация». Кроме того, нами включен в исследование концепт «Труд» как особая сфера девиантного поведения.
Особенность использования вышеназванных лексем для обозначения девиантного поведения такова, что с ними в языке образованы устойчивые сочетания. По своей структуре они в большей степени репрезентируют девиантный поступок и порождаемую девиантом ситуацию, чем субъекта. Тем не менее в языке имеет место устойчивое сочетание, пфальц. Der kriet aa mit aaner Sch. voll genunk (букв. «он получает достаточно полную лопату») ‘о жадном человеке’ [15]. Известно, что лопата используется как мера богатства, ср. рус. литер. грести (загребать) лопатой деньги, золото и т. п. ‘об изобилии, богатстве’ [3, 6, с. 355]. Это сочетание приобрело в языке не только позитивную, но и негативную коннотацию, став обозначением недостатка. Мы полагаем, что мотивация пфальцского сочетания основана на этом.
Что касается девиантного поступка, то мы имеем дело с обозначением различного рода издевательств. С точки зрения социологии маловероятно определение издевательства как образца девиантного поведения. Однако, совершая поступок такого рода, индивид нарушает жизненное пространство других и ведет себя вопреки общепринятым правилам. Поэтому мы рассматриваем издевательство в качестве девиации с философской точки зрения на данное понятие.
Сочетания, образованные с лексемами die Schaufel и die Schippe, имеют общую синтаксическую модель, «auf + инструмент + nehmen». Предикатная структура указывает на активное действие девианта (предикат nehmen, ‘брать’ [10]). Принимая также во внимание, что лексемы die Schaufel и die Schippe содержат семы ‘длинная рукоять’, мы получаем, что субъект в своем акте девиации стремится выделить объект дистанцированием его от других:
1. auf die Schaufel nehmen (букв. «брать на лопату») ‘дурачить, насмехаться над кем-то’ [14, с. 702].
2. жарг. воен. auf die Schippe nehmen (букв. «брать на лопату») ‘грубо издеваться’ [14, с. 778].
3. auf der Schippe haben (букв. «иметь на лопате») ‘насмехаться’ [14, с. 778].
Кроме того, возможна следующая ассоциативная связь. Лопатой выполняется грязная работа, например, уборка навоза. На нее берется обычно что-то нечистое, от земли. Человек приравнивается к этому нечистому, т. е. его «берут на лопату» и «демонстрируют» всем в таком виде. С большой вероятностью, первоисточником можно считать сочетание mit dem Spaten spazierengehen (букв. «прогуляться с лопатой») ‘идти к дерьму’ [14, с. 778]. Последнее, очевидно, синонимично определенной обсценной лексике, таким образом, дериват может представлять собой эвфемизм. Что касается сочетания auf der Schippe haben, то, несмотря на изменение структуры, используется предикат haben, («иметь») [10], указывающий на обладание объектом девиации, — конструкция основана, как мы полагаем, на той же самой ассоциации.
Определенный ряд девиантных поступков устроен так, что одним из их последствий является летальный исход. Разумеется, такую ситуацию можно однозначно охарактеризовать как негативную. Причем данное последствие негативно как для девианта, который своими поступками приводит ситуацию к этому, так и для его окружения, которое испытывает данное последствие. Учитывая специфику нашего исследования, смерть может быть обозначена не только буквально, т. е. как ‘прекращение жизнедеятельности организма, его гибель’ [3, 13, с. 1355], но и фигурально, разг. смерть ‘о чем-либо очень неприятном, нехорошем, тяжком для кого-либо’ [3, 13, с. 1357].
Лексема die Schaufel/die Schippe в этом случае достаточно тесно связана со смертью, как и традиционная для этого случая лексема die Sense («коса») [10]. Работа лопатой характеризуется тем, что она связана с землей, местом рождения и местом упокоения. Лопатой копают могилу для усопшего, а значит, инструмент и тот, кто им работает, ассоциируется со смертью:
1. nach der Schippe riechen (букв. «пахнуть лопатой») ‘быть на волосок от смерти’ [14, с. 778], ср. рус. пахнет жареным. Данный фразеологизм демонстрирует в большей степени приближение к описываемой девиантной ситуации, чем ее осуществление. Тем не менее фразеологизм указывает, что субъектом или же обстоятельствами создается ситуация, которая повлечет за собой нежелательные последствия либо для одного человека, либо для социума.
