АВТОРСКАЯ ПЕРЕРАБОТКА ФОЛЬКЛОРА: БЫЛИНЫ КОНСТАНТИНА ДМИТРИЕВИЧА БАЛЬМОНТА

Интерес к народной теме возникает с появлением романтизма, его неудовлетворенностью в реальной действительности – стремлением уйти в идеальный мир мифа, что, безусловно, верно. Однако следует указать еще вернее, что обработка фольклора начиналась до романтиков: с написания в 1761 году Маферсоном «Поэм Оссиана». Но это на западе. Для отечественной литературы фольклор открыли именно романтики. Достаточно вспомнить «Светлану» или «Людмилу» В.А. Жуковского, «Песнь о Вещем Олеге» А.А. Пушкина, «Песнь о Купце Калашникове» М.Ю. Лермонтова. Все же я склонен утверждать, что настоящая переработка фольклора связана с именем К.Д. Бальмонта. Мне, безусловно, можно возразить, указав на те же произведения, обозначенные выше, но если обратиться к этим текстам нам станет ясно, что это, лишь подражание фольклору, но никак не его переработка.

Славянский фольклор находит свое отражение у К.Д. Бальмонта, в книге «Жар-Птица. Свирель славянина» [3, с. 473] (1907 г.). Она состоит из стихотворения-вступления («Жар-Птица») и глав: «Ворожба», «Зыби глубинные», «Живая вода», «Тени богов светлоглазых». Каждой главе соотнесен драгоценный камень или минерал: хризолит, горный хрусталь, красный рубин, изумруд соответственно. Тематика глав охватывает весь славянский фольклор и захватывает часть мифологии. Так «Ворожба» посвящена различного рода заклинаниям, «Змеи глубинные» - народным преданиям, «Тени богов» - мифам. В данной работе мы ставим цель рассмотреть главу «Живая вода», посвященную в  большей части былиной тематике, чтобы сопоставить ее с народными былинами, и определить, какие мотивы мог преследовать Бальмонт, переделывая их, а так же выявить своеобразие бальмонтовского фольклора.

Важно сразу отметить, что мы будем говорить не только о былинах, но и о стихотворениях (балладах), имеющих у Бальмонта былинную основу. Таким образом, объектом нашего исследования выступят семь текстов Бальмонта («Светогор и Муромец», «Светогор», «Вольга», «Поток», «Соловей Будимирович», «Садко», «Чурило Пленкович») и также семь стихотворений («Волх», «Микула Селянинович», «Исполин Пашни», «Две реки», «Хвала Илье Муромцу», «Отшествие Муромца», «Целебная кринца»). [3, с. 473-524].

Если не говорить об отличиях народного варианта от авторского текста в области стилистики, то первым что меняется в переработке – образ героя былины, богатыря. В частности, исчезают некоторые его фольклорные идеализированные черты, которые отражали мировоззрение народа – можно говорить о демифологизации. Богатыри в пространстве былины обычно понимались как несколько отличные от людей, обладающие недюжинной физической и магической силой. Стоит отметить, что с изменением героя былины меняется и сюжет былины, и ее смысл.

Однако у Бальмонта в стихотворении «Волх» происходит совершенно другой процесс, отличный от демифологизации:  Волх, он же Вольга, выступает прародителем славян, то есть, если говорить в мифологической традиции, – первопредком [5, с. 174-175]. В фольклорной былине мы бы имели только предположения по такому поводу, ведь, как нам известно, Волх обладает оборотническими способностями [9, с. 39-44, 4, с. 112-113], то есть – главной тотемистической чертой. На это указывает в работе «Первобытная мифология» Леви-Брюль, ссылаясь на «The Arunta» Спенсера и Гиллена, что основная идея тотемизма – вера в способность превращения животного/растения в человека [5, с. 110]. Бальмонт выносит это на первый план, говоря открыто: «Мы Славяне – дети Волха...». Так же генезис богатыря указывает на возможность того, что ранее он в представлении славян был культурным героем: в фольклорном и авторском варианте с рождение связанны природные изменения, что понималось В.Я. Проппом как символическое обретение славянами навыков охоты и рыбалки [8, с. 71-72].