2. sich ein eigenes Grab schaufeln, разг. ‘копать/рыть [букв. «лопатить»] себе могилу’ [1, c. 170]. Используемое в сочетании возвратное местоимение sich сообщает, что субъект порождает ситуацию сам и в первую очередь вредит себе. Кроме того, определенную экспрессию создает глагол schaufeln ‘работать лопатой’ [12], который является синтаксическим дериватом от die Schaufel.
Применение лексем die Schaufel/die Schippe в рамках концепта «Труд» и одновременное обозначение девиации при помощи этих лексем требует определенного пояснения. Согласно Р.М. Скорняковой, это одна из «базисных социальных ценностей современного немецкого общества» [6, с. 3]. Труд предстает «одной из культурных доминант немецкой лингвокультуры» [6, с. 3]. Очевидно, что его присутствие в жизни человека, в рамках немецкой лингвокультуры, становится определенным стандартом и правилом. Таким образом, лень как ‘отсутствие желания действовать, работать или делать что-либо’ [3, 6, с. 160], следует воспринимать в качестве нарушения этого правила и отклонения от заданной нормы. В то же время в языке, равно как и в культуре, нет четких параметров нормы для понятия труд, следовательно, мы считаем возможным говорить об отклонении не только в негативную, но и в позитивную сторону. Кроме того, многие дериваты указывают на то, как человек должен трудиться, чтобы оставаться в рамках труда как нормы и избежать девиации.
Учитывая то, что труд обязательно должен присутствовать в жизни человека и это становится нормой, человеку необходимо обладать таким качеством, как трудолюбие. Но даже в этом качестве может проявляться девиация. С одной стороны, она заключается в перечислении способностей человека в труде, а именно — использование нескольких инструментов. Последнее гипотетически приводит к совершению акта труда, причем большего, чем может человек. В результате он находится в рамках нормы или совершает девиантный поступок позитивного характера:
1. Er hat Schaufel und Spaten in den Winkel gestellt (букв. «Он поставил лопату и заступ в угол») [16]. Поговорка говорит о том, что человек ‘так много нажил, что может насладиться покоем’ [16]. В данном случае мотивация, видимо, в том, что лопата выступает мерилом богатства, ср. рус. литер. грести (загребать) лопатой деньги, золото и т. п. ‘об изобилии, богатстве’ [3, 6, с. 355]. Последнее позволяет рассмотреть поговорку с точки зрения описания субъекта. И в этом случае, вероятно, описывается такой недостаток, как жадность.
2. Fleissiger Spaten erarbeitet Braten (букв. «Прилежная лопата зарабатывает жаркое») [16]. В данном случае имеет место указание на то, чего достигает человек, совершая акт труда. При этом метафора «предмет-лицо» дополнительно характеризуется прилагательным fleissig («прилежный») [10].
3. Fleissiger Spaten ist immer blank (букв. «Старательная лопата всегда блестит») [11, с. 547]. Данная поговорка сообщает не только о присутствии трудолюбия у субъекта, но также указывает на то, как следует относиться к инструменту.
Говоря о лени как о девиации, мы опираемся на значение понятия «лень» — ‘отсутствие желания действовать или делать что-либо’ [3, 6, с. 160]. Таким образом, ленивый человек характеризуется как ‘не желающий работать, праздный’ [3, 6, 154]:
1. пфальц. Ein Faulenzer esch schneller bei de Kripp as bei de Schippe (букв. «лентяй быстрее работает у кормушки, чем у лопаты») [16]. Очевидно, что имеет место характеристика ленивого человека в двух разных обстоятельствах. При этом, оставаясь девиантом в труде, в другой сфере он не является таковым.
2. Nimm die Schaufel in die Hand! (букв. «Бери лопату в руки!») ‘Принимайся за работу!’ [13, c. 189]. Данное сочетание является призывом к любому человеку, не только девианту по признаку лени. Однако в приказе обозначается самый распространенный вид работы с типичным инструментом. Очевидно, что сочетание проходит метафоризацию и указывает на выполнение любой работы.
3. Die Schaufel macht keinen Bauer, die Lanze keinen Ritter (букв. «Лопата крестьянина не делает, как и копье рыцаря») [16]. В последнем случае имеет место сравнение разных видов деятельности. При этом во всех случаях указано, что наличие инструмента не приписывает человека к классу людей, владеющих данным инструментом.
4. sich an der Schippe festhalten (букв. «держаться за лопату») ‘лениво работать’ [14, c. 778]. Очевидно, что если человек только держится за лопату, значит, он ничего не делает, использует инструмент не по своему назначению.
Практически в любой культуре у каждого инструмента есть своя область деятельности и свои возможности, в рамках которых он может многое, и в то же время он ограничен ими. Поэтому когда инструмент используется не по назначению, человек действует вопреки правилам использования инструмента. Таким образом, можно говорить о девиации, поскольку труд в таких условиях невозможен. В особенности это касается субъекта, обладающего узкой специализацией. При этом попытка сделать что-либо ему несвойственное, с одной стороны, может привести его к девиации, с другой стороны, подчеркнуть ограниченность человека в труде и, как следствие, низкую эффективность:
1. Wer mit der Schaufel arbeitet, kann keine Seide spinnen (букв. «Тот, кто работает лопатой, шелк прясть не умеет») [16].
2. Wer die Schaufel eine Schüppe nennt, wird damit auf den Kopf geschlagen (букв. «Кто называет лопату заступом, того побьют ею по голове») [16]. Ограниченность субъекта в данном случае представлена как незнание человеком инструментов и их назначения. Последнее может привести к неправильному обращению с инструментами и, как следствие, к нарушению в труде.
Таким образом, мы приходим к следующим заключениям. Дериваты лексем die Schaufel/die Schippe в большинстве случаев представляют собой устойчивые сочетания или поговорки, в которых девиация представлена намного шире, чем это предполагает социологическое толкование понятия. Кроме того, обращает внимание антропоцентричность большинства дериватов. Последняя проявляется следующим образом. Во-первых, достаточно активно используется метафора «предмет-лицо», где человек уподобляется инструменту. Таким образом, характеристики инструмента — это характеристики человека, им владеющего. Во-вторых, определенный ряд дериватов, указывает прямым или косвенным образом сообщает причинно-следственную связь. Последняя сообщает, что все последствия каждого поступка зависят от человека.
Список литературы:
- Балк Е.А. Леменёв М.М. 1500 самых нужных фразеологизмов немецкого языка: справочник / М.М. Леменев, Е.А. Балк. М.: изд. НЦ ЭНАС, 2006. — 272 с.
- Болдырев Н.Н. Концепт и значение слова / Н.Н. Болдырев // Методологические проблемы когнитивной лингвистики Воронеж, 2001. — С. 25—36.
- Большой академический словарь современного русского литературного языка: В 17 Т. / Отв. ред. В.И. Чернышев. М.: Изд-во Академии Наук СССР, 1950—1965.
- Павиленис Р.И. Проблема смысла. Современный логико-философский анализ языка / Р.И. Павиленис. М.: Мысль, 1983. — 286 с.
- Самыгин П.С. Девиантное поведение молодежи / П.С. Самыгин. Ростов-н/Д.: Феникс, 2006. — 440 с.
- Скорнякова Р.М. Концепт «труд» в немецкой языковой картине мира: учеб. пособие / Р.М. Скорнякова Кемерово : Кузбассвузиздат, 2006. — 188 с.
- Социальная философия: Словарь / Отв. ред. В.Е. Кемеров. Екатеринбург, Деловая Книга, 2006. Изд. 2-е, испр. и доп. — 624 с.
- Социология: Энциклопедия / Отв. ред А.А. Грицанов. Мн.: Книжный Дом, 2003. — 1312 с.
- Стернин И.А. Методика исследования структуры концепта / И.А. Стернин // Методологические проблемы когнитивной лингвистики Воронеж, 2001. — С. 58—64.
- ABBYY Lingvo 12 [Электронysq ресурс]. — 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
- Beyer H. und A. Sprichwörterlexikon / A. u. H. Beyer. Leipzig, VEB bibliographisches Institut, 1984. — 712 S.
- Blasi C. [u. a.]. Das große Wörterbuch der deutschen Sprache DUDEN [Электрон. ресурс]. Österreich, Bibliographisches Institut & F. A. Brockhaus AG, 2001. 1 электрон. опт. диск (CD-ROM).
- Graf A. E. Russische und deutsche idiomatische Redewendungen / А. E. Graf. Leipzig, Enzyklopädie, 1969. 7. Aufl. — 224 S.
- Küpper H. Pons-Wörterbuch der deutschen Umgangssprache / H. Küpper. Stuttgart : Klett, 1993. 1. Aufl., 5. Nachdr. — 959 S.
- Pfälzisches Wörterbuch. Begründet von Ernst Christmann. [Электронный ресурс]. — Режим доступа. — URL: http://woerterbuchnetz.de/PfWB/.
- Wander K.-W. Deutsches Sprichwörter-Lexicon von Karl Friedrich Wilhelm Wander. [Электронный ресурс]. — Режим доступа. — URL: http://woerterbuchnetz.de/Wander/
дипломов
Оставить комментарий