Волх не популярный богатырь: певцами сюжет былины обычно исполнялся не до конца, то есть только о волшебном рождении Волха от Змея, избегая пения о походе на Индию/Турецкую страну/Золотую Орду. Это связанно, по мнению Проппа с тем, что эта часть демонстрирует архаическую жестокость по отношении к другому племени (исторические названия позднее наложение): поход носит хищнический характер, и на более поздних этапах понималась народом как отрицательное явление [8, с. 73-75]. К тому же исследователи склонны считать, что дружина Волха больше напоминает шайку разбойников. Бальмонт сохраняет элемент похода, но заметно сглаживает жестокость фольклорного варианта: если в былине «режут старого и малого», а вражьему царю проламываю голову [9, с. 39-44; 4, с. 795-799], то в авторской переработке это нет совершенно.

Весьма интересно изменение образа Святогора, в первую очередь это касается его имени: Бальмонт делает его Светогром. В фольклорной традиции имя богатыря отражает то место, где он живет – Святые Горы, что, несомненно, противопоставляется Святой Руси. Однако у Бальмонта изменение убирает «святость», что снижает контраст с Русью, но сохраняет антитезу «свет – тьма». К слову есть теория, по которой Святые Горы – загробный мир или, по крайней мере, не мир людей. Ведь главным признаком Святогора является гигантизм, то есть это рассматривается даже не как стилистическая особенность былины, а как отнесенность его к великанам, которые практически всегда противопоставлены людям. Собственно, Бальмонт убирает черты богатыря титана, это ведет к тому, что в сюжете с Ильей Муромцем исчезает элемент с карманом, в который Святогор ловит святорусского богатыря [7, с. 563-454; 4, с. 90-99].

Смерть Светогора изображается Бальмонтом близко к фольклорному источнику, однако изменены некоторые детали. В частности, вместо деревянного гроба – золотая гробница. Символика золота появляется не случайно. Ведь золото в древности связывалось с царством мертвых [2, с. 23], а гробница, может пониматься как вход в такое царство. Тогда уже совершено не странно, что богатырь не может оттуда выйти, и уж тем более, если это таков «подземный приговор» [3, с. 506]

Мы уже затронули образ другого русского богатыря – Ильи Муромца. Он появляется в одной былине, указанной выше, и в стихотворениях балладного характера, однако в них образ не подвергается значительному изменению. Так как в стихотворениях он полностью сохраняет элементы фольклорной основы, правда, без эпической составляющей, по причине того, что Бальмонт как поэт-символист в первую очередь интересуется трагическим, субъективным миром героя. То есть Бальмонт, не столько меняет фольклорные элементы, сколько привносит новые для создания «чистого» и при этом «живого» образа богатыря. Так же, как и Илья, минимальному изменению подвергается Микула Селянинович: его образ, вечно крестьянствующего богатыря сохранен Бальмонтом в одноименном стихотворении.

Былина о Соловье Будимировиче в исполнении Бальмонта интересна тем, что она единственная имеет в себе элемент, заимствованный из другой былины: корабль «Сокол», который встречается в фольклорных вариантах былины «Илья Муромец с Добрыней на Соколе-корабле» [10, с. 154]. Его фольклорное описание является самым полным описанием боевого корабля (ладьи) той эпохи, причем оно практически сохраняется Бальмонтом. Но есть веские предположения, что корабль мифологичен – богатыри ходят на нем по водам Руси и обороняют ее от турок (при этом мы учитываем, что враг, это позднее наложение, а богатыри уже имеют генезис из мифа), то можно думать о типологической схожести с египетским мифом о лодке бога Ра, на которой он защищает мир от Тьмы.

Однако примечательно не только появление «Сокола», но то, что в авторской былине о Соловье Будимировиче корабль не является боевым - Бальмонт делает его купеческим, что противоречит оригиналу, так как Соловей идет именно на боевом корабле с дружиной [4, с. 952-955]. То есть, как мы видели ранее, происходит сглаживание военных и жестоких составляющих. В остальном же, былина сохраняет свою тематику.

Практически неизменным сохраняет Бальмонт образ Михайло Потыка – он лишь выбирает для повествования сюжет, записанный Киршей Даниловым [9, с. 148-155]. Этот вариант меньше по объему и в нем элементы негативного порядка явлены в меньшей степени: например, в былине, которую записал Гильфердинг [4, с. 47-68.], четко прослеживается цель ведьмы, обернувшись змеем погубить богатыря. Бальмонт сохраняет мотивировки Лиходеевны убить богатыря, однако, это не заметно на первый взгляд – читатель будет думать, что здесь в некоторой степени присутствует куртуазная любовь. Что не характерно для данной былины (не смотря на ее сказочную компоновку), но и для былин вообще. Ведь в эпосе нет места для любовной нежности – это дает нам веские основания предполагать, что мотив внесен Бальмонтам намеренно из средневековой рыцарской литературы.

Былина «Садко» сохраняет свое содержание в большей части, однако лишается христианских вставок, что незначительно меняет сюжет. То есть, исчезает элемент с Миколой Можайским. Причина, по которой это необходимо Бальмонту фабульно мотивированна: святой требует от Садко «не прелюбодействовать» [4, с. 640-657], что явно лишает сюжет возможности развить элемент эротической любви, что, собственно, и нужно Бальмонту. Сам Садко сохраняет свой фольклорный образ, имеющий мифологическую основу,– богатыря-шамана.

Как можно было заметить в предыдущих двух былинах, Бальмонт добавил элемент куртуазной и эротической любви, что, опять же, как ранее и было упомянуто, не характерно для героических былин и былин со сказочным содержанием, однако, фольклор располагает и былинами «заветного» характера. «Чурила Паленкович» былина, созданная Бальмонтом из двух народных былин: «Чурила Пленкович и князь Владимир», «Чурила Пленкович и Катерина» [4, с. 1065-1068], однако в центре повествования находится сюжет последней былины, то есть измена Катерины с Чурилой, пока ее муж Бермята находится на службе в церкви. И может показаться, что Бальмонт только создает более изящную форму для былины, убирая несколько анекдотичные диалоги (стоит еще добавить, что есть схожесть с сюжетом о «злой жене»), но фольклорные варианты былины всегда заканчивались гибелью богатыря от руки мужа Катерины, вернувшегося по совету служанки, авторская же былина на этом не заканчивается – Чурила оказывается жив. То есть Бальмонт, продолжая былину, смягчает элемент того же негативного порядка.

Рассмотрев некоторые измененные элементы былин, мы можем говорить о процессе, который в них произошел. Процесс, сопутствующий переходу из крестьянской среды в городскую, современную, ликвидирующий и преобразующий элементы негативного и низшего порядка, - процесс эстетизации. Критик Амфитеатров в своей статье утверждал, что интерес к фольклору у Бальмонта идеалогизирован и вызван увлечением политикой, а именно политикой эсеров; так же Амфитеатров не видел большого значения в преобразованиях фольклора, утверждая, что следовало бы создать, что-то новое и на свой лад, он пишет: «Бальмонту хочется не современность найти в древнем сказе, но древний сказ навязать современности...» [1, с. 61]. Отчасти это было бы верно, но я все, же склонен утверждать, что за процессом эстетизации кроется желание не сколько «навязать», сколько популяризировать русский фольклор, а с ним и былины. Ведь если обратить внимание, то можно заметить, что русские фольклор и мифология (хотя бы в восстановленном варианте) на современном этапе, как собственно и в 1900-ых, мало знакомы обывателю.

Список литературы:

1. Амфитеатров А.В. Собрание сочинений в 10 томах. Т.10. Книга 2 – М.: НПК Интелвак, ООО РНТВО, 2003 – 532 с.
2. Агранович С.З., Конюшихина М.В., Петрушкин А.И., Рассовская Л.П., Стефанский Е.Е. У корней мирового древа. Миф как культурный код. – Самара, 2015 – 448 с.
3. Бальмонт К.Д. Полное собрание сочинений в одном томе. - М., 2011- 473 с.
4. Гильфердинг А.Ф. Онежские былины. - СПб. 1873 – 732 с.
5. Леви-Брюль Л. Первобытная мифология: Мифический мир австралийцев и папуасов. Пер. с фр. Изд. 2-е. – М.: КРАСАНД, 2014. – 256 с.
6. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. – М.: Академический проект; Мир, 2012. – 331 с.
7. Песни, собранные П.Н. Рыбниковым, под ред., Грузинского А.Е., Т.1. - М., 1909 – 512 с.
8. Пропп В.Я. Русский героический эпос.  - М., Государственное издательство художественной литературы. 1958 – 603 с.
9. Путилов Б.Н. и Евгеньева А.П. Древние российские стихотворения, собранные Киршей Даниловым. - М., 1958 – 665 с.
10. Русские былины старой и новой записи. Под ред., Тихонравова Н.С. и Миллера В.Ф. М., 1894 – 304 с.
11. Былины. Подгот. текста и примеч. Путилов Б.Н. – СПб. 1999 – 528 с.